Рэндольф
– Драть твою мать! – все, что сумел сказать Чарли после того, как длинноухий за полминуты обезоружил двух его лучших бойцов.
Фэйри вложил клинки в ножны и повернулся. Его лицо оставалось таким же бесстрастным, каким было в трактире, когда он побрезговал угощением Чарли. Ни азарта, ни гордости от победы.
Не тщеславен. Совсем плохо. За прошедший час Чарли так и не понял, чем вообще можно зацепить длинноухого. У него словно не было слабых мест, любые обещания, похвалы и завуалированные дерзости фэйри встречал одинаково равнодушно.
– Это отлично, парень. Могешь, не отнять. Но пойми: зрителю нужно зрелище. Чтобы неясно было, кто победит. Чтобы покричать, понервничать за свои денежки. Да и крови немного пустить в конце не помешает.
О том, что лившаяся в боях кровь покупалась на соседней скотобойне и принадлежала овцам, он рассказывать не стал. Всему свое время.
– Ну давай! Затяни, поддайся. Покажи мне бой. Я верю, что ты сможешь, парень!
Фэйри пожал плечами и повернулся к противникам. Те, изрядно разозленные такой очевидной демонстрацией превосходства со стороны нечеловеческого выродка, напали слаженно, с двух сторон. Пожалуй, дай ушастый слабину, они бы его зарубили, наплевав на возможный гнев босса.
Длинноухий оказался понятливым парнем. Чарли смотрел, как тот гоняет ребят по арене и довольно жмурился. В душе пели скрипки. Вот он – его счастливый шанс, билет в безбедное будущее.
Доставшийся от отца бизнес медленно загибался. Бойцы старели, калечились. Перспективные новички не оправдывали ожиданий или уходили к другим эдиторам*, да еще смели жаловаться на плохие условия найма. Неблагодарные ублюдки!
– Ты слишком жаден, – как-то сказал ему Винсент. – И плохо разбираешься в людях.
К Черной людей, когда есть фэйри!
– Я должен знать о нем все, – вполголоса сказал Чарли своему секретарю – человечку неопределенного возраста со сморщенным обезьяньим личиком. – Кто он, откуда, почему в бегах. Привычки, слабости. Вытащи мне все, что есть на него у баронов!
Длинноухий не стал спорить, когда Винсент в лицо назвал его преступником, значит, и правда запачкан в каком-то дерьме. Надо только раскопать эту историю и придумать, как использовать.
Бой на арене шел с переменным успехом. Противники то теснили фэйри, то вынуждены были отступать перед его яростными атаками. Не будь предыдущего сражения, Чарли бы всерьез переживал за ушастого.
Красиво ведет. Не придраться.
Чарли ударил молоточком по медному гонгу:
– Годится, заканчиваем. И, кстати, как тебя зовут-то, парень?!
Бобби
– Никогда не работай с непроверенным заказчиком, мальчик, – его рычание в темноте звучало уютно. Успокаивало.
И бок, к которому прислонился Бобби был приятным на ощупь. Шершавый, как древесная кора, чуть теплый.
– Даже если с деньгами туго. Сам видишь, как можно влипнуть.
Зубери Неджес из рода Акх – так его звали. Не людское имя, смешное. Не выговоришь.
– Спешка неугодна богам. Я хотел собрать быстрее денег, а теперь Салидджи достанется другому.
Он рассказывал про страну, где вообще нет снега. Там у него осталась невеста. Все у этих южных не как у людей. У людей, когда женишься, с невестой приданое дают. А там надо покупать невесту.
Дураки они.
Последнюю мысль Бобби, осмелев, высказал вслух. Зубери не обиделся.
– Это пройдет, мальчик. Ты поймешь меня, когда подрастешь.
– Не подрасту, – просто сказал Бобби.
Чего врать-то?! Поди ясно: не для того его горбун в подвал сажал, чтобы отпускать.
– Любой воин Тамери знает: чтобы проиграть, надо сначала сдаться.
– Чего?
Смех Зубери похож на грохот ссыпаемых в кучу камней:
– Не верь отчаянию, мальчик. Ты жив и пока еще человек. А я уже нет.
Что Зубери не человек Бобби и так понял, чай не дурак. Ну и что? Главное – не дерется.
Эх, взять бы его на поводок, да пройтись по Ист-Уорфолл-Энд. Небось, ни один босяк не посмеет крикнуть Бобби вслед «Ссыкун!». Да и Гарри поседеет, когда увидит.
– У нас в Тамери говорят: в каждом человеке спит бог и зверь. Горбун сумел разбудить моего зверя, мальчик. А бог все еще спит. Без него мне не совладать.
– Меня Бобби зовут, – сказал Бобби.
А то что все «мальчик», да «мальчик».
– Если сможешь вырваться, – в голосе южанина послышалась тоска, – загляни ко мне. Район Бикстон, трактир «У матушки Терезы», последняя комната на втором этаже. Там до конца зимы никто не должен жить. Я платил за три месяца сразу. Под седьмой от окна половицей все, что я успел собрать для выкупа за Салидджи.
– Угу, – Бобби зевнул и задремал, привалившись к теплому боку.
____________
*Эдитор (лат.) – устроитель гладиаторских боев.
ФранческаВещь, когда-то бывшая ошейником, лежит перед нами на столе. Вид у нее откровенно жалкий – кожа измусолена и пожевана, хуже, чем штора в гостиной. Серебряный оклад вокруг маленького камушка по центру почернел, а по самому камню теперь змеится трещина, разделяя его наискось.Элвин, прикрыв глаза, водит руками над артефактом, пытаясь оценить его состояние. Я сижу рядом и стараюсь даже дышать неслышно, чтобы не помешать ему.Если он… если мы… если это еще возможно восстановить артефакт…Боги, пожалуйста, сделайте, чтобы это было возможным!Потому что если не получится, то я…За этим «если не получится» была злорадная улыбка вечности. Время, которое собирает с людей свою дань. Старость, которая придет за мной, чтобы разлучить нас.Навсегда.Почему, ну почему я была такой идиоткой?! Почему попросила снять ошейник? Почему не спрятала потом его как следует?
ВанессаЭтот человек прибыл в Гринберри Манор после обеда. Спешился, отдал поводья конюху, отдал дворецкому визитку и проследовал в гостиную.– Ждите здесь, – важно объявил дворецкий. – Я извещу миледи.Ожидание затянулось, но гость не выказывал признаков беспокойства. Он неторопливо обошел комнату, осматривая изящную обитую сафьяном мебель, буфет с резной дверцей, шелковые обои. Порой на его молодом и довольно привлекательном лице мелькала одобрительная улыбка. Остановился у клавикорда, откинул крышку и наиграл двумя пальцами первые аккорды популярного романса.Увлеченный инструментом, он не видел, как в дверях замерла женщина. Болезненно худощавая, со следами былой красоты на лице, которые угадывались даже под слоем белил и румян. Несколько легкомысленное платье, куда более уместное на юной кокетке, чем почтенной вдове, спорило с заметной сединой в рыжих волосах.Прежде чем войти в гостиную женщина бросила корот
РэндольфПо безмятежной лазури небес проплывали легкие, кучерявые облака. День выдался не по-февральски теплым, и в воздухе уже вовсю ощущалась близость весны.– Отрадный денек, – усмехнулся в бороду старик Хэтч. – Ишь, как все осело.Запряженная в телегу мосластая лошаденка, лениво брела по занесенной снегом тропе. Добравшись до тенистого распадка между двумя холмами, куда не проникали солнечные лучи, она замедлила шаг, а после и вовсе встала, демонстрируя всем своим видом немощь перед силами природы.– Треклятый снег, – ругнулся Ник Картер и снова спрыгнул с телеги, чтобы очистить обода. – Кончай прохлаждаться, бездельник, и помоги мне. Иначе, видит Тефида, нам вовек не добраться до Фалькон нест. Или ты хочешь заночевать в окрестных лесах?Хэтч засмеялся тонким, скрипучим голосом:– Куда торопиться, старина? Можно подумать, монашки ждут тебя после того, как на прошлой неделе у них
Звук снизу заставляет меня слететь по лестнице. Я почти вбегаю в холл, уже не заботясь, чтобы демонстрировать показное равнодушие.– Почему тебя так долго не было?!– Дела, – буркает он, едва удостоив меня взглядом, и поднимается наверх, тяжело опираясь о стену рукой.Я смотрю ему вслед, задыхаясь от возмущения. Я так его ждала, а он… он…Первый порыв – устроить скандал, потребовать внимания, надуться. Но тут внутри меня словно вспыхивает ярко-красная надпись «Нельзя!». И где-то в глубине сознания появляется другая Фран – более спокойная, взрослая. Появляется, чтобы вполголоса заметить, что у Элвина тоже есть желания и потребности. Что он выглядит вымотанным до последней степени. Что мужественно терпел все последние недели мои капризы. Что, кажется, с ним сегодня случилось что-то в той части его жизни, о которой он так мало рассказывает. И что неплохо бы поддержать его, или хотя бы не быть такой зако
В надежде сбросить погоню, я трижды переносила нас между мирами. Преследователь не отставал. Несколько раз над головой свистели стрелы. Одна вонзилась в ель над моей головой и разлетелась ледяными брызгами.Мы перелетели холм. Внизу от основного тракта отходила узкая тропинка. Фэйри, не колеблясь, направил коня по ней. Обернувшись, я увидела черные силуэты преследователей и своры гончих в призрачном свете огромной, зависшей над холмом луны. Впереди, вырвавшись на два корпуса, скакал всадник-великан. Он запрокинул голову, увенчанную раскидистой кроной оленьих рогов, и протрубил в рог.Тропка была занесена снегом, и мы сразу потеряли скорость. Свистели ветки, норовя хлестнуть по глазам. Я пригибалась, стискивала немеющими пальцами край седла. Свет луны почти не проходил сквозь нависшие кроны. Правь лошадью я, все закончилось бы плачевно, но Рэндольф видел в темноте лишь немногим хуже, чем днем.Конь под нами хрипел, клочья пены стекали по морде, сиплые выдохи подс
– Я помню ее, – Стормур скривился и брезгливо, носком ноги, перевернул тело на спину тело Кьяры. – Воровка.– И какие же счеты у воровки к регенту Хансинорского двора? – поинтересовался я с обманчивой мягкостью.– Не твое дело.– Еще как мое. Из слов Блудсворда я понял, что ему даром не сдалась эта вендетта. И будь любезен, раз уж я спас твою никчемную жизнь, поделись соображениями: с какой стати служанке так ненавидеть тебя?Стормур выдержал мой взгляд в упор. На высокомерном лице не дрогнул ни единый мускул.– Я был в своем праве, Страж. Она и ее подельник собирались меня обокрасть.– О, вот, значит, как? Обокрасть? И что же ты сделал?Я бросил еще один взгляд тело Кьяры. Спускавшиеся по плечу женщины шрамы здорово напоминали следы от волчьих клыков.Регент пожал плечами:– Я был излишне милосерден. Натравил на них псов. Вор прикончил двух собак, тогда я прика