7. Портрет на Рублёвке

Богатые люди любят чёрные иномарки. Чем богаче владелец, тем чернее машина. Судя по степени тонированности стёкол присланного за мной автомобиля, моя заказчица была очень обеспеченной женщиной. 

Водитель припарковался у подъезда и вышел, чтобы вежливо поздороваться и открыть для меня дверь.  

— Какую музыку предпочитаете? — спросил он, когда мы сели в машину. — Классика, ретро, современная поп-музыка?

— Да всё равно, — я пристегнулась. — Включите на свой вкус. 

Я не слушала то, что в итоге заиграло в салоне. В голове звучала песня Queen "We Are the Champions". Саундтрек вчерашнего дня. Чего стоило не рассказать Пашке, как лихо я уговорила клиента не вносить правки в эскизы. Надо же было додуматься до такого откровенного фарса. "Маугли" меня вдохновил, ага, как же! 

Ох, а лицо Давыдова я всё-таки зарисовала, как только вернулась в кабинет. Сколько злости было в его глазах, когда он увидел треклятые “огурцы”. И как потом удивлённо начальник смотрел на Царедворского! А ведь я боялась идти к заказчику со старыми наработками в новой обёртке. Такое зрелище могла пропустить!

“На этот раз вам повезло”, — сказал Сергей Геннадьевич. И ни разу больше не заговорил со мной. Ни в лифте, ни по дороге к парковке. Поморщился, когда увидел, что за мной приехал дядя, но промолчал. Даже не кивнул на прощание. Надо же, как его задела моя маленькая победа! Жалко ему, что ли?

Почему-то мысль об обиде директора меня раздражала. Зудела, нудила и ныла. А такое настроение губительно для творчества. Не хватало ещё провалить новый заказ. Единственный за долгое время, между прочим. 

Елена жила в элитном районе, где стоимость домов измерялась миллионами долларов. Мне было не по себе смотреть на роскошные особняки за высокими заборами. Слишком они огромные. Подавляющие. Но по-настоящему моя челюсть отвалилась, лишь когда чёрный автомобиль затормозил возле архитектурного шедевра. Дом Елены органично вписывался в небольшой холм, смотрел балконами на все стороны света и фасадом напоминал нечто среднее между жилищем Бильбо Бэггинса и охотничьей заимкой. Ругаться хотелось от восторга. Кто бы ни был архитектором, он потратил не один месяц, чтобы сотворить такую “конфетку”.

“Боже, Алина, — сказала я себе. — Ты чем-то не тем занимаешься в этой жизни. Нет, чтоб забабахать бизнес и въехать в такой дом, ты портретики рисуешь”.

Но порыв превратиться в бизнесвумен сдулся на взлёте. Уж слишком я любила аромат масляной краски и то, как кисточка скользила по холсту. Сдохну в нищете, а призванию ни за что не изменю. 

Работа в Арт-Строе не в счёт. Там я ради мамы.  

Меня встречала хозяйка дома лично. Почему-то казалось, что на крыльцо выйдет чопорный дворецкий, а Елена будет сидеть в гостиной у камина с бокалом вина, раздражённо обмахиваясь веером. “Где её носит? Почему так долго?” 

Но нет, моя заказчица не была похожа на классических богатеньких дамочек. Она улыбалась вполне искренне. Не только губами, но и глазами, а это уже — большая редкость. Моя мама умела так же. Всегда светилась изнутри. Пока не заболела. 

— Добрый день, — поздоровалась я, забирая у водителя этюдник. — Прошу прощения, пришлось постоять в пробке. 

— Да не переживайте, — она махнула рукой. — Вы даже не опоздали. Мне просто не терпится начать!

“Мне тоже”, — мысленно ответила я и улыбнулась заказчице, но коленки всё равно дрожали от волнения. 

Как-то однокурсник рассказывал, что на практике в одной серьёзной фирме его отправили на заказ. Солидный мужчина лет пятидесяти попросил установить в гостиной скульптуру унитаза. Разумеется, золотого. Хотелось ему продемонстрировать друзьям, на чём именно заработано такое богатство. Пришлось молодому дизайнеру кивать и рисовать эскизы своеобразного трона. Интересно, он вдохновлялся финской или итальянской сантехникой? 

И вот я заходила в дом с диким страхом, что увижу нечто подобное. Испортить впечатление от потрясающей внешней отделки какой-нибудь вычурной безвкусицей — почти преступление. Слава богу, Елена маньяком не была. 

Интерьер отражал общее настроение архитектуры. Тепло, уют и атмосферу охотничьих домов где-нибудь в альпийской деревне. Деревянная мебель, стены, выложенные серым камнем, огромное количество света и цветы в кадках...

— У вас отличный вкус, — я осмотрелась в поисках удобного места. — Очень красиво. 

— Многое придумала сама, но не обошлось и без руки специалиста, — призналась заказчица. — Чаю? 

— С удовольствием, — улыбнулась я. — Но сначала выберем место, где вы будете позировать и набросаем парочку скетчей. Нужно определиться с позой и фоном. Это кажется неважным, но многое зависит от подготовительного этапа. 

— Совершенно с вами согласна, — Елена поправила палантин на плечах и жестом пригласила меня следовать за ней. — Как раз думала, куда лучше сесть. Оксаночка, сделай нам чай, пожалуйста.

— Хорошо, Елена Станиславовна, — отозвался кто-то справа от меня, но исчез раньше, чем я успела его разглядеть.   

— Может, у камина? 

Заказчица взялась за ручку плетёного кресла-качалки и пододвинула его ближе к настоящему очагу. Никаких электрических обогревателей с нарисованным пламенем. Глубокая печь, решётка и дрова, сложенные аккуратной поленницей. Но остатки золы я всё-таки разглядела. Камином пользовались. Правильно, весной в таком огромном доме всё-таки холодно, а на дворе раннее лето.

— Мне нравится, — я отошла от Елены на несколько метров и покрутила в голове образы. 

Заботливая бабушка, которая вяжет внуку шарф? Ммм… Нет. Утончённая дама с бокалом вина? Тоже мимо! — У вас есть свитер с крупной вязкой и какая-нибудь атмосферная книга? 

— Анатомический атлас, — слегка смущённо ответила заказчика. — Или Гостищев с его общей хирургией. У нас в семье в основном такая литература. 

— Так даже лучше, — закивала я. — Искусство тем и отличается от фоточек в инстаграме, что показывает мир таким, какой он есть. 

— Тогда мне нужно переодеться, — улыбнулась Елена и ушла, оставив меня выдвигать телескопические ножки старого этюдника.

Готовилась я не торопясь. Настраивалась на творческий процесс, постепенно вытесняя из головы лишние мысли. Идеально было бы зажечь интерьерные свечи и положить на подставку дымящуюся палочку. Воскурить благовония, как это правильно называлось. В процессе крылся особый смысл. Я верила, что призываю в помощь четыре стихии. Огонь — свечу, воздух — дым, воду — акварель и землю — масляные краски. Соединяясь во мне, как в пятом элементе, они помогали видеть то, что люди обычно прятали глубоко в душе, и деликатно вытаскивать это на бумагу.         

— Добрый день, — поздоровался за моей спиной грубый мужской голос. 

Я вздрогнула, втянула голову, но мантия-невидимка от этого на плечах не появилась. Незнакомец продолжал сверлить мне взглядом спину. Ага, я вся такая из себя воровка. Стою тут, возле этюдника, и кисти протираю. Каждый уважающий себя вор, прежде чем спереть золотой унитаз из дома на Рублёвке, просто обязан его нарисовать.

— Простите, если отвлекаю от работы, — продолжил мужчина, — но мне сказали, что Елена Станиславовна здесь.

— Она ушла за Гостищевым, — пискнула я, как мышка, чувствуя, что от стресса мой язык начинает молоть чушь. — Ещё за свитером... 

— А вы не похожи на дизайнера, — рассмеялся незнакомец и я, наконец, вышла из ступора ровно настолько, чтобы чуть-чуть повернуть голову. — Он бы сказал “лонгслив”. Или свитшот, я не разбираюсь.

В дверном проёме стоял второй Аполлон в чёрных джинсах и пуловере из пушистой шерсти. Такой же ослепительно привлекательный, как мой начальник. Широкий подбородок, взгляд с поволокой, брутальная небритость. Марина Эдуардовна, глядя на него, тут же забыла бы про Давыдова и переключилась на новую жертву. А мне хотелось ворчать сквозь зубы.

“Где-то на твоей улице, Василевская, перевернулся грузовик с красавчиками. Иначе как объяснить их обилие в твоей жизни? Вот правда, то не клюёт, то косяками”.

— Я художник, а не дизайнер, — пробормотала я. — Для нас важнее суть, чем красивые слова. Свитер не перестанет быть свитером, если его обозвать свитшотом. А вы…?

— А я Андрей, — представился красавчик и белозубо улыбнулся. 

Информативненько, ага. 

“Приве-е-ет, Андрей! — мысленно пропела я. — Привет, Андрей. Ну где ты был, ну обними меня скорей”.

— Алина, — кивнула я. — Рисую портрет Елены Станиславовны. 

Продолжить знакомство нам не дали. Слегка запыхавшаяся хозяйка ворвалась в комнату.

— Уф, еле нашла что-то приличное. Андрюша, ангел мой, а затопи камин, пожалуйста. 

— Лето на дворе, мама, — Аполлон приобнял её за талию и по-сыновьи легко чмокнул в щёку. — Но что не сделаешь ради портрета, правда?

— Ой, а вы уже познакомились?

Взгляд Елены мгновенно изменился. Она словно пыталась раскрыть двух шпионов, поочерёдно считывая то его, то мою реакцию. Не знаю, как обычно держался Аполлон-Андрей, я почему-то место себе не находила от смущения. Тьфу, пропасть! Ну наткнулся сын хозяйки на меня случайно, ну и что? Не флиртовали же мы тут!

— Где ты взяла Гостищева? — мужские нервы сдали раньше, и Андрей перевёл тему на книгу в руках матери. — Почему он такой потрёпанный? Давай я принесу своего.

— Лучше разведи огонь, — она улыбнулась и спрятала фолиант за спину. — А вообще, мы собирались пить чай. Оксаночка! Третью чайную пару поставь, пожалуйста.

Тут слуги-роботы, что ли? Почему я ни разу не увидела Оксану? Что-то протарахтело по коридору и снова стихло.

— Хорошо, — сдался Андрей и пошёл к камину.

Пока он разводил огонь, а его мать разливала чай по чашкам, появившимся на изящной тележке прямо посреди комнаты, я достала скетч-бук. Поспешно перелистнула несколько страниц, с которых на меня смотрел то удивлённый, то посрамлённый индийскими огурцами Давыдов, и занялась набросками. Позы стоя отмела сразу. Смотрелось бы, возможно, выгодно, но заказчица не молодая девушка. Едва ли сможет простоять без движения много часов. А посидеть в плетёном кресле с подушкой под спиной — вполне. 

— Как на работе, сынок? — Елена перелистывала книгу и по моей просьбе держала спину ровно. — Как прошла операция?

— Не без приключений, — отозвался Андрей, укладывая смятые листы бумаги под горсть щепок. Процесс растопки камина напоминал таинство: сопровождался уютным шуршанием и ароматом дерева. — Но пациент стабилен, а мы с отцом чувствуем себя триумфаторами. 

— И правильно делаете. Скоро такие операции будут делать в каждой уважающей себя клинике, а пока наслаждайтесь ролью первооткрывателей. В конце концов, из всего научного процесса именно подтверждение дерзкой гипотезы — самая приятная часть.

— Ты, как всегда, права, — Аполлон улыбнулся ей с такой щемящей нежностью, что я не выдержала.

— А вы хирург?

— Да, — спокойно ответил он. Не хвастался, не выпячивал грудь колесом, а просто рассказывал. — И вчера тестировал новый способ устранения сложного порока сердца.     

Эх, почему в онкологии научный прогресс ещё не зашёл настолько далеко, чтобы моя мама выжила? Это практически несправедливо.

— Ничего не понятно, но очень интересно, — я постаралась ответить как можно веселее и Андрей не почувствовал подвоха. 

Принялся вкратце объяснять, что именно делал. В глазах появились искорки, а речь для двух притихших и благодарных слушательниц лилась особенно легко. Было видно, что медицина для него не просто любимая работа, а призвание. Часть души.

В итоге за чашкой чая и разговорами Андрей растопил камин, а я выбрала из десятка набросков три самых перспективных. Елене понравился тот, где она держала книгу на коленях и смотрела в огонь. Мне тоже. Если получится повторить в цвете её задумчивый взгляд, полный мудрости и внутреннего покоя, то это будет чудесный портрет.

Попрощавшись с хозяевами, я уходила с Рублёвки, понимая, что рассталась с десятком стереотипов. Удивительные люди. Как же мне повезло для них работать.