– Ники, просыпайся!
Римман стащил с меня одеяло и опустил свой рот на мою грудь. Прикосновение его горячих губ мгновенно выстрелило в мое тело импульсом желания, стерев остатки сонливости, хоть и отозвалось легкой тянущей болью в низу живота. Я открыла глаза и увидела его лицо. Он вглядывался в меня со странной смесью тревоги и нежности, и я поймала себя на том, что любуюсь им.
– Пора вставать, Ники. Локи ждет нас внизу. Ты должна позавтракать и поговорить с ним перед встречей со следоками.
Но при этом он продолжил целовать меня, путешествуя по ребрам к животу, и я непроизволь
Доминика– Ри-и-им! – позвала я. – Ни за что! – Римман! – Я сказал – нет! Не позволю тебе превратить меня в гребаного пингвина! – прорычал он из нашей комнаты. – Римман Равьёзо, не смей ругаться при детях, сейчас же надень этот че… красивый смокинг и выходи! – Мам, а что значит «глебаный»? – спросил наш четы
Римман Моя Ники снова в моем доме и в моей постели. Хотя сама постель-то уже другая, как и вся мебель. Прошлую-то я разнес к хренам, когда она сбежала. Как и многое другое, к чему она прикасалась. Все жалел себя, мудак! Я сидел на полу возле кровати и смотрел на нее спящую. В ногах кровати по-хозяйски расположился вконец обнаглевший сосед. Я очень хотел бы вышвырнуть его к чертовой матери, но всерьез опасался того, что этот мелкий говнюк, раздувшийся от своей офигенной значимости, будет единственным, с кем моя принцесса станет говорить, когда проснется. И это более чем справедливо. Особенно теперь, когда я знаю от Вайоленса причину ее
Ночью перед похоронами я не смогла уснуть даже на секунду. Все внутри кипело в неистовой надежде на то, что я наконец смогу вырваться. Я столько сил тратила, загоняя эту мысль внутрь, что казалось, сорвусь в любую минуту и меня затрясет или разорвет на части. И больше всего боялась, что меня выдаст запах. Ведь, как я ни старалась держаться внешне, мое тело то и дело бросало то в пот, то в озноб из-за того, что сдерживаться с каждой минутой было все сложнее. – Детка, начало цикла уже совсем близко, – прохрипел Ариман, располагаясь между моих ног. – Ты пахнешь так, что я не могу целый день думать больше ни о чем, кроме как поиметь тебя еще и еще раз. Я чувствую, что у тебя температура поднимается и в пот бросает. Очень скоро я сделаю тебе ребенка, и ты станешь моей окончательно. Ты ведь не захочешь потерять своего ребенка навсегда, л
Девушка выскользнула из дверей салона и села в старенький неприметный внедорожник с затемненными стеклами. – Рассказывай, – приказал Леон. – Черт, ты меня, мать твою, подставил! – зашипела она на него. – Мы с Каринкой чуть со страху там не померли! Нас догола раздевали и обыскивали, как гребаных террористов. – Не преувеличивай, детка! – Я ни черта не преувеличиваю! Это не дом, а Форт Нокс какой-то! Я в жизни не видела таких мер безопасности и такого количества охраны. Да я уже думала, что никогда оттуда не выйду. – Расскажи про Нику. – Если ты про девку, то мне ее искренне жаль. Похоже, этот самый главный, который ее мужик, натуральный псих. Он точно бьет ее и сильно. На лице-то не видно, но по телу повсюду следы. Я-то не слепая! И вообще он жуткий, хоть и офигеть какой красавчик. Вот почему так?&n
Новый этап моей жизни. Как постоянно твердит Ариман, теперь это навсегда. Но я не буду ему верить. Я всего лишь жду и ищу выход. Пока его нет, но я не позволяю себе терять надежду. Не позволяю сорваться и плакать или взбеситься. Я дочь своего отца. Хищник, а не жертва! Я не сломалась, не смирилась, а затаилась в засаде. С того дня, как бывший защитник поднял меня из подвала, он собственноручно мыл, одевал и кормил меня в постели. В первый же день он надел мне на ногу пластиковый браслет с датчиком, но этого ему показалось мало, и через час пришел какой-то мужчина в белом халате и ввел мне под лопатку еще что-то. Как понимаю – маячок. Было очень больно, особенно от того, что Ариман нависал над ним, угрожающе рыча и следя тяжелым взглядом, чтобы тот не позволил себе даже случайного лишнего прикосновения, отчего у мужика отчетливо тряслись руки.
Римман Я проснулся от жуткого сушняка. Поднял голову и поморщился от мерзкого запаха. Боже, на какой долбаной помойке умудрился отрубиться? Резкость зрения медленно возвращалась, я увидел, что лежу лицом вниз на кожаном диване в кабинете своего клуба в окружении банок, бутылок и остатков еды в пластиковых контейнерах. Ну да, я ведь больше не могу ночевать в своем собственном гребаном доме, потому что одна проклятая сука пропитала его насквозь своим одуряющим запахом. Отняла у меня возможность появиться там и не видеть ее подлое лицо в каждом углу, у каждой стены, к которой я ее прижимал, трахая, как безумный, охрененное количество раз, становясь все голоднее и одержимей ею с каждым часом. Я ненавидел это состояние, в которое проваливалс