Часть 2 - Глава 4

4

Одной из моих подруг с первого курса стала Оля Асеева, одногруппница, «домашняя девочка», то есть живущая дома, с родителями. Оля мне нравилась, как и мои соседки по комнате в общежитии, и даже больше. На Оленьку было приятно посмотреть. Высокая, выше меня (мой рост — сто семьдесят два сантиметра), с точёной фигуркой, тех самых форм, которые любят мужчины, то есть узкая в талии, широкая в груди и бёдрах, с чистеньким, безупречным личиком, с великолепными золотистыми волосами (от природы прямыми, но она их слегка завивала), с большими глазами, Оля походила на замечательную, очень красивую и дорогую куклу, только что купленную и ещё не распакованную. По характеру – улыбчивая, доверчивая, милая, может быть, чуть глуповатая, в общем, вылитая я, с той только разницей, что у меня внутри имелось другое, лисье, острые зубы, лапки с коготками, что всё моё «Асеевское» было нарочитым – а у неё именно это было настоящим, и никакого второго дна у Оленьки не существовало. За это она мне и нравилась!

Поразительно, что при такой модельной внешности ей так долго не находилось никакого ухажёра, «молодого человека». Она боялась их… Оля как-то призналась мне, что при первых попытках серьёзного ухаживания со стороны симпатичного и неглупого парня теряется, робеет, стремительно глупеет, не знает, о чём говорить, терпеть себя не может, и потому всё кончается крахом. Конечно, дураковатые да хамоватые на неё тоже обращали внимание, но что за интерес встречаться с балбесом или наглецом! С такими она умела быть презрительной, ледяной. А вот с хорошими – терялась… Но на четвёртом курсе пара ей, наконец, нашлась, да ещё какая! Ярослав.

С Ярославом она познакомилась на концерте: он был студентом Музыкального училища имени Собинова по классу гобоя. Скоро и я его узнала.

Осенью у нас проходила практическая по фортепианной игре, на котором мы по очереди сдавали на отметку заранее разученные произведения. Из аудитории нас выпускали по одной. Я вышла первой и увидела в коридоре, у окна, молодого мужчину. (Как ни крути, а к двадцатилетнему человеку не подходит название «юноша».) Увидела и поморщилась тому, что вижу чуть ли не себя в мужском обличье: те же густые чёрные волосы до плеч, та же светлая кожа, тот же нос, тонкий и слегка заострённый, даже обвод лица, знакомый из зеркала. Я села на скамейку, дожидаясь подруг: мы собирались после занятий куда-то пойти все вместе.

– Вы ведь из 647-й группы? – приветливо обратился он ко мне, ему совершенно незнакомой девушке. Я вздрогнула, сдержанно кивнула. Но тут же подумала, что скупиться на любезность, щетиниться – неприлично, дурной тон, наследие тяжёлого детства, которое нужно изживать, и добавила к кивку улыбку.

– Кстати, меня зовут Ярослав.

– Лиза… А! – воскликнула я чуть насмешливо. – Так вы – Óлин молодой человек? Тот самый, о котором она мне все уши прожужжала? Гобоист и красавец?

– Ну да, – рассмеялся он. Зубы у него тоже были белые, чистые. – Красавец, значит? А что ещё она обо мне говорит?

– Не зазнавайтесь! Ничего вам не расскажу…

Выходили мои подруги и с удивлением видели, как я весело общаюсь с кем-то, кого они видят первый раз в жизни. Молодые девушки вообще осторожны в том, чтобы дарить улыбки незнакомцам: мы ведь не американки. Но какой-то редкий дар моментально завоёвывать расположение человека был у Ярослава! Соединение светского обаяния и бесстрашной непринуждённости. Он и им улыбался, и их что-то спрашивал, осторожно они вступали в беседу, оттаивали, расцветали. Когда Оля вышла, самой последней, вся наша группа уже окружила Ярослава и с удовольствием слушала какой-то незамысловатый анекдотический случай – но он и простенькие истории умел подавать как золотые яблочки, всем: богатыми интонациями голоса, мимикой, умелыми паузами, сдержанной улыбкой, хитрым прищуром… Молодой человек, извинившись, прервал свой рассказ, подошёл к Оле, шутливо сказал ей какой-то комплимент и поцеловал её руку. Повтори это кто угодно другой, странно бы показалось, а он так уверенно, спокойно поприветствовал свою милую, что только восхищаться можно было. У всех на виду Ярослав легко, играючи нашёл равновесие между сухим, сдержанным приветствием (которое её могло обидеть) и восторженными объятиями (которые смутили бы всех прочих). Оля же, несмотря на эту его искусность, густо покраснела, вся застыдившись – не его, конечно, а себя. И того она стыдилась, что ужасно ему рада, и того, что ей стыдно при всех кидаться Ярославу на шею, а выразить свою радость так же свободно и деликатно, как он, она не умеет и вот, стоит посреди коридора, не говоря ни слова, совершенной дурындой. Бедненькая!

С тех пор вышло так, что Ярослав стал едва ли не постоянным спутником наших девичьих вечеринок. (Конечно, и кавалеры других девушек порой нас сопровождали, но те на его фоне тушевались, чувствовали себя неловко, сидели сиднем, набрав воды в рот – и пропадали, в конце концов.) Оля вначале смущалась его приглашать, но он иной раз приходил без приглашения. А если не приходил, подруги сами напоминали: где же твой Ярослав? Без него, честное слово, даже скучно… И Ярослав появлялся, и снова всех очаровывал, был остроумен, весел, нарочито-наивен и мил со всеми, но при этом только по отношению к ней, своей избраннице, сохранял подчёркнутое внимание и нежность. И умён он был, это каждая видела, но умел говорить об умных вещах просто и забавно, не утомляя никого «левополушарными ритмами», наконец, он прекрасно чувствовал ту грань, когда интеллектуальные речи становятся скучными, выходят за рамки светского и приятного, и никогда не переступал этой грани. Порою он, идя прямо из училища, приносил гобой и, когда мы просили об этом, никогда не чинился сыграть что-нибудь. А играл Ярослав великолепно, легко импровизировал: любую тему можно было ему бросить, и он рассыпáл её в разных вариациях, и нежный, пронзительный гобой в его руках звучал почти как саксофон. О! Вся группа вслух завидовала Оле. Я одна не высказывала общих восторгов, хотя и мне Ярослав был симпатичен. Симпатичен – и одновременно слегка неприятен, даже немного смешон, как собственное отражение в зеркале. Иногда я останавливала взгляд на нём, проговаривая про себя: что же ты за зверь, так на меня похожий? Ты ведь тоже лис! Только домашний. Да и фамилия твоя Листьев: хитрая фамилия, где под рыжими опавшими листьями прячется рыжая морда. Говорят, если забрать лисёнка из лесу при рождении и выкормить его, он становится почти как щенок, и с собаками весело играет, и те считают его своим. Но лисья повадка всё равно сохраняется! Пустите перед таким домашним лисом курочку, и тот мигом её задушит.

Ярослав немедленно чувствовал на себе мой взгляд и отвечал ему – а я сразу отводила глаза, как лисица, которая следит за индюшкой, думая, как бы подойти ближе. Но, едва цезарка забеспокоится, вытянет шею, лиса притворяется, будто самым внимательным образом изучает ближайшую ветку, камушек, и в этом камушке для неё – главный интерес жизни.