Часть 2 - Глава 5

V

Тридцатое декабря (понедельник) 2013 года было в том календарном году последним рабочим днём. Строго говоря, работали мы и утром вторника, но всем же прекрасно известно, что тридцать первого декабря не работа, а видимость одна, так что вторник можно было и не считать. В понедельник в четыре часа в школьной столовой за сдвинутыми столами собрался трудовой коллектив: традиция, как известно, давняя, советская. Умеренно выпивали, закусывали; «тамада», в качестве которого трудилась новый завуч по воспитательной работе, разбитная тётка средних лет, объявляла подготовленные педагогами «номера», всё непритязательное, самодеятельное, конечно: сценки, или шутливые песенки, или частушки какие-нибудь. Я тоже выступил с номером, а именно прочитал юмореску — образчик армейского юмора, предсказуемо начинающуюся со всем известного «Здесь вам не тут, здесь вас быстро отвыкнут водку пьянствовать и безобразия нарушать», доходящую до сюрреализма в своём абсурде, встреченную одобрительным смехом. Смех смехом, но, надеюсь, факт того, что «здесь вам не тут», все сотрудники ещё раз себе уяснили. Затем включили магнитофон и танцевали. Наша дворничиха в новом откровенном платье, подсев ко мне поближе, откровенно ко мне клеилась: она к середине вечера уже была «хорошей», дошла, иначе говоря, до нужной кондиции. Наконец, всё закончилось, к моему тайному облегчению: утомительны такие сабантуи, а для руководителя — больше всего. Я окликнул свою знакомицу, уже собиравшуюся уходить вместе со всеми:

— Елена Алексеевна! Просьба до Вас будет…

От всех сотрудников мы всё скрывали, и скрывали по Лениному желанию: ей казалось, что наши «отношения» (слово, впрочем, слишком торжественное) для других педагогов станут предметом зависти. Кто знает, может быть, и не вовсе она была неправа… Дождавшись, пока все разойдутся, мы молча вышли из школы, сели в мой автомобиль. Я захлопнул двери, но зажигание не включил, а спросил напрямую:

— Вы где проводите Новый год?

— С родителями…

— А не хотите со мной?

— Я почему-то думала, что Вы предлóжите, — призналась девушка. —  Спасибо, Владимир Николаевич! Но не знаю, насколько прилично… И кроме того…

— И кроме того, Вы меня побаиваетесь до сих пор, — закончил я.

— Нет! То есть…

— Я не предлагаю Вам оставаться наедине со мной, — поспешил я пояснить. — Я сам собирался поехать к маме: у неё будут другие родственники…

Лена слегка посветлела лицом. Вот снова вернула себе озабоченно-жалобное выражение:

— Но ведь она… меня не приглашала?

— Нет, отчего! Она Вас будет рада увидеть. Я об этом специально спрашивал.

— Мне неловко, Владимир Николаевич, но если Вы считаете, что это можно…

— Считаю. Только если Вам самой не хочется…

— Хочется, — тихо сказала Лена. — А я вот ещё о чём подумала: не покажется Вашей маме странно, что Ваша… девушка (она это слово выговорила с трудом и тут же покраснела), если, конечно, это слово уместно, Вас называет по имени-отчеству и на «Вы»?

— Мне и самому это кажется странным.

— Да, Вы говорили… Но как же по-другому! Это ведь будет фамильярно очень…

Она так забавна была в своей серьёзности, что я наклонился и быстро чмокнул её в щёку. Лена подняла на меня глаза.

— Это тоже было фамильярно, — сказала девушка, но не с упрёком, а почти с нежностью. — Хорошо, я попробую Вас… тебя называть по имени. Я ещё потренируюсь…

Вот так получилось, что в последний день старого года я ожидал Лену в автомобиле у подъезда её дома. Она выпорхнула из подъезда наконец, маленькая, забавная. Волосы она завила, губы тронула губной помадой. «Рабочая пчёлка стремится быть женственной, и это так трогательно, — подумал я с умилением. — Пока ещё у неё не очень получается, но ведь получится рано или поздно…» Я её почти любил.

Мы обменялись приветствиями, Лена, покраснев, подставила мне щёку для поцелуя (уже не противится этому, не дичится, отметил я в уме. Как славно.) Пока девушка копошилась с ремнём безопасности, я для верности набрал мамин номер телефона: я хотел быть уверен в том, что она уже дома или на пути домой.

— Мы едем, а ты как? — весело спросил я в трубку.

«И мы едем, через полчаса уже будем», — весело ответили мне.

— Кто это “мы”? — настороженно уточнил я.

«Мы с Оленькой, невестой твоей! Ку-ку, Володя! Ты не заболел часом?»

— Что?! — вскричал я. — Приехали, так… Лена, дорогой человек, посиди в машине, пожалуйста…

Я выскочил на мороз и, отойдя шагов на тридцать от автомобиля, чтобы меня наверняка нельзя было услышать, принялся со сдержанными раздражением выговаривать:

— Я ведь тоже…  Ты, надеюсь, не через громкую связь разговариваешь со мной?

«Нет, не волнуйся: она на заднем сиденье заснула, спит как сурок, потешная такая… Ты… ты, видно, тоже с девушкой едешь, угадала? С той, другой?»

— Браво, мама, бинго! — крикнул я.

«Ну, послушай, мне-то откуда было знать? — звучал в трубке насмешливый голос мамы. — У большинства нормальных людей одна невеста, а не две. Я-то в чём виновата, скажи на милость?»

Выяснилось, что обе в пору хлопот о новогодних подарках встретились на рынке, и мама в простоте душевной пригласила Олю к себе на Новый год, ведь «Володя наверняка приедет», а ей, Оле, без меня будет скучно. Мама была уверена, что Оля меня об этом предупредила.

— Нет, решила преподнести сюрприз, — буркнул я.

Надо было срочно изобрести что-то, и я предложил первое пришедшее в голову:

— Ты можешь сказать Оле, что я приеду с Леной, невесткой?

«Какой ещё невесткой?» — изумился голос в телефоне.

— Невестой брата то есть!

«А у тебя есть брат? В самом деле?» — ситуация маму явно забавляла, судя по этим весёлым ноткам в её голосе.

— Мама, не смейся над старым и больным человеком! — взмолился я. — Невестка, запомни! И не расспрашивай её ни о чём! Кто ещё будет кроме нас?

Ожидали, оказывается, только дядю Колю с сыном, но те должны были появиться не раньше десяти вечера. Да вот ещё Валерия Никитична, мамина подруга, ехала вместе с ней в автомобиле на переднем сиденье и мне передавала привет, но ей мама обещала всё растолковать. Полный нехороших предчувствий, я вернулся в машину. Лена глядела на меня вопросительно и тревожно.

— Будет Оля, невеста брата, — хмуро пояснил я. — А самого брата не будет. Она… ненормальная немного, вот что.

— Вы поэтому… ты поэтому так огорчился?

— Да, да… Ты… её лучше не расспрашивай ни о чём, о брате особенно. Там, видишь, всё непросто…

Лена понимающе, испуганно покивала.

Без четверти семь мы прибыли. Приветствия, объятия, восклицания. Валерия Никитична убеждает меня, что за восемь лет я ни капли не изменился. Я отшучиваюсь. Лаконично представляю девушек друг другу по именам. Мама с трудом удерживала улыбку. Мне, впрочем, было не до смеха. Вот и Оля на Лену что-то с подозрением поглядывает… Всей нашей группкой мы переместились в просторную кухню маминого дома, объединённую с гостиной, и я вздохнул с некоторым облегчением. Оля засуетилась вокруг хозяйки, чтобы помогать ей резать салаты. Мама не возражала; вот и Лене она сунула в руки разделочную доску, та безропотно приняла. Валерия Никитична прикорнула на диване, включив телевизор. Я прибавил у телевизора звук, чтобы в этом предновогоднем гаме все мы поменьше думали и поменьше вопросов задавали друг другу. Присел в кресло, поглядывая в сторону девушек, и принялся строчить сообщение за сообщением Артёму, моему двоюродному брату, которого сегодня вместе с дядей Колей тоже ждали.

Сообщение адресату не доходило: то ли сеть была перегружена, то ли Артём выключил телефон. Вот ещё несчастье! Выйдя в коридор, я постарался ему позвонить. Так и есть: «Аппарат абонента выключен или находится…» А ведь приглядчив мой двоюродный брат, его профессия обязывает! Вот он удивится тому, что у меня, оказывается, ещё и родной брат имеется… А стрелки часов меж тем неумолимо двигались.

Надо бы сегодня во всём признаться, вот что, думалось мне. Но… когда? Сейчас?! Нет, дорогóй мой, признаваться надо было раньше, а теперь скандала не избежать. И кроме прочего: признаваться ведь означает, что надо расставаться с одной из двух? А с какой? Прямо чистой воды «Приключения капитана Врунгеля» выходили у меня, где, как мы помним, незабвенный мореплаватель долго мучился, какого из двух петушков, оставшихся на судне, резать на суп: беленького или чёрненького? Помнится, судовой помощник Лом ему безапелляционно тогда заявил: режьте чёрненького, Христофор Бонифатьевич! Что ж: и мне, получается, «резать чёрненькую»? Но ведь и «чёрненькую» почти так же, как «беленькую», по-человечески будет жалко. Ах, что же я, болван, сижу! Надо предпринять что-то, иначе катастрофа случится, и не будет тебе ни чёрненькой, ни беленькой, остолоп ты несчастный!

За несколько минут я разыскал в Сети приложение, имитирующее звонок на телефон. Установил его и решительно нажал кнопку. Телефон затрезвонил через пару секунд.

— Да! — крикнул я в трубку, так что задремавшая было Валерия Никитична даже проснулась. — Да, слушаю. Да, директор. Что-о?! Что Вы говорите?! И давно?! Понял. Спасибо.

Подошёл к обеденному столу, тяжело ступая, сел на один из стульев и выдавил из себя с мрачным лицом:

— В школе какая-то беда, сторожу «Скорую» вызвали. Не понял, что именно стряслось.

Предлог был так себе, но другого я не изобрёл. Пусть тот, кто сумеет, придумает лучше. Только вот лучше всего никаких предлогов не сочинять, а просто не допускать таких скверных оборотов жизни. Крепки мы задним умом, что тут скажешь… Все три женщины, оторвавшись от своих дел, тревожно на меня уставились.

— Надо ехать, — подытожил я.

Мама огорчённо пожала плечами: ей совсем не нравилась ситуация, но перечить мне она не решилась.

— Я… я, наверное, тоже с тобой? — робко подала голос Лена. Я благодарно ей покивал: не предложи она, я бы и сам её попросил.

— Зачем тебе ехать? — с удивлением и лёгкой неприязнью в голосе спросила Оля. — Думаешь, без тебя там не справятся?

— Как? — беспомощно удивилась моя сотрудница. — А как же иначе…

Я меж тем, желая поскорей положить конец разговорам, поскорей натягивал в коридоре куртку и из коридора поманил Лену к себе рукой. Та, кивнув, уже послушно бежала по коридору.

Я завёл автомобиль, открыл ворота, вновь сел за руль — и задняя дверь хлопнула: Оля. Шустра до чего, ты погляди…

— Я с вами, ребята! — крикнула моя «невеста номер два». — Вы ведь не против? Подумайте: я ведь здесь без вас с тоски помру!

Мне оставалось только стиснуть зубы. Не иначе, как почувствовала что-то Оленька.

Я давил на педаль газа, а девушки на заднем сиденье обменивались осторожными репликами, от которых меня бросало в холодный пот.

— Тебе правда нужно было остаться, Лен! — рассудительно отвесила Ольга.

— Но ведь я тоже сотрудница…

— Да?! Так тебя Володя по знакомству, что ли, устроил, как родственницу?

— Родственницу?!

— Ну да, будущую. Или я что-то не догнала?

Они вдруг перешли на английский, думая, что я его не знаю (я знал, хоть и не в совершенстве). Эти английские фразы, эти смешки, это зазвучавшее в голосе возмущение — всё было очень скверным. У меня, верно, даже затылок от напряжения взмок.

— Поня-ятно всё теперь, — протянула Оля, вновь по-русски, и обе молчали всю оставшуюся дорогу до моей городской квартиры.

— Володя, мы обе поднимемся, — сказала Оля, когда я припарковал машину у подъезда. Не спросила, а сообщила о своём решении.

— Конечно, что уж там, — буркнул я.

Все мы прошли и расселись у меня в кухне на стареньких табуретах. Все всё понимали, а кому теперь начинать говорить, было неясно, непонятней же всего было, о чём сейчас говорить.

— Скажи нам хоть что-нибудь! — предложила Оля наконец.

— Я не знал, что так выйдет, — хмуро пояснил я. — Само как-то сложилось. Вечно я так жить не собирался, не думайте.

— Меня, значит, на Новый год ты не пригласил? — с неприязнью уточнила Оля. — Выходит, я сама, дура, виновата, что напросилась?

Я пожал плечами.

— Я никого не держу, — добавил я с подобием раскаяния. — Вы обе обижены, наверное, поэтому делайте, что находите нужным.

— Очень благородно! — иронично прокомментировала Оля. — «Что находите нужным…» Мы теперь должны, видимо, обе уйти, не вынеся такой подлости, да? Ты этого хочешь?

— Я, наверное, действительно пойду, — пробормотала несчастная Лена. Пока ещё транспорт ходит…

Оля смерила девушку странным взглядом. Хотела что-то сказать, но удержалась. Видимо, решила, что проявлять сейчас великодушие к сопернице — себе дороже. Лена между тем очень быстро оделась и вышла, закрыв за собой дверь. Я выскочил за ней.

— Позволь мне хотя бы отвезти тебя домой, — предложил я.

Стоя на лестничной площадке, Лена неслышно плакала, спрятав лицо в ладони. Помотала головой, не отнимая рук от лица:

— Нет, нет! Я вызову такси…

— Я её не ждал, честное слово!

— Да, я поняла… — всхлипнула девушка. — Но ведь ты с ней не прекратил отношения, когда уже со мной… И ты считаешь, так можно? Почему ты… Почему я говорю Вам «ты»? Владимир Николаевич, извините, мне пора!

И Лена была такова. Я вернулся в квартиру с тяжёлым сердцем. Оля, скучая, водила пальцем по узорам на скатерти. Бросила на меня недовольный взгляд.

— Желаешь закатить скандал? — остудил я её раздражение. — Я скандалов не люблю. И, знаешь, не в таких мы близких отношениях, чтобы позволить тебе закатывать скандалы. Не семь лет прожили вместе. Если считаешь, что тебя оскорбили в лучших чувствах, поезжай-ка ты домой тоже!

Оля картинно вздохнула. Подумала ещё немного, помотала головой.

— Да нет, — ответила она с достоинством обиженного человека. — Я не скандалистка: мне, если хочешь знать, вообще всё это противно. Не будем выяснять, кто кого оскорбил, хотя ты держишься так, будто я тебя обидела, и мне непонятно, почему. Ещё и на улицу грозился выставить: вот уж спасибо… Как ты думаешь, хорошо это — меня посылать домой за три часа до нового года? Я родителям что должна буду сказать?

— А Лена что им скажет?

— А Лене твоей раньше надо было головушкой своей думать! И тебе тоже!

— Что значит «раньше думать»? — опешил я. — Я с ней первой познакомился!

— Не надо! Она просто устроилась в твою школу работать, а ты на неё глаз положил. Это не называется «познакомился». Иди, догоняй её! Ещё не поздно!

— Боюсь, что уже поздно…

— То есть я ещё и виновата? — настырно спросила Оля.

Я махнул рукой:

— Никто ни в чём не виноват…

— Ты, выходит, не виноват!

— Виноват, конечно! Только если винить меня в скрытности, в отсутствии искренности — я с тобой не должен был завязывать отношений, при полной искренности-то. Тебе тогда надо было сейчас уходить, а не ей.

— Не вижу связи, — холодно возразила девушка. — У вас с ней до меня как будто что-то серьёзное завязалось, что ли? Ты ей что-то пообещал? Если ушла — значит, и она виноватой себя почувствовала, я так рассуждаю.

— А если просто из деликатности? Не можешь ты себе этого представить?

— Не могу. Значит, наверное, не очень хотела. За счастье люди борются, а само оно не приплывёт.

— Хм, — невесело усмехнулся я. — По твоей логике как раз и выходит, что я не виноват: тоже ведь просто-напросто «боролся за счастье».

— Я тебя особенно и не виню, — согласилась девушка. — Мужская природа, всё ясно… Да… — Она вновь вздохнула. — Мы, наверное, эту историю ещё не раз вспомним…

— Звучит как «Я не раз ещё тебе припомню…».

— «Вспомним», я сказала, а не «припомню».

— Как ты быстро женщиной стала, Оля…

— То есть? — она бросила на меня тревожный взгляд. — Ты в каком смысле? В… медицинском?

— Нет, в психологически-бытовом…

— Потому что если в медицинском, то да: я ведь тебе рассказывала, у меня уже были отношения раньше. Это на случай недоразумений, претензий всяких нелепых… Ну что: будем продолжать ссориться? Или как? Побежишь за своей Леночкой?