Пятнадцатая глава. Андрей

Я ходил взад-вперед по кухне больше часа в надежде, что она вернется. Я жалел, что позволил ей уйти, но это было уже неважно, так как нельзя было отмотать время назад. В голове не укладывалось – она беременна! Черт, я совсем не готов был становиться отцом, да и Настя была совсем девчонкой! Я нервно взлохматил волосы. Неожиданный поворот событий. Я был ошарашен, я растерялся, и да, я проявил себя не с лучшей стороны.

Я нервничал, и ожидание меня убивало. Внезапно я подумал, что больше не могу находиться на одном месте и, захлопнув входную дверь, выскочил из квартиры. Сев в Сorvette, я поехал по поселку, разглядывая в окно всех прохожих. Я думал найти ее на нашем месте на пляже Шудибеля и несся туда в надежде. Бросив машину около дома, я побежал к реке, но все было бело и пустынно, и я в растерянности встал. Куда дальше?!

«Настя, где ты?!»  – в отчаянии прокричал я в пустоту, постоял пару минут и быстро пошел обратно.

Я снова стал колесить по разным улицам, пытаясь отыскать ее, но тщетно. Я чувствовал, как в груди растет беспокойство.

Спустя еще полчаса бесполезного катания я уже не просто волновался за нее, я сходил с ума и боялся, как бы она не наделала глупостей. Я понимал, что без нее нет меня. Она была нужна мне как воздух, и если в скором времени у нас будет ребенок, то мне нужно принять это, изменить свою жизнь, повзрослеть и браться за любую работу, поскольку я не собираюсь зависеть от родителей, тем более в свете последних событий.

А после ее уже больше трехчасового отсутствия я был готов на все, лишь бы она вернулась в целости и сохранности.

Стало совсем темно, и я решил вернуться к ее дому, живя одной надеждой – что наши пути разошлись и она уже там. Я взлетел на четвертый этаж и позвонил в дверь, с трудом переводя дыхание. Замок заскрежетал, и я подумал, что там, за ней, она, но за дверью оказалась ее бабушка и по-доброму улыбнулась мне.

– Настеньки еще нет.

Я стоял и думал, что делать.

– Можешь подождать ее в ее комнате.

Я секунду подумал и, кивнув, вошел, решив, что могу немного подождать ее здесь.

В ее комнате все напоминало о ней – детские фото, вещи, даже пингвиненок, которого я купил ей в дельфинарии.

«Где ты, Настя?!» – стучало в моих висках и убивало своей действительностью – я не знал этого.

Минут через сорок я услышал ее голос:

– Бабуль, я дома. Прости, что задержалась!

Я выскочил из комнаты с дикими глазами и сгреб ее в свои объятия, зарываясь носом в ее волосы.

– Настена… – это единственное, что я мог сейчас произнести.

Она была жива, с ней было все в порядке. Сейчас для меня это было самое главное. А все ли с ней в порядке?!

Я отодвинул ее немного от себя и увидел, как она спрятала глаза. Нам надо было поговорить и все прояснить друг для друга.

Бабушка, вышедшая на ее голос, увидев мое стремительное появление, поспешно ретировалась в свою комнату, но я все равно не хотел обсуждать такие важные для нас вещи в коридоре. Я потянул молнию вниз, помогая ей снять куртку, и, когда она скинула обувь, повел за руку за собой. Ее руки были ледяными, и едва мы вошли в комнату и дошли до ее кровати, как я сел на нее, усадил ее к себе на колени и стал своим дыханием согревать ее пальцы.

– Прости меня. Все так… – я стал подбирать слово, но она пробормотала:

– Не вовремя…

–  Я хотел сказать – неожиданно.

–  Для меня тоже, – грустно произнесла она.

–  Мы справимся! – стараясь говорить убедительно, сказал я. После этих мучительных часов ее поиска я был готов справиться с чем угодно.

Она уткнулась носом в мою грудь и заплакала.

– Тише, тише… Успокойся…

Я гладил ее по голове и чувствовал, как от ее слез все внутри меня рвется. Кто бы мог подумать, что ее слезы – это мои слезы.

– Я думала, как буду растить его одна… –  всхлипывая, призналась Настя.

– Ты думала, я брошу тебя?! – Это было неприятно. Но чего я хотел?! Я нагрубил и позволил ей уйти, когда она ждала от меня как минимум поддержки.

Она кивнула, все так же прячась от меня, но я заставил ее оторваться от моей рубашки и посмотреть мне в глаза.

– Неужели ты правда так думала?!

Она безжалостно кусала нижнюю губу.

– Прости… – наконец выдавила она.

– Для меня ты самое ценное, что есть у меня. Не думай так никогда больше.

Я положил руку на ее пока еще плоский живот, думая, что это невероятно, но там, внутри нее, зарождалась новая жизнь, часть ее и меня самого. Я заметил, как она вся замерла от моего прикосновения; казалось, что она все еще не верила, что я буду с ними и буду заботиться о них.

Мы сидели молча, чувствуя друг друга кожей и думая, скорее всего, о дальнейшей жизни, предстоявшей в другом статусе, с другими потребностями и заботами. Когда я заметил, что она тихо спит у меня на груди, я аккуратно встал с кровати, держа ее на руках, переложил на постель и, сам пристроившись рядом с ней, закрыл глаза.

Я проснулся, как всегда, раньше нее и долго смотрел, как она спит, думая о нашем будущем, о ребенке. Конечно, мы оба понимали, что сейчас он не вовремя, но я знал, что она та самая, а значит, само собой из этого в итоге вытекло бы то, что она стала бы матерью моих детей, так что сегодня с утра все предстало не так мрачно. Мы просто поторопили время.

Я тихо вылез из кровати и, выйдя из комнаты, побрел на кухню. Встретившись с ее бабушкой, я немного смутился. Мы хоть и просто спали в одной кровати и не занимались ничем, что не положено до брака, но выглядело это все равно несколько неловко.

– Я хотел Насте завтрак приготовить, – объяснил я свое появление.

– Я могу помочь.

Я оживился, поскольку не очень-то умел готовить.

– Да, спасибо.

Она сварила овсяную кашу, я нарезал апельсин, заварил чай, сделал несколько бутербродов, и тут мне в голову пришла идея, и я, пересмотрев в холодильнике все полки, достал лук.

Я вошел в комнату с круглым подносом, который мы с ее бабушкой позаимствовали из-под самовара, и, поставив его на стол, сел возле нее на кровати и стал будить ее поцелуями.

– Настена.

Ее ресницы задрожали и приподнялись, открывая мне теплые коричневые глаза цвета крепкого чая, как я только что заварил ей.

– Садись, соня, а то завтрак остынет.

Она расплылась в улыбке до ушей, потянулась и, прислонив подушку к спинке кровати, села.

Я поставил ей на коленки поднос и скомандовал:

– Ешь!

Она кивнула и съела одну ложку каши.

– Давай со мной.

Я сморщился.

– Я не люблю геркулес.

Она звонко засмеялась.

– Она полезная.

А я почувствовал, что от ее смеха все внутри расцветает и я готов свернуть горы, чтобы слышать его всегда.

Наконец, обратив внимание на колечки лука, лежавшие на тарелке, она сморщилась и спросила:

– А это тоже мне?

– Я, как порядочный мужчина, обязан на тебе жениться. А это единственные кольца, которые я нашел у вас на кухне, – я говорил серьезно, но в моих глазах плескали веселые искорки.

Я видел, как она застыла и растерянно посмотрела на меня.

– Я не прошу на мне жениться, – наконец тихо пробормотала она.

– Настя, я не обязан, я хочу жениться на тебе.

Из ее глаз покатились слезы.

– Что ты плачешь?!

– Не знаю.

Я поставил поднос на пол и, заключив ее в объятия, стал гладить по голове.

– Ты хочешь выйти за меня замуж?

Она молча закивала. Я выпустил ее, наклонился, взял самое маленькое луковое колечко и одел его ей на палец. Она посмотрела на свою руку и, набросившись на меня, повалила на кровать, шепча волшебные слова:

– Я люблю тебя!

Я смотрел в ее глаза, и счастье, светившееся в них, переходило в меня, словно мы были сообщающимися сосудами.

– Тогда доедай завтрак и поедем подавать заявление в загс!

– Сегодня?!

– А зачем тянуть!

Мы летели в машине по свободной скоростной дороге навстречу своему будущему, и пусть мы, возможно, были очень молоды для такого ответственного шага, как брак, по негласно принятым на сегодняшний день меркам, но мы оба понимали, что нам не нужен никто другой, и это было уже много, ведь невозможно встретить того самого или ту самую в определенное время, тогда, когда уже все обустроено и готово.

Настина бабушка сначала была ошарашена новостью, которую мы на нее обрушили, а потом расчувствовалась, расплакалась и пожелала нам счастья. Я не хотел говорить ничего своим родителям, но Настя настояла, и я не стал с ней спорить и пообещал рассказать им вечером. Оставались только ее родители, и она тоже должна была сама сообщить им.

Женщина в загсе деловым тоном сказала, что и где надо написать, что и как заполнить, и, рассмотрев наши паспорта, предложила выбрать дату. Мы посмотрели на даты, которые она предлагала, на календарь и остановились на двадцать втором января.

Поскольку мы были в городе, я предложил прогуляться, и мы, припарковавшись у парка Победы, нарезали пару кругов по белому снегу, вдыхая морозный воздух и счастье, следовавшее за нами, куда бы мы ни поехали.

Я вошел в квартиру и, услышав голоса родителей на кухне, пошел к ним.

– Привет! У меня для вас новости.

Мама поставила тарелку на стол.

– Садись, сынок, я покормлю тебя.

– Я думаю, это тебе лучше сесть.

После моих слов она нахмурилась, но послушно села на стул, произнеся взволнованным голосом:

– Что случилось?!

– Почему сразу случилось?! –  возмутился отец. –  Может, у него хорошая новость.

Я не стал определять, какая для них это новость, а сразу выдал ее:

– Двадцать второго января я женюсь на Насте.

– Что?! – мама побледнела и, поставив локти на стол, закрыла руками глаза.

– Андрей, к чему такая спешка?! –  удивился отец.

– Настя беременна.

– Да... – отец провел руками по волосам. – И что ты собираешься делать?

– Жить, любить и обеспечивать свою семью! – раздраженно ответил я и встал.

– Но где вы будете жить?!

– Я продам свою машину, сниму жилье и буду много работать, чтобы они ни в чем никогда не нуждались, – ответил я и решительно вышел из кухни, с горечью осознавая, что они не особо верят в меня.