— Девона? Ты не ждала. Не ожидала?
Она не стала сразу отвечать. Несколько шагов позволили очутиться у него за спиной. Реган не дрогнул, не повернул головы, даже не пошевелился.
Камень на груди словно превратился в кусочек льда и теперь готов был забрать тепло у нее. Огонь в камине метался, меняя цвет каждую секунду от ярко-желтого до темного цвета, кажется, иногда его называли цветом запекшейся крови. Через секунду он опадал так, что тьма, казалось, уже должна была захватить все пространство камина, но спустя мгновение пламя захватывало все вокруг, отражаясь белыми тенями от всех прямых и ломаных стен вокруг живого танца. Дана чувствовала единство с пламенем, хотя, может, она и была этим пламенем.
Солгать сейчас было так сладко. Только бы не видеть его лица!
Она прижалась к чужому мужу грудью и запустила руку ему под рубашку. Его сердце билось медленно и спокойно. Так безмятежно, так равнодушно.
<Во многих моих романах имена героев имеют особое значение, раскрывая характеры персонажей или намекая на развитие сюжетных линий.Ниже значения некоторых кельтских, славянских и испанских имен с пояснениямиДевана— вславянскоймифологиибогиня охоты, жена бога лесов Святобора. Девану древниеславянепредставляли в облике красавицы, одетой в богатую кунью шубу, отороченную белкою, с натянутым луком и стрелами.В то же время существует кельтское имя Девона (Devona) — предугаданнаяДругие кельтские, баскские, скандинавские и восточные именаРеган(Reagan) — королевскийШайла(Shayla) — феяКовентина— память о снегеЭлорри(баскское) — шип
Бабочки...Люди... Кто только не опалил себекрыльяна свече судьбы...Эрих Мария РемаркДраконы часто могут сами выбирать ту любовь, что должна их захватить и даже, возможно, погубить.Ян Словик — Трактат о драконахПролог. ДеванаОна уже посещала это место. Ей были знакомы черные чугунные ворота, приоткрытые совсем чуть-чуть, деревья, замершие в настороженной тишине, и дом с невидящими глазницами темных окон. Все казалось привычным и одновременно новым, словно со времени предыдущего посещения это место изменилось. Изменилось совсем немного, неуловимо, но достаточно, чтобы почувствовать его по-другому.Эти перемены вызывали неуверенность, которая вынуждала осторожно ступать по свежему снегу. Хруст под ногами был единственным звуком, позволявшим верить в реальность окружающего мира.В глубокой тени замерших на холоде деревьев ощущался вызов. Словно к
Прежде ему часто не хватало времени выбраться в свой загородный дом. Он вспоминал об этом месте лишь тогда, когда родители, очень любившие тишину и девственную красоту окружающего усадьбу леса, останавливались здесь во время редких визитов в столицу.Тогда они обычно долго гуляли с отцом по усыпанным старой листвой тропинкам, беседовали о вещах, казавшихся интересными им обоим. Порой спорили, но чаще просто делились новостями. Потом возвращались в дом, сплошь увитый плющом, и ужинали на открытом балконе среди белеющих в сумерках колонн и мерцающих огоньков свечей.Мать ожидала их, попивая крепкий чай, и перелистывая какой-нибудь модный роман. Она, в отличие от большинства людей своего века, обладала прекрасным зрением и никогда не носила очки. Странным образом женщина всегда знала о приближении мужа и сына, поднимающихся по лестнице. И успевала распорядиться подать блюда к столу, пока они шли в густой темноте коридоров.Одной из традиций было заканчивать их поси
Даже пробыв здесь уже достаточно времени, Девона не могла бы с уверенностью сказать, нравилось ли ей в этом зале. Он чем-то походил на университетскую аудиторию, только был меньше и с огромными книжными шкафами, скрывающими стены.«Кто-нибудь хоть иногда касается этих фолиантов?» Сквозь пыльное стекло просматривалось полустертое золотое теснение на зеленых и черных обложках, может быть, сделанных из настоящей кожи.Погрузиться в просмотр этих раритетов возможно было бы интереснее и полезнее чем выслушивать выступления молодых сторонников произошедшей революции. Того что эти люди называли революцией.Пламенные речи, призывы с распростертыми руками и бешеная овация после слов «Свобода, равенство, братство» по неизвестной причине навевали странную грусть. «Кино и немцы». Слова из былой жизни лучше всего могли характеризовать происходящее перед ней действо.Стихи, которые читал молодой человек с забинтованной головой,
Учитель затворил дверь самыми кончиками пальцев, прижимая створку так, будто оторваться от лакированной поверхности было рискованным поступком.—Заходите. Я ждала.Первое, что сразу бросилось в глаза—два портрета, висевших прямо за креслом ректора. Раньше здесь не было ничего: гладкая пустая стена. А теперь—нет. Мужчина и женщина. Похожие и не похожие на нынешнюю хозяйку кабинета. От мужчины она унаследовала строгие, даже чересчур черты лица. От матери ей досталась бездонная глубина глаз. И, кажется, упрямство. И губы. Тонкая линия, не оставляющая надежды.А ему нечего было повесить у себя в комнате. Всю жизнь ему не везло. Ни семьи, ни детей, ни какого-либо достатка. Так шаляй-валяй. Но кто виноват в этом кроме него самого? Долг—хорошее слово. Но холодное и пустое.Девона стояла у окна, заложив руки за спину, и языки багрового пламени танцевали по подолу черного платья. Камень на груди мер
Просто удивительно, насколько изменилась Мадлен за каких-то пару месяцев. Шестьдесят или чуть больше дней минуло со времени их последней встречи в Академии, а сейчас Дане казалось, что перед ней сидела совершенно другая женщина. Хотя здесь лучше всего подошло бы слово иная. Исчезла Мадлен-студентка, Мадлен юная, беспечная и смешливая девушка. Вместо нее теперь была уверенная в себе изысканно одетая молодая женщина.Серебристые нити, разбежавшись по черному жакету-болеро с блестящими круглыми пуговицами, то и дело складывались в какой-то неуловимый для глаза рисунок. Такие же серые нити играли в свою необычную магическую игру по подолу платья, отличавшегося от глубокой тьмы жакета на полтона.Мадлен сняла шляпку сразу же, как только они вошли в кофейню, располагавшуюся всего в трех минутах ходьбы от модного ателье. Сочетание ее темных волос, теперь тщательно уложенных, мрачноватого наряда и проницательных и одновременно странно безмятежных темных глаз придавали бывшей с
Дана сидела и рассматривала дверь, скрывшую от нее недавнюю собеседницу. Дверь была самая обыкновенная, без каких-либо украшений или изысков. Обычная дверь, которая может в случае необходимости выдержать напор нежелательных гостей, не слететь с петель под ударами сапог, не поддаться стуку здоровенных кулаков пьяных любителей вечерних возлияний. Сейчас этот темный силуэт надежно укрыл предмет ее мыслей и страхов. Да, она должна признаться, Мадлен испугала ее, и это почувствовали ее магические сестры.Иголки раз за разом жалили ее нежную кожу, но она отказывалась прислушаться к предупреждению, сигналу тревоги. Она должна была понять, что означала эта совсем неслучайная встреча. Намеки, скрытые в тенях, не позволяли осознать, что скрывалось в словах давней знакомой.«Уймитесь, она ушла!»Девона разжала пальцы, стиснутые на амулете. Неужели она не могла отпустить камень в течение всей беседы. Зелень кристалла раздирали всполохи света. Искры кружили
Глядя с балкона на толпу женщин, идущих прямо внизу, Девона в раздражении кусала губы. Ее провели как девочку.—В кофе, который тебе подавали, был какой-то яд, возможно, наркотик. Определить, что именно, сейчас не представляется возможным.Ярне произнес эти ужасные слова совершенно спокойным, нейтральным тоном. Но она чувствовала, как эмоции вскипали, подобно зажатой скалами огненной магме в глубине земли.Ярость, гнев, стыд. Все это она готова была выплеснуть наружу... Сейчас, немедленно, на всех и каждого, кто только окажется рядом. Она чувствовала, что ее попеременно бросало то в жар, то в холод.—Успокойся, тебя не собирались убить. Думаю, нет.Амулет на груди превратился в островок холода. Сестры замерли, словно в испуге, как будто ее чувства могли повредить даже им.Страж криво усмехнулся, наклонился над перилами балкона и сплюнул вниз прямо на головы толпы женщин, идущих вдоль улицы к одной им ведомой цели.