5

Сонная Ласе появилась в зале, когда все уже стояли на своих местах. Грегори, державшему её за руку, на секунду показалось, что она вовсе не понимает, что здесь происходит.

Эта мысль мелькнула и исчезла, сменившись злостью — на Генриха, который стал олицетворением тьмы, скопившейся по углам. На Милдрет, которая молча и безропотно подчинялась этой тьме, будто видела себя мученицей, из тех, что изображали на витражах. На себя самого, за то, что ничего не мог сделать, ни одно из данных слов не мог сдержать. И на Ласе — просто потому что она была здесь, заспанная и рассеянная, держала свою руку в его руке, когда он хотел касаться только одной девушки на земле.

— Этот брак не принесёт вам счастья, сестра, — шепнул он, когда Ласе подошла вплотную — так близко, чтобы услышать его.

Ласе с удивлением воззрилась на кузена.

— Я думала, вы передумали, — сказала она так же шёпотом.

— Я вынужден был изменить решение — но чем ближе нас делает ваш отец, тем дальше мы становимся друг от друга. Сегодня я потерял сестру. Впрочем, я потерял её уже давно.

— Что ж, — Ласе вскинула бровь и сжала его ладонь своими холодными пальцами. — Если вы считаете, что весь мир должен учитывать ваши капризы, то пусть будет так. А я считаю, что мне выпала счастливая судьба — и буду считать так.

— Потому что вы даже не Вьепон, надо полагать. Самозваная наследница, которая не могла рассчитывать ни на что.

Рука Ласе дрогнула.

— Как ты смеешь… — прошептала она.

— Правда колет глаза?

— Какой же ты дурак, Грегори! Мой отец в сотню раз лучше твоего! И каким бы отвратительным мальчишкой ты ни был, лучше выйти замуж за тебя, чем за какого-нибудь жирного кабана из столицы!

— Что ж, дело твоё, — Грегори надел ей на палец кольцо и, не дожидаясь окончания церемонии, под возмущённые охи зрителей двинулся к выходу. Милдрет, всё это время стоявшая в тени колонны, прислонившись спиной к стене, призраком скользнула следом за ним.

Генрих постоял секунду, тяжёлым взглядом провожая племянника, а затем подошёл к Ласе и взял её за руку.

— Ничего, дочь моя. Теперь он далеко не уйдёт.

Грегори прошествовал к своей башне и остановился, лишь поднявшись на третий этаж.

— Я требую, — произнёс он, не оборачиваясь, — чтобы охрана была заменена. Я сам выберу рыцарей. Которые будут меня охранять. Прислать ко мне утром сэра Артура — он станет начальником стражи.

Грегори переступил последнюю ступеньку и вошёл к себе, предоставив Милдрет закрывать дверь. Прошёл к окну и остановился, глядя в темноту.

Злость клочьями дыма всё ещё клубилась в его голове. Пальцы сжимались в кулак, но сформулировать ни один из вопросов, волновавших его, он не мог.

Милдрет стояла за спиной — в десяти шагах, у самого очага. Грегори чувствовал лопатками каждое её движение — как Милдрет отворачивается, как ворошит угли и как разжигает огонь. Тогда, в спальне, Грегори тоже казалось, что он чувствует её. Что он сам лежит на полу. Но теперь, когда всё закончилось, Милдрет была как никогда чужой.

Грегори стиснул кулак и ударил по стене.

— Почему? — выпалил он единственное слово, которое крутилось у него в голове.

Милдрет долго молчала, и Грегори уже собирался было обернуться, встряхнуть её и, может быть, ударить, только бы не слышать эту тишину, когда Милдрет наконец произнесла:

— Ты приказал. А я поклялась, что буду служить тебе.

Грегори издал гортанный звук, средний между воем раненого зверя и его яростным рыком.

— Подойди сюда.

Милдрет отставила кочергу и подошла к нему.

— Залезь на подоконник и спрыгни вниз.

Милдрет выглянула в окно и сглотнула. Затем поставила одну ногу на подоконник и подтянулась.

— Что ты творишь?! — Грегори рванул её за плечи обратно в комнату и основательно, так что заныл затылок, приложил спиной о стену.

— А почему нет? — Милдрет вскинула на него светлый до одержимости и пустой, как у блаженной, взгляд. — Может, я не хочу жить?

— Дура! Теперь ты вспомнила, чего хочешь, а чего нет?

— Я всегда это знала! — Милдрет перехватила его руки и оторвала от себя неожиданно легко. — Я хочу тебя, Грегори, тебя! Если для этого надо отдаваться твоему дяде, если для этого надо изображать твоего слугу — мне всё равно! Я всегда…

Милдрет замолкла, прижимая ладонь к щеке, когда её опалил удар — ненастоящий, как будто бил не мужчина и от этого ещё более обидный.

— Я хочу тебя, — она сползла на пол по стене, — это неправильно, но я ничего с собой поделать не могу. И это не имеет никакого значения, потому что теперь ты женишься на Ласе.

Милдрет обняла колени руками и уткнулась в них лбом, силясь спрятать подступившие к горлу слёзы.

«Надо было согласиться, — думала она с тоской, — надо было уйти из замка давно, как предлагал этот проклятый лорд. Хотя… что изменилось бы тогда? Я всё равно не получила бы его… того, в ком смысл этой проклятой жизни для меня».

Грегори стоял над ней, глядя сверху вниз и стискивая кулаки.

Сейчас он ненавидел Милдрет как никогда. Ненавидел так же, как ненавидел самого себя, потому что давно уже не мог различить, где заканчивается он сам и начинается Милдрет.

— Мне душно, — сказал он и, шагнув к окну мимо Милдрет, коснулся края бойницы рукой. — Я бы спрыгнул сам. Спрыгнул с тобой вдвоём.

— Дурак, — Милдрет вытерла рукавом лицо и коснулась его бедра рукой. — У тебя всё ещё будет хорошо.

Грегори покачал головой.

— Никогда. Без тебя не может быть хорошо, Милдрет. И никогда я не смогу быть с тобой.

Он опустил руку и, нащупав плечо Милдрет, притянул её ближе к своему бедру рукой.

Они снова замолкли, думая об одном и том же — о Ласе и помолвке, которая была объявлена только что.

— Полагаю, ехать в Донатон больше нет смысла? — Милдрет усмехнулась, бросив взгляд на забытый под кроватью мешок золота.

Грегори медленно опустил на него глаза.

— Нет, — сказал он вдруг. — Нет, езжай, — и, поймав Милдрет подмышки, потянул вверх. Прислонил к стене перед собой и провёл по щеке рукой. — Милдрет, ты сейчас нужна мне, как никогда.

Милдрет на секунду опустила глаза и вновь посмотрела на него.

— Я всегда с тобой.

— Отправляйся в путь сегодня же. Не нужно никуда заезжать. Отдай деньги и получи расписку, что я выплатил этот долг, а затем возвращайся ко мне. И по дороге подумай, Милдрет, чьё это было письмо? Кто нас предал?

— Они были одинаковые, Грегори.

Грегори с сожалением кивнул.

— И всё-таки… Я тоже буду думать вместе с тобой. И, Милдрет… —Грегори коснулся пальцами краешка её губ. — Не смей думать об этой ерунде, — он кивнул на окно. — Ты должна вернуться ко мне живой. Это приказ.

Не дожидаясь ответа, он коснулся губ Милдрет своими губами и, не встретив сопротивления, проник внутрь. Милдрет прогнулась, прижимаясь к нему, насыщаясь спокойствием и уверенностью, которые наполняли тело господина.

— Я тебя люблю, — сказала она и улыбнулась краешком губ, когда закончился поцелуй.

— Я тоже тебя люблю. Уходи. Пока не настал рассвет.

Милдрет не было три дня и три ночи, и за эти три дня и три ночи в замке произошло немало перемен.

Наутро сэр Артур явился к Грегори и приветствовал его поклоном, но лицо его было холодно, как лёд на вершинах гор.

— Есть ли смысл менять стражу, — спросил он, когда Грегори завёл об этом разговор. — Если вы с Генрихом теперь суть одно?

Грегори поджал губы. Ему не нравилось, в какую сторону сворачивает разговор.

— Я сам решу, с кем мне быть единым целым, — сказал он. — Если ты верен мне — то выполнишь приказ. И сверх приказа выяснишь, чьё письмо я видел у Генриха на столе. Может, это твой мальчишка научился читать? Или кто-то ещё?

Артур какое-то время молча смотрел на него.

— Вы хотите сказать… — произнёс он наконец.

— Я уже боюсь что-либо говорить в этом замке вслух или даже писать.

Артур кивнул.

— Я вас понял, — мрачно произнёс он. — Но мои люди — воины. Они не так искусны в сыске, как нужно нам сейчас.

— Надеюсь, есть ещё что-то, что нужно «нам», а не каждому из нас.

Грегори внимательно смотрел на гостя несколько секунд, а затем вздохнул и сказал:

— Иди. Выбери тех людей, кому не страшен гнев Генриха, потому что я собираюсь часто нарушать его запреты. Точнее, — он хохотнул без всякой радости, — я вообще не собираюсь более их соблюдать.

Впрочем, особого желания покидать башню у Грегори не возникло. Замок, в котором он прожил большую часть жизни, казался ему сейчас чужим. Никому, кроме Милдрет, он не мог здесь доверять, а Милдрет не было рядом, и без неё любые прогулки теряли смысл.

Стояла к тому же глубокая осень, и погода становилась хуже с каждым днём, так что единственный раз, когда он покинул покои, Грегори сделал это, чтобы потребовать на кухне побольше дров.

Вечером третьего дня в двери башни постучалась Ласе — злая как фурия, так что Грегори едва её узнал.

— Ты в самом деле просто избалованный жестокий мальчишка, Грегори! Любой старый боров был бы лучше тебя!

— Похоже, ты передумала становиться моей женой, — Грегори усмехнулся и уселся обратно в кресло, из которого встал было, чтобы поприветствовать даму. — Чем я заслужил эту радость?

— Что тебе сделал сэр Тизон?

— Тизон? — Грегори поднял бровь. — Достаточно, но я, кажется, не давал тебе об этом знать.

— Его отправляют на зиму в окраинный гарнизон. Ты понимаешь, что это верная смерть?

Грегори моргнул. Он не был уверен, что хотел бы для Тизона такой судьбы, но с другой стороны — ничего не мог и поменять.

— Считай это «поединком веры» с судьбой, — сказал он жёстко, выпрямляя спину и чуть наклоняясь вперёд, чтобы прищурившись взглянуть на Ласе. — Он предал меня. Но не я наказываю его.

Ласе, сжимая кулаки, смотрела на жениха.

— Будь ты проклят, Грегори Вьепон! — развернувшись, она метнулась прочь.

— Не понимаю, почему ты пришла ко мне. Я даже свою судьбу не могу решать, — кинул Грегори ей в спину. Ласе обернулась к нему, а потом захлопнула за собой дверь, и Грегори остался сидеть в растерянности.

— Что она хотела? — раздался через полминуты голос в тишине, и Грегори вскочил было с места навстречу Милдрет, выбиравшейся из окна, но та соскочила на пол и толкнула его назад, заставляя снова рухнуть в кресло, а сама упала на колени между его широко расставленных ног.

— Милдрет… — прошептал Грегори, вплетая пальцы в её холодные и чуть влажные от дождя волосы.

— Я соскучилась, мой господин, — Милдрет запрокинула голову, заглядывая ему в глаза, и улыбнулась.

— Если бы ты знала, как… я… — Грегори замолк на полуслове, обнаружив ловкие пальцы Милдрет на завязках своих штанов. Легко распутав узел, они уже выпускали на волю расслабленную плоть, — что… ты… ох…

Губы Милдрет поймали головку его члена, и, втянув в рот, Милдрет легко приласкала её языком, а затем выпустила на волю.

— Я всю дорогу думала о тебе, — пробормотала она, снова заглядывая Грегори в глаза.

— Что же ты… думала… — Грегори чуть сполз вниз по спинке кресла, когда язык Милдрет прошёлся по его стволу.

— Я представляла, как сделаю это с тобой.

Грегори опустил веки, продолжая сквозь ресницы наблюдать, как голова Милдрет двигается вверх-вниз, а глаза её жадно сверкают, когда она чуть приподнимает лицо.

— Ты… — Грегори выпустил волосы Милдрет и впился пальцами ей в плечи, — с ума сошла… — он оторвал Милдрет от себя, и та неожиданно послушно уступила, оставляя горящий член Грегори торчать вертикально вверх. — На кровать! — приказал Грегори, поднимаясь в полный рост, и Милдрет, всё так же не отрывая от него взгляда, принялась торопливо расстёгивать плащ. Она успела скинуть верхнюю тунику и приподнять края нижней, когда Грегори перехватил её локти и, толкнув к стене, принялся целовать. Руки Милдрет оказались спелёнуты рукавами, а Грегори шарил своими по её влажным после скачки, но уже остывшим бокам.

— Три дня без тебя… — прошептал Грегори, отрываясь от её губ, но лишь для того, чтобы скользнуть к уху и теперь развлекаться с ним — то прикусывать, то целовать. — Всё потеряло смысл.

— А у меня был смысл, — Милдрет извернулась и сама укусила Грегори за шею там, где билась тонкая венка, так что тот застонал. — Я знала, что должна вернуться к тебе.

— Милдрет… — выдохнул Грегори и, избавив, наконец, любимую от второй туники, прижался к её обнажённому телу.

— Мне не нравится эта штука, — шепнула Милдрет, силясь выдернуть тунику Грегори из-под пояса. Тот попытался перехватить её руки, но не смог, и дальше они, сплетаясь пальцами, раздевали друг друга в четыре руки.

Наконец Грегори толкнул Милдрет к кровати и лёгким толчком заставил перевернуться на живот.

— С этой стороны ты ещё красивее, — шепнул Грегори и, наклонившись, легко коснулся губами самого нижнего позвонка. — Я люблю тебя, Милдрет.

Милдрет охнула от неожиданности и толкнулась навстречу, когда палец Грегори будто случайно проник ей между ног.

Грегори выдержал недолго. Тело Милдрет было горячим и трепетало вокруг его пальцев, а Грегори слишком хотелось ощутить его плотней, погрузиться целиком.

Он вошёл рывком, так что Милдрет тихонько вскрикнула от боли, а затем подхватил Милдрет под живот и потянул назад, усаживая себе на колени.

— Сделай, как тебе нравится, — шепнул Грегори в самое ухо, оказавшееся теперь напротив его собственных губ, и тут же прикусил розовую мочку, а затем принялся посасывать её.

Милдрет качнула бёдрами, на ходу подбирая нужный угол и с каждым движением набирая скорость, так что Грегори оставалось только прижимать её к себе и целовать то, что успевал — розовое ушко, бледную шею, тонкие плечи и даже острые лопатки, если Милдрет приподнималась особенно высоко.

В какой-то момент Милдрет перехватила руку Грегори, сжимавшую её грудь, и потянула вниз, заставляя накрыть ладонью собственную промежность.

Грегори с удовольствием принялся за новую игрушку, поглаживая и потягивая, свободной рукой продолжая скользить по животу и груди.

А потом Милдрет задышала чаще и стала насаживаться глубже — так глубоко, что Грегори и сам с трудом мог дышать, пока тело её не запульсировало, в последние секунды наслаждения сжимая член любовника почти до боли.

Грегори впился в оказавшееся поблизости плечо Милдрет зубами и с глухим стоном кончил, в последний момент едва успел снять её с себя — а потом рухнул на бок, всё ещё сжимая Милдрет в руках и утягивая за собой.

— Люблю тебя, — прошептал Грегори.

Милдрет запрокинула голову Грегори на плечо и поцеловала в висок.

— Я принесла письмо, — она улыбнулась. — В нём не только расписка, но и кое-что ещё.

Затем улыбка сползла с её губ.

— Но всё это не имеет смысла, потому что скоро Ласе станет твоей женой.

— Нет, — Грегори покачал головой и, почти касаясь её уха губами, прошептал: — только если родит мне ребёнка в этот год. А иначе я верну её домой. Где бы ни был её дом.

Он в последний раз поцеловал Милдрет и, закрыв глаза, уснул, всё ещё прижимая её к себе.