– Помощь. Защита. Сопровождение, – перечислила Летэ и, не коснувшись уже избавленного мною от скорлупы яйца, взялась так же неуклюже чистить другое.
Как же бесит! Каждым движением и вдохом. Уставился на ее ключицу и плечо, оценивая опытным взглядом повреждения – у нас ведь на них нюх от природы. Похоже, перелома нет, выбито плечо. Должно быть дико больно. Но мало тебе, дрянь!
Зная наверняка, что ее реакции и близко не сравниться с моей стремительностью, моментально убрал тарелку на кровать, схватил Летэ за здоровую руку, дернул на себя, поднимая, и тут же толкнул к стене.
– Не см… – только и успела она прошипеть, прежде чем я уперся левой ладонью в центр ее груди, фиксируя, и рывком вправил плечо.
Сразу навалился, зажимая рот и давя рвущийся из нее вопль, что однозначно разбудил бы не только постояльцев Фелио, но и всю округу. Летэ затряслась подо мной всем телом, мыча и переживая волну боли, и вдруг, извернувшись, попыталась садануть коленом между ног и впилась со всей силой зубами в руку, зажимавшую ее рот.
– Тварь, какая же ты злющая неблагодарная тварь! – прорычал ей в лицо, дурея от ощущения хоть какой-то моей части, оказавшейся в ней. – Если так не терпится взять что-то мое в рот, то у меня есть для тебя кое-что получше.
Вжался неугомонным стояком в ее живот раз, и еще, издеваясь не столько над ней, сколько гораздо сильнее над собой, потому что зверь вцепился мне в горло намертво, требуя взять свое, наше, да так, чтобы она дрожала и глаза закатывала от удовольствия. Жалкой скотине не было дела до того, что такому не бывать. Не по доброй воле этой бабы уж точно. Но кто сказал, что никогда вообще? Нищим выбирать не пристало, если и твоя судьба, и твоя пара – те еще две жестокие сучки, то успеть бы ухватить хоть что-то и на любых условиях. И я ухвачу.
– Отвали! – практически промычала она, обжигая дыханием кожу и убивая на хрен этой затухающей телесной дрожью, которую ловил собой, как ссохшаяся земля каждую каплю годами ожидаемого дождя. – Я лучше ногтями себе глотку вскрою, чем что-то твое окажется во мне, урод!
Глаза как два костра гудящего бешенством пламени, что поджарили бы меня в секунду, имей такую силу.
– А вот тут ты не угадала, дорогая моя просительница, – ухмыльнулся гадко, заставляя, насилуя себя прямо, чтобы отступить от нее, хотя мышцы все до одной едва не каменели, протестуя против появления расстояния между нами. – Ты пришла ко мне за помощью, а я собираюсь заставить тебя за нее заплатить. И деньги со сраной славой меня не интересуют. За эту валюту я уже в свое время наработался и больше не нуждаюсь.
– Что же, значит, я завтра же двинусь дальше и найду в этих землях другого прима с сильной стаей, который имеет понятие о долге и порядочности, в отличие от тебя, – презрительно выплюнула она, обходя меня, а я повернулся следом, как приклеенный, стискивая кулаки, чтобы не вцепиться в ее мокрые волосы и не нагнуть над кроватью. Сними с себя эту никчемную тряпку, я ведь все равно вместо нее тебя голой вижу, она твоему несуществующему целомудрию не защита.
– Нет стаи сильнее моей, и нет ни одного прима, что не прислушался бы к моему мнению и откровенным угрозам, Пушистик. – Я поморщился, недоумевая, как так давно забытое прозвище, данное той, кем эта женщина по факту уже не являлась, выскочило из моего рта. – Ты будешь иметь дело или со мной и станешь покорной любвеобильной лапушкой, пока я тебе нужен, или ни с кем.
Она развернулась, сжигая меня взглядом, и прошептала одними губами «ублюдок», на что я так же ответил ей «шлюха» и широко улыбнулся, уже торжествуя неизбежную победу. Зря ты пришла ко мне Летэ, ох зря! Отведу теперь я душу.
– Да, кстати, о том, чтобы просто взять и свалить с моей территории с гордым видом, не помышляй, – пошел на добивание. – Предполагаю, что, если твой рассказ об убийстве Первого – правда, а я это проверю всенепременно, ты сейчас номер один среди опаснейших преступниц. Так что мой прямой долг упаковать тебя понадежнее в кандалы и доставить Страже и магам, чего я опять же могу не делать в обмен на щедрую ласку.
Противен ли я себе из-за этого шантажа? Если бы она была хоть немного другой, если бы между нами не было всех этих гор взаимного дерьма, смерти, то, наверное, и вывернуло бы на месте. Если бы, если бы… Да я бы боготворил ее, сделал центром своего существования, простил бы все, абсолютно. Но это Летэ, и мне ничуть не стыдно ни перед ней, ни перед собственной совестью, и срать ей на мою готовность проглотить все, а зверь пусть заткнет хлебало и довольствуется тем, что мы получим ее – по хрен, на каких условиях. Мне любовь в ее глазах и даром не нужна, пусть хоть захлебнется от ярости, кончая, так даже слаще и острее. А кончать она будет, и часто.
– Всегда знала, что ты мерзавец, но, похоже, ты все эти годы в этом еще и совершенствовался, – процедила она, снова натягивая маску ледяного пренебрежения.
– Не всегда, не криви душой, Пушистик! – На сей раз я хлестнул ее этим прозвищем нарочно, поймав проблеск бешенства в голубых ледышках. – Когда-то ты мне так складно и громко пела о любви.
Тонкие ноздри дернулись, раздуваясь, как взбрыкнувшая и готовая понести лошадь, но Летэ удалось обуздать себя и на этот раз. А зачем я тяну из могилы эти воспоминания? Меня же они полосуют не слабее, чем ее, а может, и куда сильнее. Не увидел. Не учуял. Не остановился.
– Скольким я пела то же и гораздо громче, чем тебе, – она якобы задумчиво закатила глаза, – всех и не припомнить. И каждый был лучше тебя, но что поделать, с чего-то же надо было начинать. Зато ты для меня остался вечным эталоном самого дерьмового любовника. Благодарю, что показал, каким ничтожеством НЕ должен быть мужчина в постели, да и в жизни.
Мои пальцы скрючились, а перед глазами побагровело, и, не доверяя себе, я попятился.
«Сколько их было? – ревел, лютуя, зверь. – Кто? Убить каждого, рвать-кромсать-заставить утонуть в своей крови. Они взяли то, что мое!»
Не взяли, мохнатый придурок, она сама отдала, нарочно, с удовольствием.
– С тобой не согласятся все те бабы, которых я поимел и до, и после тебя, Летэ. – Да лучше бы смолчал – прозвучало как какой-то скулеж. Как докатился до такого унижения? Впрочем, она и мое унижение – давние неразлучные спутники.
– Ты всегда имел только шлюх, а за те монеты, что ты им щедро отваливал, они тебе споют что угодно, – рассмеялась она так легко, почти естественно, что у меня кишки свело от внезапного желания услышать этот смех снова абсолютно натуральным, как когда-то давно, когда он звучал без единой нотки цинизма.
– А зачем мне песни, если у меня есть нюх. И благодаря ему я в курсе, что и твоя первая песенка, и их – самые что ни на есть настоящие. А то, что шлюхи… так ведь, и ты такая. Обидно только стало, что тебе одной и не заплатил? Так я могу.
– Способен говорить хоть о чем-то, кроме своего члена и его смешных приключениях? – мгновенно переменившись, Летэ уселась на постель и вернулась к своей еде, будто ничего и не было. – Ты отдаешь себе отчет, что угрожая мне и лишая шанса найти того, кто действительно готов к сложной миссии, ты, возможно, обрекаешь всю страну погрязнуть в хаосе от нашествия одержимых?
– Тебе не найти никого более подходящего и готового к этой твоей миссии, и дело тут лишь в том, что ты считаешь себя чересчур хорошей, чтобы честно расплатиться за услуги этого лучшего. Так кто из нас обрекает страну на хаос?
Я не врал тут. У меня за эти годы было слишком много времени и сил, требующих выхода от так и накатывающих раз за разом приступов нереализованной ярости, и их я направил на выбивание для себя места главнейшего прима в нашем краю и сколачивание крепкой стаи с неоспоримой боевой мощью. Хоть прямо сейчас я мог объявить небольшую войну каждому соседнему княжеству и подгрести его под себя. Вот только уже пару лет как я стал успокаиваться – кому нужны эти амбиции и притязания? Ради кого стараться? Кого поражать? Ту самую пару, которой у меня все равно что нет, считай?
Но вот надо же, она сама явилась и просит меня практически «поиграть перед ней мускулами». Ну так я всеми конечностями «за», вот только и ей за это придется делать некоторые телодвижения. И немало, у нее десять лет проклятого долга передо мной и количество разорванных в хлам нервов как отсюда и до небес и обратно.
– Похотливое животное. – А вот это уже похоже на капитуляцию.
– Точно. И похоть этого животного всего лишь нужно досыта кормить, чтобы использовать как тебе угодно. Не будь жадиной, от того, что раздвинешь ноги, от тебя не убудет. Привычное же для тебя дело.
– Только не с тобой. – Да брось, Летэ, сдавшись, уже не клацай зубками.
– Со мной, с другим… такой, как ты, не наплевать ли?
– Наплевать, все верно. Но ты даже не спросил, куда я хочу, чтобы ты и твои люди меня сопровождали.
– Да какая разница! Ты мне даешь, я ради этого за тобой следую и берегу как драгоценность, а мои волки всегда идут куда я велю. Вот и весь договор.
– Тогда никаких проблем с тем, что я намерена добраться до вотчины Бессмертного Иральда? – с нескрываемой издевкой уточнила полоумная баба, а я подавился вдохом.
– Ты чокнулась?
Десять лет назадЯ пристроился в самом тихом углу приличных размеров основного зала харчевни «Сытый вепрь» при постоялом дворе отчима Летэ и уже второй час подряд наблюдал, как девчонка таскает тяжеленные подносы с едой и посудой, не получая за свои усилия ничего, кроме хамства и тычков, как от бездельников братьев, так и от многочисленных посетителей. Вот оно в действии, это заложенное в саму человеческую природу отвращение к потомкам Одержимых, что отталкивает и вызывает злость к ним на уровне, не подвластном разуму. Нам, двуликим, это не свойственно, и пусть сама цель моего наблюдения сочувствия во мне не будит, невольное раздражение ко всем этим обладателям кривящихся в ее сторону морд я не мог полностью подавить. Не так давно, до того, как мой народ оказался так удачно подходящим для службы в Страже, и нас людишки побаивались и не особенно жаловали на своих территориях, и память о
– Ты в своем захолустье совсем умом оскудел? – язвительно спросила Летэ. – Третий раз одно и то же.Посмотрите на нее, давно ли сама столичной штучкой стала? Кто тебя, дрянь, из той дыры в нигде вытащил?– С моим разумом все в порядке. Но вот теперь я точно знаю, что ты тронулась, – огрызнулся я, всматриваясь в ее лицо в поисках подвоха. Хотя о чем это я? Она сама по себе подвох, и это если подбирать цензурную формулировку. – Если уж умудрилась где-то разнюхать о Бессмертном, то должна и знать, что взять и явиться к нему нельзя. Можно быть только им призванным, но такого не случалось уже лет триста!– И кто за эти годы действительно пробовал? – оскалилась она в ответ. – Идиоты-одиночки, искавшие в его землях всякие способные обогатить или наделить их особым магич
Десять лет назад– Ой, что ты… – запищала Летэ, когда подхватил ее на руки, взбегая по лестнице дорогого постойного дома, где мы остановились ближе к ночи следующего дня.Само собой, она была готова вскарабкаться на моего жеребца, стоило лишь разок предложить побег из ее унылого существования. Вот что за дура, даже не сомневалась ни в чем, поуговаривать себя не заставила, минуту бы поломалась, допустила бы хоть мысль, что я могу оказаться подлецом, ведь в отношении нее я он и есть.– Обещал же на руках тебя носить, – тихо рыкнул, скрывая копившееся весь день раздражение от навязчивого, не отпускавшего всю дорогу странного возбуждения, но не только его одного.Никакие усилия отвлечься от того, что при каждом шаге коня она терлась об меня повсюду, не срабатывали. Контакт с ее телом ощущался небывало остро: невзирая на всю нашу одежду, меня заводило так, как если бы она голышом приглашающе елозила задницей прямиком по моему гуд
Заниматься такой ерундой, как завязывание глаз Летэ, я не собирался. Ночь глубокая на дворе – особых примет дороги она не запомнит, но ведь Зрящей этого и не нужно. Есть у них способность «чуять» нужный путь, когда случается такая необходимость. Так что попробует убежать – просто догоню.В седло она постаралась забраться, опережая мою помощь, несмотря на то, что у нее аж лицо от боли перекосило, и выдохнула сквозь зубы со свистом. Ничего, любой навык, в том числе и принимать столь ненавистную ей помощь от меня – лишь дело привычки. Смирится и с этим, и с тем, что придется переносить мои прикосновения, не шипя ядовитой гадюкой, как сейчас, когда я запрыгнул сзади и бесцеремонно расположил руку на ее талии.– Вернемся к моему вопросу о том, как ты ухитрилась избавиться от ошейника, – сказал в самое ее ухо, не отказав себе в удовольствии пощекотать мочку губами и глотнуть аромата. – И ты же понимаешь, если станешь лгать &nda
Десять лет назад– С возвращением в мир живых, брат! – вытащил меня из тьмы бессознательности, наполненной безостановочным воем и стенаниями моего зверя, радостно-нервозный голос единственного родственника. – Напугал ты меня, умереть он вздумал. Да еще и от чего? Подумаешь, ткнули в него кинжалом. В сердце-то не попала, мерзавка хитрая.– Не говори так… – «о ней» не вырвалось из моего пересохшего горла, я зашелся в кашле, а потом и стоне от острой боли в груди.Проморгавшись, осторожно сел и посмотрел на повязку на своей груди. Летэ действительно ударила меня ножом? Воткнула его между ребрами, желая прикончить, пока я, как болван, бросился ее успокаивать? Та самая робкая, доверчивая Летэ, что с момента встречи не сводила с меня восхищенных наивных глаз, как б
Меня на постели аж подкинуло от незнакомого прежде ощущения чужого горячего тела рядом. Никогда до этого не спал вместе с женщиной, ибо эти вещи: совместный сон, объятия, ленивое пробуждение, сопровождаемое сначала ненавязчивыми, а потом и горячими ласками – всегда в моем восприятии принадлежали исключительно моей паре, на чужих женщин я это растрачивать не был намерен, и с самой юности не изменял своему же правилу. Примитивный трах, сброс напряжения и агрессии нельзя валить в одну кучу с неким таинством близости, что рисовалась в моем воображении с той самой.Но, осмотревшись и вспомнив все, я понял, что женщина рядом как раз нужная и все в порядке, как бы там между нами ни было, и ощущение глубинного, общего со зверем удовлетворения и умиротворения, возникшее перед сном, вернулось, невзирая на ничуть не утихший телесный голод. Летэ на мое суматошное пробуждение никак не среагировала, не шевельнулас
Десять лет назад– Рад видеть вас снова на ногах и в почти полном здравии, патрон Лордар, – не слишком скрывая безразличие к этому самому моему здравию, приветствовал меня один из Вторых магов – тощий как жердь Веарно. – Однако совершенно не вижу смысла в посещении вами кандидатки в Зрящие Летэ. На вашем месте я бы лучше направил свои помыслы на восстановление сил перед поездкой за новыми кандидатками, учитывая, что эта, скорее всего, в ближайшее время будет признана негодной и устранена, если до этого сама себя не заморит жаждой и голодом.Уже четыре дня, как мы с Реосом добрались до столицы и замка Стражи, и я действительно был практически здоров, хоть и выглядел, по заверениям окружающих, дерьмово. Чувствовал себя во всех отношениях тоже так же, пребывая в отвратительном настроении. Проклятые взбесившиеся лошади отправили меня в мир бессознательности почти на сутки, а когда пришел в себя и готов был даже наступить на горло своей гордыне и пос
Пока я избавлялся от «следов позора», выравнивал дыхание, приструнивал эмоции, что драли на части, веля одновременно и взорваться от злости, и броситься за Летэ вдогонку, продолжить сексуальное безумие, пока оба не будем истощены и перепачканы друг другом с ног до головы, она воспользовалась самостоятельно найденной уборной, обмылась, судя по звуку льющейся воды, вытерлась насухо, натянула единственный предмет своей одежды и вернулась в постель. Будто ничего и не произошло, и единственное, для чего она поднималась, – это утолить жажду. Нет, так не пойдет, и, пожалуй, я все-таки поддамся второму порыву.– Это первый и последний раз, когда ты попотчевала меня сухарем вместо горячего влажного ужина, дорогая, – заявил ей, заваливаясь на кровать рядом, реакцией на что было только фырканье, и она перевернулась на живот, демонстрируя полное пренебрежение.