Алексей проработал за компьютером полночи и уснул, едва коснувшись щекой подушки. В последнее время ему редко удавалось заснуть так быстро. Обычно он долго ворочался в кровати, вставал, спускался на кухню выпить воды, зачем‑то бродил по комнате и, только завершив этот долгий «ритуал», наконец‑то засыпал.
Погружаясь в сон, он еще успел подумать, что устал быть «рыбным бароном» и что ему хочется продать этот дом, который хранит слишком много воспоминаний, и переехать с дочерью в какое‑нибудь другое место. Москва отпадала по той причине, что для девочки, выросшей на экологически чистых продуктах и целебном морском воздухе, столичная загазованная атмосфера не будет полезна. Может, податься куда‑нибудь в глубинку – к деревенскому молоку, душистому сену, крепким лошадям?.. Алексей даже улыбнулся наивности подобной мечты, но все же идея эта ему понравилась. А еще можно было бы переехать за границу, туда, где тоже есть морское побережье… Мечты плавно слились со сном, и вот уже Алексей подсаживает смеющуюся Лизу на коренастого деревенского коня‑тяжеловоза.
– Не продавай дом! Я не хочу!
Голос, прозвучавший громко и отчетливо, выхватил из сна внезапно, словно резкая трель будильника.
– Лиза? Лизка, ты? – Алексей тут же вскочил.
Голос, разбудивший его, мог принадлежать дочери. Голос, который он уже почти год мечтал услышать… Ему даже не пришло в голову, что Лиза, даже если она чудесным образом заговорила, никак не могла произнести подобную фразу, просто потому что его желание продать дом было мысленным.
– Лиз? – Алексей быстро нашарил рукой выключатель настольной лампы и включил свет.
Комната была пуста. А кто еще мог в ней находиться, кроме него самого? Однако Алексей был настолько уверен в том, что сейчас увидит свою дочь, что застонал от разочарования.
Нет, Лизкин голос ему не приснился… Лиза в его сне смеялась, ее занимала крупная добродушная «коняка», а не вопрос о продаже дома. Бред… Слуховые галлюцинации? Видимо, ему настолько сильно хочется услышать дочкин голос, что он ему уже мерещится. Чтобы развеять свои последние сомнения (или надежды), Алексей поспешно натянул домашние брюки и вышел из комнаты.
Лиза крепко спала, трогательно обнимая во сне уже изрядно потертого плюшевого Тэдди – медвежонка, которого он привез ей из Англии. Алексей немного постоял над спящей дочкой, любуясь ее разметавшимися по подушке черными кудрями и точеным, еще по‑детски кукольным профилем. Девочка подрастет и превратится в настоящую красавицу. Маленькая принцесса… Она так раньше и говорила: «Я, когда вырасту, стану принцессой! Правда, папа?»
– Правда, – тихо, с горечью проговорил Алексей и вышел из комнаты.
Вряд ли ему теперь удастся быстро уснуть. Алексей обошел весь дом. «Одинокое привидение патрулирует свои владения», – усмехнулся он собственным мыслям, направлясь на кухню за «ритуальной» чашкой воды. Просыпаясь среди ночи, он всегда испытывал жажду.
Споласкивая чашку, Алексей неожиданно обнаружил в раковине скомканную мокрую тряпочку. Невнимательность домработницы или Лизкина неряшливость? Алексей терпеть не мог кухонные тряпки, которыми моют посуду или вытирают стол, о чем сразу же предупредил домработницу при приеме на работу. Он настоятельно попросил ее не оставлять подобные «интимные» вещи кухонной утвари на виду. И вот, пожалуйста… Брезгливо морщась, Алексей двумя пальцами вытащил из раковины мокрый комок и только тогда заметил, что это было вовсе не кухонной тряпкой, а шелковой косынкой его покойной жены. Той самой, которую он подарил ей незадолго до смерти.
Инга проснулась рано, как ни странно, выспавшаяся, несмотря на то что ресторанный «девичник» окончился далеко за полночь.
Ей приснилась бабушка – впервые за последние несколько месяцев. Бабушка иногда снилась ей и через сон, служащий связующим мостком между двумя берегами разных миров – реального и потустороннего, давала ценные советы. В особо трудные моменты жизни Инга сама прибегала к ритуалу на вещий сон, чтобы спросить у бабули совета.
– Ты у меня умная и хорошая девочка, – говорила бабушка и ласково гладила Ингу по заплетенным в косы волосам.
В этом сне Инге было десять лет. Они с бабушкой сидели на веранде своего дома за деревянным старым столом. На клеенчатой скатерти, выцветшей на солнце, стояла огромная миска, полная спелой черешни. Эту черешню Инга якобы нарвала в соседском саду, и бабушка с ласковой улыбкой журила ее за шалость.
– Бабушка, это не моя черешня… – Инге хотелось сказать, что ягоды она нарвала не для себя, а для нее и брата, но бабушка, по‑прежнему улыбаясь, перебила ее:
– Правильно, Инночка, это чужая черешня.
Бабуля и во сне, и раньше, в жизни, звала ее не Ингой, а Инночкой.
– И не для меня, и не для Вадика ты ее собирала. Ты залезла в чужой сад и собрала ягоды для других людей. И тебе же, Инночка, придется возвращать эту черешню. Ты опять помимо воли сунулась туда, куда не должна была бы соваться.
– Я никуда не совалась, бабушка! – тут же возмутилась Инга.
Она хотела сказать, что это брат подбил ее забраться в чужой сад за черешней, но бабуля опять оказалась проницательной:
– На этот раз, Инночка, Вадим ни при чем. Ты уже взяла его беды на себя – в прошлый раз. Тебе, Инночка, придется отдать это, – бабушка указала сухой ладошкой на блюдо с черешней. – И помни о том, что сорванные ягоды обратно на дерево уже не вернешь. А коли уж ты их сорвала, подумай, как тебе объясниться и с хозяевами, и с теми людьми, для которых ты рвала ягоды, но которым они не должны достаться…
Проснувшись, Инга еще долго лежала в постели, размышляя над увиденным. Бабушка никогда не снилась ей просто так, и все, что она говорила, потом находило свое объяснение. Жаль, частенько бабуля говорила загадками, вместо того чтобы дать прямой совет. Вот и сейчас наверняка хотела предостеречь внучку от каких‑то неправильных действий. Сорванная в чужом саду черешня – лишь метафора.
Из всего сна понятным был лишь один момент, уже имевший место быть в недавнем прошлом: «На этот раз Вадим ни при чем. Ты уже взяла его беды на себя – в прошлый раз». Не так давно Инге пришлось распутывать историю, связанную с проклятием, в которой помимо своей воли оказались замешаны брат и его девушка. Вадим бы погиб, если бы Инга не разгадала вовремя старинное предсказание и не нашла способа разрушить проклятие. Да только вот сама она при этом потеряла свою силу и лишь чудом осталась жива.
О чем же бабушка хотела ее предупредить? Куда ей не стоит соваться? Инга непонимающе наморщила лоб. Она и так никуда не суется! Она отдыхает, восстанавливает силы, зализывает сердечные раны. И ей нет никакого дела до чужой черешни, незнакомых немых девочек, Машкиных «рыбных баронов» и снов‑знаков. Здесь она не педагог‑психолог, не ведьма‑ворожейка (лишившаяся, между прочим, силы), а обыкновенная курортница.
Инга решительно прогнала все непрошеные мысли, так же решительно встала и, одевшись, вышла во двор.
– Доброе утро! – с улыбкой поприветствовала она хозяйку, которая с утра пораньше собирала с грядки свежие огурчики на продажу.
– Доброе утро, девочка! – ласково заулыбалась та. – Рано ты встала! Как спалось?
– Хорошо! – бодро ответила Инга и направилась к летней кухне – к умывальнику.
– Дорогая, в кухне на столе увидишь большую миску… – закричала ей в спину старушка. – Мой соседушка, услышав, что у меня появилась первая постоялица, решил угостить тебя черешней из собственного сада! Так ты, милая, возьми‑то ягодок с собой на пляж! Вкусные!
Инга вздрогнула от неожиданности: опять черешня! Бабушка во сне предупреждала ее… Впрочем, о чем это она? Обычные совпадения уже пытается толковать как знаки.
У нее нет прежней силы, она не может чувствовать и распознавать сигналы. Так неужели она теперь будет с параноидальной мнительностью повсюду выискивать знаки – в память о прежних способностях? Как дезертировавший с поля боя солдат, которому теперь везде мерещится осада…
Умывшись, Инга прошла в летнюю кухню и назло своей мнительности положила в заботливо припасенный хозяйкой пакет три добрые горсти ягод.
Для купания вода в море еще недостаточно прогрелась, но солнце уже щедро дарило тепло и окрашивало легким загаром бледную с зимы кожу лениво развалившихся на пляжных полотенцах пока еще немногочисленных отдыхающих.
Время неторопливо приближалось к полудню. Инга, разморенная солнечными лучами и убаюканная шепотом прибоя, задремала. Ей снилось, что она у себя в квартире, сидит за кухонным столом, виновато понурив голову, а брат, нервно меряя шагами кухонное пространство, за что‑то ей выговаривает:
– На тебя вся надежда! Только на тебя! И ты не хочешь помочь мне! Почему ты отказываешься, если знаешь, что только от тебя зависит, буду ли я…
Но что именно хотел сказать ей Вадим, Инга так и не узнала, разбуженная легким, но неожиданным хлопком по спине. Резко сев, она увидела рядом с собой детский надувной мяч. Придержав его ладонью, чтобы его снова не отнесло ветром, девушка огляделась и заметила девочку лет восьми‑девяти. Девчушка стояла в сторонке, не решаясь подойти: видимо, боялась, что ее будут ругать.
– Твой? – с улыбкой спросила Инга, и девочка, все так же не сделав ни шагу по направлению к ней, молча кивнула.
– Держи! – Инга с мячом в руках подошла к девочке. – Он очень красивый!
Девочка молча взяла мяч, застенчиво улыбнулась и вдруг развернулась и убежала. Инга с улыбкой проводила девчушку взглядом и вернулась к своим вещам.
Собираясь домой на обед, она подумала, что, пожалуй, уступит Машиной просьбе и встретится с дочкой ее подруги.
– Какие новости?
Двое мужчин неторопливо прогуливались по полупустому пляжу вдоль кромки воды. Набегавшие на берег волны лениво трогали босые ноги.
– Ничего нового… Ничего не произошло такого… – Ответ был неуверенный, словно человек чувствовал свою вину за то, что новостей нет.
– Вы опять забываетесь, дорогуша, – немедленно перебил первый собеседник вкрадчивым тоном. – Решаю я, но никак не вы. Итак?..
– По ней не скажешь, что она обладает Силой. По крайней мере, на первый взгляд. Она не проявляет себя.
– А что вы хотели, дорогуша? Во‑первых, она и не должна идентифицировать себя как мага! Во‑вторых, она и сама не знает, какой Силой обладает. Самородок. Ее способности проявились неожиданно, вследствие критической ситуации. То, что она сделала, может сделать лишь маг с редкими способностями и очень большой Силой. Слишком много от нее хотите, милый мой! Вы как тот детектив из комиксов, которому для расследования убийства необходима визитная карточка, оставленная убийцей на трупе.
Второй собеседник заискивающе хохотнул, давая понять, что оценил шутку своего наставника. Однако тот не обратил на его смешок внимания, продолжая с увлечением говорить:
– Я хочу наблюдать, как она развивается, постепенно наполняется Силой, начинает чувствовать ее, удивляться ей, радоваться или, наоборот, пугаться… Это может происходить постепенно, а может – и рывком, под действием какой‑нибудь критической ситуации. Но пока я не могу вплотную заняться ею, для этого еще не все готово. Сейчас самое главное следить, чтобы она по неосторожности не навредила себе. Для этого ты, дорогуша, и приставлен к ней. Если что‑то случится, с тебя же первого шкуру и спущу.
Дядя Саша не обманул: вечность и правда оказалась сном. В ней не было суеты – дядя Саша и здесь оказался прав. Это было умиротворение. Сладкий сон без сновидений.Но иногда ее слуха застенчиво касались голоса, вызывающие недоумение: ведь она же умерла, почему тогда слышит не умерших людей – бабушку, родителей, дядю,– а тех, кто остался там, в другом мире? Ей слышался то голос Лизы, читающий какую‑то книгу, то голос Алексея, произносивший что‑то с заботливыми и тревожными интонациями. Инге приятно было слышать их голоса, но в то же время она с горечью понимала, что, раз слышит Алексея и Лизу, значит, Мастер добился своего – убил их. Но здесь можно встретиться. Инга верила в это и терпеливо ждала, когда однажды не только услышит Лизу и Алексея, но и увидит их. И в то же время начинала волноваться, что здесь – в вечности – Алексей и Лиза воссоединятся не с ней, а с Кристиной, блуждающей по «зеркальным параллелям».
Потрясения, случившиеся за минувшую ночь и утро, не прошли для Лизы бесследно и вылились сначала в истерику, а потом – в лихорадку с ознобом и высокой температурой. Инга настояла на том, чтобы Алексей вызвал детскую «Скорую». Лишь после того, как врачи уехали, а Лиза, напоенная теплым чаем и лекарствами, крепко уснула, у Алексея и Инги появилась возможность поговорить с глазу на глаз.Алексей пригласил Ингу в свой кабинет и, не спрашивая ее мнения, налил в два стакана коньяку.–Пей, тебе досталось не меньше, чем нам всем. А то и больше.–Спасибо.Девушка с благодарностью приняла из его рук стакан и сделала маленький глоточек. Алексей же выпил свой коньяк залпом.–Я попрошу Нину Павловну принести нам сюда кофе. Или тебе лучше чай?–Давай кофе.Они в дружном молчании потягивали коньяк, дожидаясь, когда домработница принесет кофе. Когда Нина Павловна, разлив кофе по чашкам
Сквозь сон Инга слышала обрывки чьего‑то телефонного разговора. Беседовали двое мужчин, один из них был сердит и не на шутку встревожен, другой отвечал односложно, с интонациями провинившегося человека.–Дура… Я убью ее, тварь такую!.. Что с девочкой?..– разгневанный мужчина не скупился на нелестные эпитеты, стрелами летящие в неизвестно чей адрес.–Спасла ее эта… Она, оказывается, тоже…– виновато, словно не обрадованный чьим‑то спасением, бубнил второй голос.–Тоже! Ты мне об этом не говорил, хоть тебе было велено следить за обеими! Впрочем, можно было догадаться сразу, раз она внучка…–Что?–Неважно! Вот что, милый, задание ты понял. И чтобы без осечек! Хватит с меня сюрпризов. Машина готова?–Да.–И проследи, чтобы наша вездесущая девушка не помешала. Одна уже сидит под замком в ожидании наказания&
На следующий день Инга снова приняла приглашение Максима прогуляться вечером. Парень просто зашел за ней как ни в чем не бывало и предложил недолгую прогулку по набережной.–А ты – упорный,– то ли похвалила, то ли осудила Инга и, с некоторым сожалением отложив недочитанную книгу, согласилась пройтись.Гуляли они недолго. Инге, чьи мысли все время были заняты Черновым, общество Максима надоело быстро, и она даже пожалела, что приняла его приглашение. Лучше бы провела вечер дома с книгой или просто лежала бы на кровати, уткнувшись лицом в подушку: зато не пришлось бы изображать заинтересованность, слушая рассказы Максима, улыбаться и придумывать ответы на вопросы, которые Макс ей периодически задавал, надеясь наладить оживленную беседу. Вскоре она сослалась на усталость и попросила Максима проводить ее домой.Парень проводил ее до калитки и, когда Инга, попрощавшись с ним, собралась войти во двор, схватил ее за локоть и развернул к се
При первом взгляде на мужчину, неподвижно замершего на ковре в позе «лотоса», можно было подумать, что он неживой. Он уже долгое время сидел без малейшего движения, устремив остекленевший взгляд на зажженные на импровизированном алтаре свечи. Казалось, он даже не дышал. Его дух витал за пределами сознания, а здесь, в этой комнате‑храме, находилась лишь физическая оболочка.Прошло достаточно времени до того момента, когда веки мужчины с редкими ресницами дрогнули – это было его первое движение. И следом послышался тихий вдох: мужчина словно осторожно пробовал дышать. Приходя в себя, он еще какое‑то время оставался в прежней позе, медленно вдыхая и выдыхая воздух, и затем наконец поднялся и накинул на обнаженное тело халат. Бесшумно ступая босыми ступнями по ковру с густым ворсом, он, шатаясь, сделал круг по этой странной комнате без окон и снова сел. Поджав под себя ноги и обхватив ладонями голову, мужчина закрыл глаза и тихо застонал. Ему было плохо. Ритуал
Билетов не оказалось. Инга, расстроившись, отошла от кассы, сжимая в руке непригодившийся паспорт. Вот уже второй день подряд она пытается купить билет до Москвы, и безуспешно. «На завтра или послезавтра – нет»,– сказала девушка‑кассирша с хмурым недовольным лицом – сказала как отрезала и потеряла к курортнице интерес.Растерявшись, не зная, как поступить, Инга еще покрутилась в душном зале билетных касс, а затем снова метнулась к окошку:–Девушка, а на какой ближайший день есть? Мне все равно – плацкарт, купе, верхняя, нижняя полка… Только бы как можно раньше.Кассирша, поджав полные губы, бросила на Ингу как на нарушительницу спокойствия еще один недовольный взгляд и нехотя, словно делая великое одолжение, уткнулась в видавший виды компьютер. Она мучительно долго искала информацию, неторопливо щелкая по клавиатуре пальцами с облупившимся на коротких ногтях лаком, и Инга, вскипая от раздражения, еле с