Десять лет назад
Я пристроился в самом тихом углу приличных размеров основного зала харчевни «Сытый вепрь» при постоялом дворе отчима Летэ и уже второй час подряд наблюдал, как девчонка таскает тяжеленные подносы с едой и посудой, не получая за свои усилия ничего, кроме хамства и тычков, как от бездельников братьев, так и от многочисленных посетителей. Вот оно в действии, это заложенное в саму человеческую природу отвращение к потомкам Одержимых, что отталкивает и вызывает злость к ним на уровне, не подвластном разуму. Нам, двуликим, это не свойственно, и пусть сама цель моего наблюдения сочувствия во мне не будит, невольное раздражение ко всем этим обладателям кривящихся в ее сторону морд я не мог полностью подавить. Не так давно, до того, как мой народ оказался так удачно подходящим для службы в Страже, и нас людишки побаивались и не особенно жаловали на своих территориях, и память об этом еще жива. Впрочем, мало что мешало нам передвигаться и жить среди них и тогда, изображая добропорядочных торговцев и ценных наемников в охрану, потрахивая их девок в ожидании встречи со своей парой, ведь нет у человека, не мага, способов опознать нас, если сами не выдадим себя.
Брат Летэ, явно младше ее на пару лет, но при этом на голову уже выше и здоровей раза в два, снова по-хозяйски прикрикнул на девчонку, веля поторапливаться, пока она перла обратно на кухню поднос, заставленный целой горой наверняка увесистой глиняной посуды, а сам бил баклуши, подпирая плечом стену и ковыряя в носу. И это взбесило меня. Я тебе лично кишки выпущу, крысеныш! Два здоровых лба слонялись по залу, подобострастно скалясь посетителям и собирая заказы, в то время как их сестра, ростом едва ли по мое плечо, носилась груженая туда-сюда, подавая-унося-отмывая, а они возвращались, чтобы получить с сыто-пьяных посетителей плату и поклянчить чаевые. А в благодарность девчонке только и доставалось что окрики, тычки и недовольство. Если честно, ее терпение вызывало у меня злость и презрение. Ни одна женщина двуликих не стала бы терпеть подобного отношения, да никому бы и в голову не пришло так с ней обращаться. И вместо жалости у меня появлялось желание врезать ей по затылку, чтобы хоть как-то расшевелить. Сразу как прикончу всех ее обидчиков и помочусь на их трупы.
На меня Летэ кидала только быстрые взгляды украдкой, и нам не случилось поговорить с того момента, как я проводил ее домой и снял комнату тут же. Надо было видеть ее ошалевшую мордаху, когда взялся нести ее неподъемный таз с бельем до места. Вся пятнами пошла и как дышать забыла, дурочка. Собственно, уверен, что мне больше и делать ничего не нужно, очаровывая, она и так на грани обморока была, но я откуда-то нашел в себе силы продолжать болтовню о ней, красоте такой неземной, с ног меня сбившей. Надеюсь, у меня волдырей от вранья на языке не вылезет, но даже и появись они, все то смущение пополам с наивнейшим восхищением достаточно почесали под шейкой мое самолюбие, чтобы компенсировать. Как ни крути, есть что-то до странности приятное во влюбленных зырканьях и вздохах женщины, когда абсолютно уверен, что это искренне, пусть на нее саму тебе и плевать.
Ухмыльнувшись, когда Летэ отвернулась, я торжествующе глянул на сидящих в другом углу брата и сослуживцев, незаметно им кивнув. Сменив одежду и избавившись от тряпок на лицах, они вполне могли себе позволить пьянствовать и тискать местных девок, тогда как мне приходилось изображать унылое одинокое влюбленное дерьмо, торча в харчевне и не имея возможности пригубить даже капли эля. Ладно, Летэ, я на тебе потом отыграюсь – так отдеру, что по гроб жизни не забудешь.
Спустя еще пару часов забегаловка наконец стала закрываться, и я переместился из зала во двор, поближе к конюшням, ведь мы уже пронюхали, что уборкой и перемыванием гор посуды рабочий день нашей возможной Зрящей не заканчивался. Пока ее братья и отец укладывались в кроватки, она топала поить-кормить лошадей постояльцев.
Летэ выскользнула из дверей еще минут через сорок, и я выступил из тени, давая себя увидеть. Улыбка, потупленные глазки и румянец, что прямо-таки осветил своим полыханием ночь. Мило, между прочим.
– Герр Лордар, – еле слышно пробормотала она, начав комкать передник.
– Я же сказал, что для тебя я просто Лордар. Даже Лор.
– Я не посм…
– Ну же, мне было бы приятно услышать это от тебя.
– Лор… – промямлила она. – А что ты тут делаешь? Разве тебе не лучше лежать в постели?
– К сожалению, боль в ребрах никак не может заглушить мое волнение и тоску.
Тьфу, хоть бы не подавиться этой сопливой чушью!
– Тоску?
– Лежа в постели, я ведь не могу видеть тебя. – Ага, до тех пор, пока сам тебя в нее и не опрокину. – И вот я брожу здесь, чтобы ее унять, но зачем ты вышла в такой поздний час? Заметила меня, неприкаянного, в окно?
– Нет. – А я-то думал, что покраснеть сильнее невозможно, но у девочки, похоже, особые таланты. А еще и идиотская привычка вечно в чем-то чувствовать себя виноватой, даже в том, что у нее не было времени и сил пялиться в окна, высматривая меня. – Мне нужно закончить еще дела.
– Но как так-то?! – изобразил я праведное возмущение. – Ты работала без передышки весь день и еще должна? А как насчет твоих братьев?
– Не нужно. – Она втянула голову в плечи и оглянулась на дом. – Мне не трудно. Что там – лошадям сена задать да попоить? Ерунда же.
Да что же ты такая вся покорная, аж тошно!
– Ладно, идем! – решительно взял я ее за руку, и она вздрогнула, будто я ее обжег, а по мне опять прокатилась волна нехорошего торжества. Реагируешь. И на такое мизерное прикосновение реагируешь, мелкая глупышка. Вся ты с потрохами уже моя, почти подо мной. Приятное, однако, чувство – точно знать, что уже одержал победу.
Заведя в конюшню, усадил на тюк соломы и схватился сам раздавать корм, кривясь от якобы больных ребер. Ох, как же она кинулась у меня отнимать вилы – ну чисто орлица на защите своего орленка. Вот оно, проглянуло только краешком, а я аж оторопел. Словно не невзрачная покорная Летэ передо мной, а яростная хищница, что до обидного быстро обратно спряталась, испугавшись собственной дерзости.
– Я работаю – ты рассказываешь мне о себе! – безапелляционно заявил я, усаживая ее на прежнее место.
– Обо мне? Но что? – ошарашенно проблеяла она.
– Что угодно! Мне все интересно.
– Теперь я не выйду замуж за Мариса, – пожав плечами, с безразличием констатировала девушка.
После нашего возвращения и моего, безусловно, заслуживающего доверия рассказа о нападении на бедную парочку каких-то мерзавцев все местное воинство в количестве аж пяти человек, с почти одинаковыми пивными брюхами, кинулось на поиски злоумышленников. Отчим же Летэ гаркнул ей подготовить для постояльца с такой тугой мошной, как я, лучшую комнату, не удосужившись и для вида спросить, в порядке ли она. Зато у меня скользковато тихонько поинтересовался, в каком положении я застал его «любимую доченьку» и не «успели ли сотворить над ней чего дурного». Ну да, надо же выяснить, порчен ли уже товарец или можно подыскивать еще варианты нажиться.
– Опечалена этим? Любила его? – Чихать мне на это, но разговор поддержать вокруг ее персоны нужно.
– Нет. Ни я его, ни он меня, – легко отмахнулась девушка, а мне вроде как и вдохнулось легче.
– Так зачем же он тебе вообще сдался? Неужели ты с таким, как он, свою жизнь видишь?
Летэ помрачнела, опустила голову, уходя в свои мысли, посидела так с минуту. Резко вдохнула, вскидываясь, словно что-то готово было сорваться с ее губ, что-то такое, что заставило ее на миг стать той, уже проглядывавшей за маской равнодушного смирения загадочной девушкой, но она явно одернула себя, потухая, и я не выдержал:
– Скажи мне, Летэ! – Понятия не имею, отчего так захотелось узнать, что в ее голове.
– Вы…
– Ты.
– Ты сочтешь меня чокнутой, – пролепетала она, опять краснея.
– Только не я! – Шагнув ближе, сел перед ней на корточки, заглядывая в глаза с видом восхищенного и готового внимать любой бабской херне придурка. – Посмотри на меня, ты можешь мне верить!
Можешь, можешь. Иначе как я тебя поимею во всех смыслах?
– Мне постоянно кажется… ну, что вот это все будто не моя жизнь. – Она посмотрела неожиданно прямо, отчего за ребрами неприятно кольнуло. – Не знаю, как и объяснить-то. Ну как если бы все вокруг меня какое-то неправильное, ненастоящее, что некоторые люди… они не те, кем кажутся, и все это… работа изо дня в день, каждое мое движение… они бесполезны, что ли. Что бы я ни делала, это словно все не то… Ерунда какая-то, в общем. – Зажмурив глаза, она замотала головой, отчего из косы высвободилась яркая прядь, и я без единой мысли потянулся ее поправить.
– Не ерунда, говори все, Пушистик! – Ты ведь даже не представляешь, насколько права, и твоя интуиция тебя не обманывает, в отличие от меня. Это не твоя жизнь, не твоя работа, а все люди, что тебя шпыняют, не имеют значения, скоро ты над ними возвысишься, и в следующий раз они станут почтительно гнуть перед тобой спину, если вам еще суждено встретиться или если они в принципе люди. Потому что в ином случае ты будешь той, кто вынесет им смертный приговор.
– Пушистик? – одними губами произнесла Летэ, цепенея, когда я повел пальцами по ее щеке.
– Да, такая прекрасная, такая нежная. – Зараза! Что там еще несут в таких случаях? – С первого взгляда в сердце мне запала.
– Я? – Как бы у нее глазищи эти голубые из орбит не выскочили.
– Ты, Летэ, ты! Ты у меня здесь теперь! – Схватив ее ладонь, прижал к своей груди, а мой зверь почему-то изумился, сначала отшатываясь, но потом сдуру рванулся навстречу. Цыц, скотина, не она это, просто забава все! Размечтался! – Станешь моей, Пушистик?
– Как – твоей? – Она уже и не дышала.
– Уезжай со мной прямо сейчас. Уже завтра к вечеру будем в Камьюсе, а там и до моей вотчины день пути.
– Но… – А ну не смей задумываться и срываться с крючка, курица полупьяная!
– Я не для позора тебя зову! Женой моей будешь! – И пока рот раскрыла возразить, потянул на себя, одаривая самым первым в ее жизни поцелуем. Работал языком и губами на славу, так, чтобы наверняка одурела, и сам не заметил, как увлекся, чуть не заскулил, как потекшая сучка, отрываясь, потому что попытаться завалить ее прямо тут, рановато будет. Но захотелось. Да так, что аж запекло огнем в паху и пальцы скрючило, а зверь заскакал внутри припадочной белкой, обожравшейся забродивших ягод.
– Поехали со мной, моя Летэ, и я сделаю так, что никогда ты больше не познаешь обид, на руках тебя носить буду! – И подхватил ее, хоть и так видно: поплыла, ошалела, согласилась.
– Поехали… Я за тобой куда угодно, – прошелестела она, как завороженная потянувшись за еще одним поцелуем, а в широко распахнутых глазах – море доверия и обожания, в котором мог бы плавать, заныривая с головой. Надежда такой величины и яркости, что легко затмила бы солнце.
Ну вот, осталась самая малость – расхреначить эту ее надежду, обращая ее сияние во тьму.
– Ты в своем захолустье совсем умом оскудел? – язвительно спросила Летэ. – Третий раз одно и то же.Посмотрите на нее, давно ли сама столичной штучкой стала? Кто тебя, дрянь, из той дыры в нигде вытащил?– С моим разумом все в порядке. Но вот теперь я точно знаю, что ты тронулась, – огрызнулся я, всматриваясь в ее лицо в поисках подвоха. Хотя о чем это я? Она сама по себе подвох, и это если подбирать цензурную формулировку. – Если уж умудрилась где-то разнюхать о Бессмертном, то должна и знать, что взять и явиться к нему нельзя. Можно быть только им призванным, но такого не случалось уже лет триста!– И кто за эти годы действительно пробовал? – оскалилась она в ответ. – Идиоты-одиночки, искавшие в его землях всякие способные обогатить или наделить их особым магич
Десять лет назад– Ой, что ты… – запищала Летэ, когда подхватил ее на руки, взбегая по лестнице дорогого постойного дома, где мы остановились ближе к ночи следующего дня.Само собой, она была готова вскарабкаться на моего жеребца, стоило лишь разок предложить побег из ее унылого существования. Вот что за дура, даже не сомневалась ни в чем, поуговаривать себя не заставила, минуту бы поломалась, допустила бы хоть мысль, что я могу оказаться подлецом, ведь в отношении нее я он и есть.– Обещал же на руках тебя носить, – тихо рыкнул, скрывая копившееся весь день раздражение от навязчивого, не отпускавшего всю дорогу странного возбуждения, но не только его одного.Никакие усилия отвлечься от того, что при каждом шаге коня она терлась об меня повсюду, не срабатывали. Контакт с ее телом ощущался небывало остро: невзирая на всю нашу одежду, меня заводило так, как если бы она голышом приглашающе елозила задницей прямиком по моему гуд
Заниматься такой ерундой, как завязывание глаз Летэ, я не собирался. Ночь глубокая на дворе – особых примет дороги она не запомнит, но ведь Зрящей этого и не нужно. Есть у них способность «чуять» нужный путь, когда случается такая необходимость. Так что попробует убежать – просто догоню.В седло она постаралась забраться, опережая мою помощь, несмотря на то, что у нее аж лицо от боли перекосило, и выдохнула сквозь зубы со свистом. Ничего, любой навык, в том числе и принимать столь ненавистную ей помощь от меня – лишь дело привычки. Смирится и с этим, и с тем, что придется переносить мои прикосновения, не шипя ядовитой гадюкой, как сейчас, когда я запрыгнул сзади и бесцеремонно расположил руку на ее талии.– Вернемся к моему вопросу о том, как ты ухитрилась избавиться от ошейника, – сказал в самое ее ухо, не отказав себе в удовольствии пощекотать мочку губами и глотнуть аромата. – И ты же понимаешь, если станешь лгать &nda
Десять лет назад– С возвращением в мир живых, брат! – вытащил меня из тьмы бессознательности, наполненной безостановочным воем и стенаниями моего зверя, радостно-нервозный голос единственного родственника. – Напугал ты меня, умереть он вздумал. Да еще и от чего? Подумаешь, ткнули в него кинжалом. В сердце-то не попала, мерзавка хитрая.– Не говори так… – «о ней» не вырвалось из моего пересохшего горла, я зашелся в кашле, а потом и стоне от острой боли в груди.Проморгавшись, осторожно сел и посмотрел на повязку на своей груди. Летэ действительно ударила меня ножом? Воткнула его между ребрами, желая прикончить, пока я, как болван, бросился ее успокаивать? Та самая робкая, доверчивая Летэ, что с момента встречи не сводила с меня восхищенных наивных глаз, как б
Меня на постели аж подкинуло от незнакомого прежде ощущения чужого горячего тела рядом. Никогда до этого не спал вместе с женщиной, ибо эти вещи: совместный сон, объятия, ленивое пробуждение, сопровождаемое сначала ненавязчивыми, а потом и горячими ласками – всегда в моем восприятии принадлежали исключительно моей паре, на чужих женщин я это растрачивать не был намерен, и с самой юности не изменял своему же правилу. Примитивный трах, сброс напряжения и агрессии нельзя валить в одну кучу с неким таинством близости, что рисовалась в моем воображении с той самой.Но, осмотревшись и вспомнив все, я понял, что женщина рядом как раз нужная и все в порядке, как бы там между нами ни было, и ощущение глубинного, общего со зверем удовлетворения и умиротворения, возникшее перед сном, вернулось, невзирая на ничуть не утихший телесный голод. Летэ на мое суматошное пробуждение никак не среагировала, не шевельнулас
Десять лет назад– Рад видеть вас снова на ногах и в почти полном здравии, патрон Лордар, – не слишком скрывая безразличие к этому самому моему здравию, приветствовал меня один из Вторых магов – тощий как жердь Веарно. – Однако совершенно не вижу смысла в посещении вами кандидатки в Зрящие Летэ. На вашем месте я бы лучше направил свои помыслы на восстановление сил перед поездкой за новыми кандидатками, учитывая, что эта, скорее всего, в ближайшее время будет признана негодной и устранена, если до этого сама себя не заморит жаждой и голодом.Уже четыре дня, как мы с Реосом добрались до столицы и замка Стражи, и я действительно был практически здоров, хоть и выглядел, по заверениям окружающих, дерьмово. Чувствовал себя во всех отношениях тоже так же, пребывая в отвратительном настроении. Проклятые взбесившиеся лошади отправили меня в мир бессознательности почти на сутки, а когда пришел в себя и готов был даже наступить на горло своей гордыне и пос
Пока я избавлялся от «следов позора», выравнивал дыхание, приструнивал эмоции, что драли на части, веля одновременно и взорваться от злости, и броситься за Летэ вдогонку, продолжить сексуальное безумие, пока оба не будем истощены и перепачканы друг другом с ног до головы, она воспользовалась самостоятельно найденной уборной, обмылась, судя по звуку льющейся воды, вытерлась насухо, натянула единственный предмет своей одежды и вернулась в постель. Будто ничего и не произошло, и единственное, для чего она поднималась, – это утолить жажду. Нет, так не пойдет, и, пожалуй, я все-таки поддамся второму порыву.– Это первый и последний раз, когда ты попотчевала меня сухарем вместо горячего влажного ужина, дорогая, – заявил ей, заваливаясь на кровать рядом, реакцией на что было только фырканье, и она перевернулась на живот, демонстрируя полное пренебрежение.
Десять лет назад– Патрон Лордар, потрудитесь объяснить, как спира стражей под вашим непосредственным руководством умудрилась упустить хайка гнезда одержимых? – едва ли не пренебрежительно поджав свои тонкие бескровные губы, вопрошал у меня, стоявшего как нашкодивший мальчишка напротив стола экстренных советов Вторых, маг Урион. – Разве не он должен быть всегда вашей приоритетной целью, учитывая его способность накапливать силу и заразность с каждым новым прожитым днем и стремление создавать все новые гнезда, что приводит к неоправданным жертвам среди обывателей?Будто я сам не знаю, что могут, а чего не могут эти проклятые создания, и мне необходимы его подробные пояснения.– Так сложились обстоятельства непосредственно во время боя, – процедил я сквозь зубы, предупреждающе зы