Глава 7

Целую неделю Настя  лелеяла обиду, упивалась ею. Ей ужасно хотелось увидеть ту, другую женщину, укравшую у нее счастье.

И она решилась. Взяв со стоянки автомобиль, Настя поехала в центр, в знакомый до боли двор. Там, изящно маскируясь зонтиком, книгой, газетой,  она три часа просидела на скамейке под разлапистым канадским кленом, выжидая.  Более скандальная и самоуверенная особа, наверняка, не стала бы караулить во дворе, а вторглась бы на  территорию, занятую неприятелем, и намылила обидчице шею.

Но Настя с юности влачила бремя интеллигентности. И поэтому она терпеливо ждала под деревом.  И дождалась.  Около восьми вечера во двор въехал черный джип Платонова, и Настя увидела  ее.

После легкого дождя в воздухе пахло озоном и близкими холодами, желтые и красные листья мокро блестели на черном асфальте. Платонов осторожно выгрузил из салона  живой трофей, а из багажника - целый ворох фирменных пакетов и коробок.

С первой же секунды, увидев их вместе, Анастасия поняла, что трофеем является сам Платонов. Его лицо, обычно твердое и мужественное, сейчас  утратило выражение силы. Он сиял нежностью, суетился, выглядел счастливым и зависимым. Настя его не узнавала.

Я влюбился, как мальчишка.

Не знаю, что со мной.

Прости.

А соперница пленяла красотой. У нее были роскошные медно-рыжие волосы, яркие глаза, королевская осанка и взгляд женщины, привыкшей шагать по мужским трупам.  В том, как она смотрела на Платонова, чувствовалось удовлетворение охотника, заарканившего сильного зверя. А зверь находился в состоянии эйфории и не владел ситуацией…

На  фирменных пакетах, привезенных домой Платоновым и рыжеволосой стервой, красовался логотип магазина «Александра». Это был дорогой салон свадебных платьев.  Настя и сама не раз заходила туда, чтобы примерить бело-розовый  наряд и вообразить себя невестой.

Да, за пять лет ей так и не удалось уговорить Михаила зарегистрировать их отношения. «Зачем это, - отшучивался он, - разве я тебе не муж? Я полностью в твоей власти».  Новая пассия, видимо, нашла подход к Платонову и убедила его в преимуществах официального брака перед гражданским.

- …Пять лет, - причитала вечером на кухне у Здоровякиных Анастасия, - пять лет жизни! И что теперь?

Мария, по обыкновению, сосредоточенно вырабатывала молоко. На руках у нее лежал Стасик. Он косился на дам голубыми глазками, жмурился, корчил рожицы. Но болтовня больших девочек  действовала на него как снотворное, и вскоре детеныш ритмично задышал, уснув.

- Надо же, - заметила  Настя. - А я думала, если в доме младенец - это сущий кошмар. Но он только ест и спит, спит и ест… Значит,  иметь детей вовсе не трудно!

Маша  энергично закивала.

- Одно удовольствие! - подтвердила она. - Главное, вовремя нажраться новопассита. Или выпить пустырника. В аптеке много отличных препаратов. 

- У тебя есть?

- Обязательно. Точно, налью тебе пустырника. Как я раньше об этом не подумала! Вот, пробуй.

- Но он же горький, - задохнулась Настя.

- Хочешь, разбавим мартини?

- Тогда уж просто мартини. Хотя я его и не люблю. Маша! Как жить дальше?! А?!

Маша изо всех сил сочувствовала подруге. Она не понимала, как же Платонов сумел вычеркнуть из жизни милую, добрую, преданную - и еще сто восемьдесят пунктов - Анастасию!  

И в то же время, обе знали:  Платонова не вернуть.  Он пропал, растворился в терпкой смеси стервозности и очарования. Любая попытка доказать ему, что он стал жертвой расчетливой бестии, будет иметь обратный эффект. Он влюблен, и это любовь-болезнь.

- Как глупо, как глупо, - всхлипнула Настя. - Он попался, его обвели вокруг пальца. 

- А вдруг ты ошибаешься? Вдруг она вовсе не охотится за богатыми мужиками, а на самом деле любит Платонова?

- Я ранена в сердце, а не в оба глаза! Я не слепая! Я все видела! От Миши ничего не осталось. Рожки да ножки. Жалкие объедки.  Она сожрала его с потрохами… 

Сегодня утром в Настином сердце зародилась надежда. Она забыла о своих проклятиях в адрес Платонова. Анастасия вдруг подумала: все можно вернуть. Она готова забыть, как он ее обидел и унизил. Пусть только позовет обратно…

Но увидев коробку со свадебным платьем, заметив взгляд, брошенный Платоновым на новую подругу, Настя поняла: Михаил давно живет другой жизнью, в которой нет места ей, Насте.  Он никогда не смотрел на нее такими глазами - как на богиню. Это Платонов был для нее божеством. А он снисходил до своей очаровательной глупышки.

В новом союзе роли изменились. Рыжеволосая хищница с королевской осанкой позволяла Михаилу плавиться в огне любви.  В обмен на материальные блага. На то, как алчно использовала она возможности, даруемые его кредиткой, указывало количество пакетов, выгруженных из черного «Ленд-Крузера».  И эту жадину Платонов почему-то не упрекал в пристрастии к шоппингу!

- Но ведь он умный! - вспомнила Настя. - Он увидит, что его используют.  И поймет, как ошибся.  Я подожду. Подожду… Так! Надо покрасить волосы и сделать пилинг.

- Что?! - возмутилась Мария. - Какая бесхарактерность! Уже готова простить. Пилинг, тоже мне! Это от слова «пила»? Когда спиливают верхний слой кожи? Да, да, совершенствуйся! Еще  слетай в космос и покори Эверест.  Толку-то! Когда Платонов прозреет, будет поздно. В паспорте - штамп, в люльке - младенец. А в сердце - ненависть ко всем представительницам слабого пола…

Анастасия не понимала, как Платонов будет жить без нее. За пять лет у них сформировался целый арсенал совместных привычек и ритуалов. Они понимали друг друга с полуслова. И что теперь?

- Я всегда ждала его с ужином. Разве она станет для него готовить? Да она, наверное, и не умеет. А я  три раза ездила  во Францию и брала мастер-класс в «Ритце». Я жарю отбивные как шеф-повар французского ресторана. А мой фирменный борщ? А куриный салат с мандарином? Как же, а?

- Думаешь, Платонов не выживет?

- Конечно, нет! А массаж? Я специально закончила курсы, чтобы по вечерам делать ему  расслабляющий массаж.

- Ты серьезно? - поразилась Маша.

- Да. Он ведь так устает. И я умею танцевать «танец живота». У меня  костюм с монистами!

- Слушай...  У меня  просто нет слов!

Мария несколько минут потрясенно молчала.  Она представила, как встречает вечером Здоровякина в наряде восточной одалиски, кормит супруга борщом и куриным салатом, а затем страстно крутит бедрами в зажигательном танце. А после добивает майора расслабляющим массажем. О, это было бы нечто!.. Хотя вряд ли Здоровякин выживет - ведь, несмотря на внушительные размеры, он отличается тонкой нервной организацией. Его психика будет травмирована жестоким экспериментом.

-  Знаешь, Настя, ты уникум.

- Правда?

- Однозначно.

- А разве ты не заботишься так же об Илье? - удивленно распахнула глаза Анастасия. - Ах, впрочем, сейчас тебе не до танцев.

- Честно говоря, я не способна на такие подвиги.

- Какие подвиги?  Мне нравилось делать Мише приятное. Я ведь его люблю! Вернее, любила.

- Настя, у тебя задатки супержены. Подозреваю, ты быстро найдешь объект, готовый поглощать твою созидательную энергию. Мужчины обожают, когда их лелеют. Вот, посмотри на этот экземплярчик!

Маша указала на пупсика, блаженно спавшего у нее на руках.

- Он чудо, - подтвердила Настя…

Сеанс врачевания душевных ран был прерван появлением близких родственников Марии. В квартиру с грохотом ввалились четверо мужчин. Им словно противно было само понятие тишины.

Впереди катился измазанный шоколадом трехлетний Эдик. Затем в дверном проеме возникли близнецы Леша и Антоша. Замыкал процессию глава семейства. Рекс прыгал, обалдев от счастья, и сдавленно тявкал. С тех пор, как в доме появился младенец, в семье были резко ограничены некоторые завоевания демократии - свобода слова, например. Рексу запрещалась лаять под страхом смерти.

А дети были выдрессированы гораздо хуже овчарки. Они не сдерживали эмоций.

- Что мы будем есть?! - закричал Эдик.

- О, братан, привет! - сунулся к кулечку с младенцем Антон.

- Сначала помой руки, - зашипела Мария.

- Мама, у меня штаны порвались, - обрадовал Леша.

- А у меня в кроссовке дыра. Вода попадает, - сказал Антон.

- Жаловались на Эдика, - сообщил майор. - Кормил девочек из старшей группы поганками.

- Супергрибочками, - уточнил Эдик. - Угощайтесь, мэм. Пожалуйста, мэм. Благодарю, мэм.

- Нужно собрать природный материал и завтра отнести в садик: листья рябины, дуба, березы, а также шишки, желуди, каштаны, побеги бамбука…

- И дохлых гусениц, - добавил Антон. - У меня есть пять штук. Вот, смотрите.

- … дети будут делать осеннее панно, - закончил майор.

- Осеннее панно! Как трогательно, - вздохнула Мария. - Только где мы возьмем на ночь глядя желуди и каштаны?

- Мама, ты зашьешь мне штаны? Или дай другие.

- А в каких кроссовках я пойду завтра?

- Господа, не толпитесь! Пожалуйте на фуршет! (Эдик).

- Мама, пойдем косить бамбук!

- А что мы будем есть?

- Маш, ты чего-нибудь успела сварить?

- Алло, это девять-один-один. Что случилось, мэм? Убийство? Выезжаем! (Эдик). 

Насте хватило трех минут. Через три минуты у нее перед глазами замельтешили черные мушки.

Иметь детей вовсе не трудно.

 Одно удовольствие.

- Знаете, - сказала Настя, - я, пожалуй, приготовлю вам изысканный ужин. Зря я, что ли, парилась на кулинарных курсах в  «Ритце»?  Так, что у нас в холодильнике?

В холодильнике красовалась банка сцеженного Машиного молока и кусок сервелата. Зато в морозильнике нашлись четыре упаковки вареников.

- Вареники с картошкой вас устроят?

- Да-а-а! - закричали дети и майор, перманентно измученные голодом.

- Вообще-то, не рекомендуется употреблять в пищу замороженные продукты. Особенно детям.

- Наши дети едят и не такое, - вздохнула Маша. - Этой осенью они съели полпесочницы и три тонны жухлой листвы.

- Да? Ну, тогда я ставлю воду. 

Через десять минут изысканный ужин  был готов.