13

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ 

Мы не виделись целую неделю. На это имелись свои причины. Мой организм, словно саботируя, устроил мне двухдневное расстройство желудка. Ох, это было мне знакомо - подобное уже случалось со мной, когда я очень сильно переживала. Но все равно, для улучшения собственного состояния, я обложилась смектой, морсом и сухарями. Мне не хотелось, чтобы мое недомогание растянулось до дня рождения. Не хотела отлынивать.  

Хоть и боялась.  

Султан спокойно воспринял весть о том, что мы увидимся только в  день моего рождения. Мало того, что-то мне подсказывало, что он в глубине души был рад ему. Было очевидно, что все чаще ему становилось сложнее сдерживать свое желание. Я и сама ощущала невероятную, почти лишающую разума, тягу к нему. А уж как Султану, наверное, было тяжело, мне пока оставалось только догадываться. 

Дважды в день - утром и перед сном, мы созванивались. Звонил всегда Султан. Признаться, после стольких лет наших отношений, было как-то непривычно общаться с Султаном вот так, просто по телефону. Я смущалась, чувствовала напряжение и казалась себя деревянной куклой, которая не могла толком связать пару слов. А после наших недолгих разговоров меня всегда штормило. Я то испытывала невероятный подъем в душе, и готова была свернуть горы, то пронзительную опустошенность, и тогда, единственное, на что я  была способна -  часами лежать на кровати и ничего не делать. 

Но, как бы я себя на ощущала, мой день рождения неминуемо приближался. И я готовилась к нему - собрала сумку вещей (ту самую, с которой ездила в деревню), сложила все необходимые документы, навела в комнате почти идеальный порядок - пропылесосила каждый уголок, и дважды прошлась влажной тряпкой по всем доступным поверхностям. Все эти действия сопровождались моими бесконечными размышлениями - а как же пройдет мой завтрашний день? И каждый раз, когда волнение с головой накрывало меня, я еще интенсивнее налегала на тряпку, словно пытаясь своими действиями отогнать все то, что так беспокоило меня. 

Закончив генеральную уборку, я приняла душ. Мылась, а сама вглядывалась в ванную комнату и понимала - теперь это все уже для меня стало каким-то чужим, что ли. И вроде пока еще здесь не было ремонта (того самого, который планировала мама), и вроде на полках по-прежнему стояли привычные шампуни и гели для душа. И та же фиалковая шторка... но все  воспринималось мной уже по-другому. 

Уже выходя из ванной комнаты, я заметила на кухне маму. По её красивому, ухоженному лицу скользнула грусть, которая совсем скоро скрылась за улыбкой. 

- Дочка, - мама встала на пороге кухни,  - пойдем, чай попьем. 

- Пойдем, - согласилась я. 

Улыбка мамы стала шире. На столе, как на скатерти-самобранке, появились чашечки с чаем, воздушные булочки с ореховой начинкой и пиала с земляничным вареньем. 

- А дядя Саша с мальчишками, разве чай не будут?  

- Попозже, они там хоккей смотрят. А мы пока поболтаем вдвоем, - мама села напротив и окинула меня теплым взглядом, - доченька, тебе завтра 18.  

- Да, я помню, - мои губы дрогнули в нервной улыбке. Опасалась, что мама снова начнет давить на меня. 

- Я заметила. Ты и вещи, гляжу, собрала, и порядок навела, - мама медленно водила изящной ложечкой в чашке, - ты завтра во сколько уедешь? 

- Планировала с утра где-то, - я оторвала кусочек от булочки и запихнула его в рот. Тесто, источая ванильно-ореховый вкус, стало медленно таять на моем языке. 

- Но еще не точно, так? - мама выжидающе посмотрела на меня. 

- Не могу сейчас прямо сказать, а что? 

Видимо, мама только и ждала этого вопроса от меня. 

- Помнишь, то кафе, куда мы иногда ходили, когда ты была еще маленькая? 

- Театральное? - в памяти тут же всплыли чашечки с невероятно вкусным сливочным мороженым, шоколадные, прямоугольной формы, пирожные и радость, которую я всегда испытывала, когда мы всей семьей приходили туда. 

- Оно самое, - глаза мамы заговорщически сверкнули, - мы с дядей Сашей сняли там столик на пару часов, на 10 утра. 

- Ого, так рано. 

- Сама понимаешь, осенние дни такие короткие, в три дня уже будет смеркаться. Так что мы выбрали именно это время, - мама, привлекая к себе еще больше внимания, шумно вздохнула, - так вот, сможешь заглянуть туда на часок одна? 

- Одна? - переспросила я. 

- Да, как раньше, посидим вместе, а потом - отправишься куда собиралась, - и хотя мамин голос вроде был бодрым, я уловила в нем оттенки грусти. 

- Не знаю, - неуверенно произнесла я.  

В душей моей воцарилось смятение. С одной стороны я намеревалась сразу же уехать с Султаном, с другой - начинала осуждать себя за такое желание. Ведь не было ничего плохого, чтобы проявив уважение и благодарность, посвятить час  времени своей семье... Когда мы еще вот так посидим вместе? 

- Хорошо, - согласилась я. 

- Ура! - мама, радостно засверкав глазами, захлопала в ладоши. 

И тут же, вторя её голосу, послышалось мужское “ура” со стороны зала. 

- Похоже, наши выиграли, - с улыбкой, заметила мама. 

Часы на телефоне показывали 22:00, когда позвонил Султан. Он всегда звонил мне в это время. Прямо, как маленькой. 

- Не спишь? - в голосе Султана ощущалось легкое возбуждение от нашей скорой встречи. 

- Еще нет, - я поправила одеяло и мечтательно прикрыла глаза. 

- Как ты себя чувствуешь на пороге своего восемнадцатилетия? 

- Взволнованно. Радостно, - я вздохнула, передавая с этим вздохом все то, что не могла озвучить. 

- Во сколько завтра мне заехать за тобой? - игнорируя мои слова про волнение, поинтересовался Султан. Может, и к лучшему, что он не стал акцентировать внимание на моих переживаниях. Начни их сейчас разбирать - и еще, чего доброго, разревусь. 

- Султан, тут такое дело... 

Я вкратце рассказала ему про кафе. Конечно, мне было неловко, что идти туда я собиралась без Султана. К счастью, он ровно воспринял эту новость. Ни тени обиды или злости я не уловила в его интонации. 

- Хорошо, - согласился Султан. - В полдень заберу тебя с кафе. Так подойдет? 

- Да! Спасибо, - испытывая к нему невероятную благодарность, произнесла я.  

- Эй, Айгуль, - неожиданно позвал он меня. 

- Да?  

- Завтра ты будешь засыпать уже в моих объятиях. 

И не давая мне что-либо ответить, Султан положил трубку.