Лос-Анджелес. Наши дни.
Марк
Я смотрю, как волны неспешно и вальяжно накатывают на берег, снисходительно бросая брызги мне в лицо. Сегодня океан молчалив и спокоен: голубая гладь до самого горизонта, и непонятно, где заканчивается океан, и начинается небо. Я прихожу сюда каждый день на закате, чтобы застать момент, когда огромный огненный шар, проделав свой долгий путь, устало растворяет лучи в темнеющих водах, окрашивая их алыми и бордовыми разводами. Небо величественно пылает, я поднимаю голову, завороженный, очарованный, ощущая, как прохладный ветер треплет мои волосы, пробирается под футболку, оставляя соль на губах. И в этот момент, я чувствую себя почти счастливым. На меня накатывают вдохновение и трепет, которые требуют выхода, поэтому иногда я беру с собой ноутбук и пишу историю о том, как много лет назад полюбил девочку, которой было всего четыре года. Я пишу историю о своей первой любви, меняя места, имена, события, города и страны, оставляя главное – наши мечты, чувства, встречи и расставания. Я ищу ответ за каждой новой строчкой, каждым новым прожитым днем в нашем далеком прошлом. Мог ли я успеть, или у нас изначально не было никакого шанса? Была ли наша любовь иллюзией, мечтой, которой не суждено было сбыться?
Если бы мы были настоящими, то выстояли. Разве нет? Я знаю, что пройдет несколько лет, и все случившееся с нами покажется сном, размытым воспоминанием
«Я был ее первой любовью, а она – моей единственной».
Конец.
Прошло два года с тех пор, как я завершил написание своей нелегкой исповеди. Я продолжаю возвращаться на пляж, где провел огромное количество часов, набирая текст, и, глядя на загорающийся рассвет, на волны, с остервенением бьющиеся о берег и на алые всполохи в светлеющем небе. Я прихожу сюда ранним утром или на закате. Полной грудью вдыхаю соленый свежий ветер, а затем перечитываю обжигающие душу строки снова и снова. В них вся моя жизнь с того момента, как я помню себя и до того, который предпочел бы забыть. Мое неуемное стремление жить быстро, ярко, на грани эмоций привело к неутешительному финалу — я везде опоздал и больше не верю, что для меня существует пресловутая чистая страница, новый этап или второй шанс почувствовать себя цельным. Я погружаюсь в воспоминания, которые не отпускают, не дают покоя, а после с разбега бросаюсь в бушующие или смиренные волны океана, чтобы смыть наваждение, одиночество, горечь и пустоту в разбитом сердце.
Я придумал собственный способ священного крещения и отпущения грехов. Океан ревел или шептал, качая меня, позволяя на мгновение забыться, очиститься от воспоминаний, в которых хранится так много всего и ничего правильного.
Написав финал своей личной трагедии, и, поставив жирную точку в прошлом, я никак не мог предположить, что эпилог моей истории станет прологом для новой….
Кэрри Лос-Анджелес. Восемь лет назад. – Выпрыгивай, черт бы тебя побрал, – орет в рупор постановщик трюков Джош Каперски на каскадера, который находится в горящей машине, несущейся на полном ходу по оцепленному участку трассы. Окаменев от ужаса, я едва не пролила на себя кофе, неотрывно наблюдая за разворачивающейся сценой. Многочисленные камеры одновременно со мной улавливают момент, когда рисковый парень выскакивает из автомобиля. Кувырнувшись в воздухе, он приземляется на ноги и неторопливой походкой направляется в сторону съёмочной группы. Его специальный костюм продолжает гореть, пока ребята из технического отдела бегут к нему с огнетушителями. Когда огонь полностью сбивают, каскадер снимает маску и невозмутимо улыбается пребывающим в шоке зрителям. Я с облегчением выдыхаю, поняв, что опасность миновала, а съёмочная группа оживает, начиная свистеть и аплодировать.— Шевели своей жирной задницей, к
Марк — Стоп! Снято! — услышав до боли знакомую команду, я инстинктивно застываю, чувствуя несвойственную мне неуверенность. Камеры разъезжаются и гаснут. Актёры устало выдыхают, к ним со всех ног несутся визажисты, чтобы поправить грим и убрать блеск с лица. На съёмочной площадке царит привычная нервная суета и беготня, а мне до жути хочется развернуться, чтобы свалить на хрен, пока рассевшийся в кресле Роберт Мейн не заметил скандального экс секс-символа.— Полное дерьмо. Пять минут на перерыв и снимаем заново. Марго, с такой кислой физиономией тебе только продавщиц хот-догов играть. Курт, сделай уже что-нибудь со своими руками. Они явно тебе сегодня мешают. Мы, бл*дь, не «Пиноккио» снимаем, а что за уроды в массовке сегодня? Эрика, нельзя экономить на лицах. Замени быстро! — Мейн как всегда щедр на критику, которая льется из него как из рога изобилия. Я много лет с ним проработал и ни разу не слы
Неделю спустя Марк Вечер проходит по обыденной будничной программе, в излюбленном баре, где нас узнают уже с порога. Сегодня смена Салли, и она принимается обслуживать наш столик с завидным рвением. Завтра предстоит отработать сложную трюковую программу, и от пива или чего покрепче парни решили воздержаться. Поэтому черноглазая Салли сегодня угощает нас исключительно кофе и здоровой пищей, слегка охерев от нашего выбора. Пару раз бедняжка даже переспросила, решив, что ей послышалось. После небольшого недоразумения с Ари, я спустя пару дней все-таки натянул Салли, не выходя из бара. Туалетные кабинки в помощь. Неудобно, но, если очень хочется, то почему бы нет. Кстати, Ариана после нашего горячего рандеву на пляже куда-то пропала. Заказов для нее не появилось, и я не звонил, но обычно она дает о себе знать каждый день, а тут тишина. Я не то, чтобы переживаю или соскучился по своей безумной подружке, просто мне не очень понра
Марк «Если бы мы были настоящими, то выстояли бы. Разве нет?Я знаю, что пройдет несколько лет, и все случившееся с нами покажется сном, размытым воспоминанием. Я был ее первой любовью, а она – моей единственной».Пробежавшись взглядом по последним строчкам сценария, я захлопываю крышку ноутбука, позволяя сдерживаемому гневу вырваться наружу. Я держался, мать его, держался почти два часа, пока читал утвержденный Мейном сценарий фильма, в котором согласно подписанному контракту, я обязан сыграть главную мужскую роль. Он выслал мне его на электронную почту с официальным пояснением того, что корректировки рассмотрены не будут, и мне предоставлена конечная версия сюжета.Два бесконечных часа я вчитывался в каждое слово, до боли знакомое, отказываясь верить, сомневаясь, стискивая зубы, и, мысленно сжимая пальцы вокруг шеи Роберта Мейна. Я душил его на каждом переворачивающем мою душу событии,
АриПожалуйста, Ари… Здесь кто-то есть. Он нашел нас… Мои пальцы нервно дрожат, и я сама начинаю трястись как в лихорадке, запуская сообщение в третий раз. Ужас, страх, отчаяние звучат в срывающемся голосе. Каролин… Черт. Я не должна была оставлять ее одну. Мое сердце бешено колотится, грудь начинает саднить от резкой боли, в глазах темнеет. Я с трудом осознаю происходящее, поддавшись панике, все глубже погружаясь в шоковое состояние. Я могу отрицать, искать объяснения, прятать голову в песок, притвориться, что ничего не случилось, но это не сработает, не поможет. Выронив телефон, я запускаю пальцы в свои волосы, нервно дергая их в попытке через физическую боль вернуть себе концентрацию мысли.— Во что вы вляпались, девочки? — произносит надо мной суровый сдержанный голос Марка Красавина. Я совсем забыла, что он тоже здесь. Вскидывая голову, смотрю на него слепым взглядом. Его черты ра
Марк Выехать из ЛА в Москву оказалось не так-то просто. На оформление разрешения для Арианы потребовалось дополнительное время. Выбрав туристическую визу, и заплатив агенту за скорость, нам удалось решить вопрос в течение суток. Я не мог не спросить у Ари каким образом зловещий Тимур Амиев мог вывезти Каролин в Россию, минуя подобный этап, и ответом, разумеется, было: «за деньги можно все». Возможно, хотя и сомнительно. Попахивает бредом, причем откровенным. Если Каролин Симон похищена и удерживается силой, то вывезти из Америки с мешком на голове смог бы исключительно наследный арабский принц. Русской мафией давно и упорно пугают американских граждан, выпуская в прокат бесконечные шпионские фильмы со свирепыми русскими, но я в эти байки из склепа слабо верю.В общем, история становится все более темной и странной. Я начинаю всерьёз думать, что обращение в полицию было бы оправданным и мудрым решением, но видит Бог, Марк Красавин и м
Марк Ари все еще дуется и выглядит как нахохлившийся воробей, когда мы поднимаемся по ступеням к подъезду. Я раздражен не меньше ее, мягко говоря, неадекватным поведением. Сердиться надо мне, а не ей.— А если этой Стеллы нет дома? — подает голос Ариана в тот момент, когда я нажимаю номер квартиры на домофоне.— Не этой. Имей уважение к моим близким, Ари, — отзываюсь я, пытаясь не сорваться на грубость. — Сейчас выясним, дома Стелла или нет.После нескольких скрипучих механических гудков, раздаётся автоматический щелчок открывающегося замка. Стелла, как обычно, пренебрегает мерами предосторожности. Или кого-то ждет. Пожав печами, я дёргаю на себя ручку и пропускаю Ари вперед.— Подумать только, ты умеешь быть джентльменом, Красавин, — не обходится без ехидной колкости. Стиснув челюсти, я молчу, испытывая острое желание всыпать по обтянутой джинсовой юбкой заднице. В лифте мы молчим, не гля
Марк— Я, пожалуй, тоже выпью, — тряхнув головой, Стелла встает и, взяв для себя стакан, наливает в него виски. Разбавляет колой. — И жалко их обеих, и зла не хватает.— Я видел фотографию Каролин и, знаешь, я ее вспомнил. Она часто бывала на съемках, приносила мне кофе, но мы не разговаривали толком. Один раз только, за пять минут до того, как я разбился.— И никому тогда ни слова не сказал, ни письма, ни звонка. Мы даже не знали, что ты целый год восстанавливался, — отчитывает меня Стелла.— Если бы тогда выпил этот гребаный кофе, то может быть и не разбился бы…— Ну да, ищи теперь во всем мистику и знаки судьбы, — скептически фыркает Стелла. — Слушай, с Ари понятно все, сумасшедшая адреналинщица, а сценарист звучит солидно, — выразительно подмигнув, она коварно улыбается. Выдумщица. Ей везде мерещатся любовные истории.— Престань, &