Выходила я за калитку дрожа как осиновый лист. Анька порывалась меня проводить, хотя и сама боялась не меньше моего, но Клавдия Федотовна её не пустила, сказав, что ей помощь потребуется. Ну а к вечеру обещали наведаться к нам со Степаном в гости.
Как я не тряслась, а до дома добралась слава богу без приключений на свою пятую точку. Хотя до последнего не верила, что бабкины слова убедят Леонида и он отступится от идеи принудить меня на аборт.
– Ну как сходила? – поинтересовался с порога Степан.
Я лишь плечами неопределённо пожала, ну не рассказывать же ему всё опять? Мою невесёлую с некоторых пор жизнь он принял, но вряд ли его впечатлит история моей связи с Леонидом, а врать не хочется. Благо дед настаивать и расспрашивать не стал, удовлетворившись тем, что его ненаглядная Клавка в гости придёт. Заслыхав эту новость он вообще кажется обо всём позабыл, пошарил взглядом по комнате, будто проверяя всё ли в порядке, но тут уж не придерёшься, не зря ж я всё буквально вылизала. Потом полез в подпол за солениями, открыл окна проветрить, и печь по новой протопил. Я при этом осталась не у дел. Он только отмахивался от помощи, говоря, что мне отдых полезен, а не суета по дому, а он, мол, ещё достаточно крепок, чтобы самому всё по хозяйству делать.
Надьки, как и стоило ожидать дома не оказалось. Ей повезло. Иначе бы я точно высказала бы всё, что наболело. А к тому времени как вернётся, может и поостыну немного. В итоге, ушла я в свою комнату, прилегла на кровать собираясь почитать и… заснула.
И сон мне приснился странный… Я даже испугаться по началу успела: неужели всё продолжается?! Но тут же поняла – нет, ведь засыпала я в доме Степана зимой, а события разворачиваются явно летом и – да, не просто на улице, а на берегу озера. Всмотрелась в него прикрывая глаза ладонью и почудилось, будто это оно же: то, в котором я с малышом плавала!
А испугало меня то, что я лежала на коврике животом кверху и жмурилась от солнца и удовольствия, а какой-то мужчина – судя по силуэту, травинкой щекотал моё почти оголённое тело, ну не считать же одеждой несколько почти ничего не прикрывающих полосочек по ошибке именуемых купальником?
И забава эта была отнюдь не невинная. Травинка скользила по моим губам, шее, ключицам, опускаясь по внешней стороне руки к одной кисти, потом по внутренней вверх, соскальзывала на грудь, сквозь ткань едва ощутимо, но возбуждающе щекотала соски, пробегала по животу и… Да, там тоже было щекотно и ткань трусиков от этих ощущений не спасала.
И почему-то та я, что во сне, была абсолютно спокойна и даже счастливо улыбалась. И ещё, я знала, что этот мужчина не имеет никакого отношения к Леониду или Сергею. Этому человеку я безоговорочно верила. Хотя, как такое возможно после случившегося? Не знаю, но факт есть факт. В конце концов, наверное, глупо искать логику во снах.
Однако очень уж он последовательный, не характерный для обычных ночных грёз, где события зачастую обрывочны и хаотично перескакивают с одного на другое, меняя места и действующих лиц.
Так я и таяла от чужой шаловливой игры, а потом, когда казалось вот-вот не выдержу и сама накинусь на этого ни в меру ласкового садиста, моё лицо накрыла тень и губ коснулись поцелуем… И столько нежности было в нём, столько чувства, что я в буквальном смысле слова лужицей расплылась, уже не в силах пошевелить рукой или ногой.
– Как же я хочу тебя, – прошептал хрипловатый мужской голос.
– И я… – ответила та я, которая из сна.
– Эх… – вздохнул мужчина, и отстранился.
Вот и что это только что было? Меня что отшили? И так захотелось понять: что же случилось? Почему нет долгожданного продолжения? Желание разобраться в ситуации оказалось настолько сильным, что я – реальная, сумела себя ту, из сна, заставить открыть глаза и осмотреться. Солнце слепило, и мужчину рассмотреть не удавалось, только силуэт: кажется, невысокий, крепко сложенный, но не такой как Сергей, а более гармоничный какой-то. М-да уж, вряд ли я узнаю тебя при встрече – тёмное пятно. А ещё взгляд зацепился за один немаловажный факт – мой живот! Месяцев на восемь – не меньше. Это, наверное, и было причиной вынужденного воздержания? И словно в ответ в нём кто-то шевельнулся и пнул меня изнутри, будто дверь толкал, желая выйти наружу.
– Он пинается, – произнесла я.
– Ничего, – произнёс мужчина, и в его голосе послышалась улыбка. – Не долго уже осталось ему мамку избивать.
– Вставай соня! – донёсся до меня голос Аньки, и солнце из сна постепенно перестало бить в глаза, а ему на смену пришла моя комната в доме деда Степана.
– Уже вечер? – удивилась я, глядя в окно, за которым ещё день в разгаре, а Анька воззрилась на меня как на полоумную.
– Ты чего? Рождество же?! – говорит она.
Вот только я не поняла при чём тут Рождество и мой вопрос про вечер? Видимо я ещё недостаточно проснулась, чтобы уловить тонкий смысл её слов.
– Надька дома? – чисто для приличия интересуюсь, будучи абсолютно уверенной в том, что подруга как всегда в загуле.
– Слава богу нету, – отозвалась Аня, чем очень меня удивила. И видимо заметив мою реакцию пояснила: – Надо будет многое обсудить, кое-что сделать, а она… как ни крути посторонняя. Степан принял тебя в семью, а мы итак почти родные с ним. Посему, все мы – семья.
Это было несколько обидно, всё же именно Надя была моей подругой с первых дней поступления в институт, но с учётом ситуации приходилось признать – Аня права.
– Здравствуйте, – входя в общий зал произношу с удивлением взирая на накрытый стол.
И дело не в том, что на нём было блюд много, не было их там почти, то есть кое-что имелось, но в основном место занимали какие-то формочки, мисочки, плошечки с чем-то явно находящимся в процессе приготовления, да и сам стол удивил своими размерами, став раза в два больше.
– Ты что ж чуть не проспала всё, – поукоряла меня Клавдия Федотовна. – Мы уже и в церковь за водой съездить успели.
– На чём? – вылупилась я.
– На вашей Бурке, вестимо, – отозвалась Анина бабка. – А ты всё почивать изволишь.
– Ей отдых положен, – буркнул Степан.
– Вот придёт срок и будет ей отдых, – отозвалась старушка и протянула мне миску с каким-то месивом, в котором я распознала сушёные фрукты, орехи и мёд. – Смешай как следует, и не просто перемешай, а раздави в кашицу. А это тебе, – она вручила Ане ещё одну плошку с творогом, сыпанув туда жменю изюма и чего-то ещё.
Сидим мешаем. Не знаю, как Аньке, а мне задача непростая досталась. Легко сказать: раздави в кашицу орехи и сухофрукты! У ложки вон ручка уже гнётся. Пришлось поставить миску на колени, и давить двумя руками. А старшие дальше что-то непонятное вытворяют: Степан, повинуясь безмолвному приказы Клавдии накинул фуфайку с шапкой и вышел во двор. И спустя пару минут вернулся, принеся с собой морозную свежесть и… В общем, выглядел дед презабавно: в руках на манер букета сноп каких-то зерновых, через шею перекинута железная цепь, лемех от плуга и хомут!
– Дай, Боже, здоровья! – провозгласил Степан, стягивая шапку с головы.
– Бог в помощь! А что несёшь? – обернулась к нему Клавдия.
– Злато, чтоб весь год мы жили богато, – проходя к центру комнаты ответил ей дед, молча поклонился красному углу где горела лампадка, потом повернулся к Клавдии, приговаривая: – Счастья, здоровья и долголетия! – После чего и к нам с Анюткой обернулся: – Счастья, здоровья и долголетия!
Тут же он отошёл в красный угол и установил под иконами принесённый сноп, стащил с шеи цепь, обмотал ею «соломенный букетик», и словно венки к памятнику возложил рядом с этим шедевром плуг и хомут. Тут же словно чёрт из табакерки рядом с ним очутилась и Клавдия, жестом фокусника взмахнула руками, в которых откуда успела появиться большая белоснежная скатерть и… накрыла сей шедевр, так и не дав нам его рассмотреть.
Я глянула на Аньку, но та послушно продолжая перемешивать творог в плошке, взирала на это действо с каким-то едва ли не религиозным трепетом. У меня аж язык не повернулся спросить: что всё это значило? Ну да и ладно потом всё равно узнаю.
Степан всё там же в красном уголке, взял что-то с полочки под образками, где горели сегодня свечи, а лампадка развеивала по комнате запах ладана, аромат которого напоминал о церковных богослужениях.
Бабка к тому моменту уже подошла к успевшей давно прогореть печи, взяла в руки заранее заготовленный трут. Они, трижды перекрестившись, совместными усилиями высекли из кремня и кресла искры, и наконец-то вспыхнувшим трутом запалили щепки под дровами в печи.
– Что они делают? – не выдержав, шёпотом поинтересовалась я у Ани.
– Это обычай такой, – так же тихо ответила подруга. – Двенадцать дней кремень и кресало освящаются под иконами и потом ими разжигают печь и готовят рождественские кушанья. Типа благополучие в дом несёт такой огонь. В полночь надо будет коснуться цепи голыми ногами, чтоб здоровье железное весь год было.
– А-а-а… – протянула я.
Признаться, я прежде ни о чём подобном дальше и не слышала. Для меня рождество был номинальным праздником, набожностью наша семья никогда не отличалась, и этот день всегда ознаменовывался лишь тем, что он выходной и даже папа в Рождество всегда был дома.
Клавдия тем временем подошла к столу, взяла плошки с маком, каким-то зерном, сняла со стены вязанку чеснока.
– Ну что управились? – посмотрев на результат наших трудов, уточнила она.
Не уверена, что то, что я намусолила соответствовало требованиям, но Клавдия вроде бы осталась довольна.
– Анют, чеснок на тебе, – сказала она, вручив подруге вязанку.
В общем, Анька пошла раскладывать его по всем углам, якобы изгоняя нечисть, мне вручили плошку с маком и отправили рассыпать его в хлев с той же целью. По-моему, бред, но надо, значит надо, не спорить же? Проще воспринимать это как некую игру и не вдаваться в подробности странных местных обычаев.
Хозяин дома и Клавдия тоже не удел не остались. Бабка как оказалось за это время хлеб домашний в печь поставила, дед соорудил во дворе здоровенную заготовку под костёр.
Остаток дня пролетел в заботах. Желудок сводило от ароматов – обеда-то не было, но никто ничего в рот не брал, и я не решалась нарушить это негласное правило. А вечером, когда начало смеркаться, мы вышли во двор, и Степан подпалил свою заготовку.
– Пусть те, кого уже нет с нами, согреются возле нашего костра, – молвил Степан, отступая от быстро разгорающегося костра.
Пламя гудело, с жадностью пожирая древесину и разбрасывая причудливые отсветы на снег и наши лица. Утоптанный снег вокруг кострища таял, превращаясь в лужицы, оголяя землю. Мне казалось я будто в какую-то странную сказку попала. Вот уж и не думала, что где-то ещё сохранились древние обычаи, и люди им следуют.
Стоим. Молчим. Смотрим в огонь и каждый думает о чём-то своём. Я о маме думала и папе. Думаю, Степан о детях своих и внуках горевал. У каждого в жизни были потери. И вот же чудно, если вначале воспоминания приносили боль, то по мере того как я смотрела в огонь, на душе как-то теплее, легче становилось, будто и вправду души погибших где-то рядом греются возле огня, и от этого даже радостно становится. От огня жар лицо опаляет, и да, странно как-то на душе – светло что ли? Хоть и странно это ведь солнце-то наоборот совсем уж за горизонтом скрылось, и звёзды в небе зажигаться начинают.
– Ну вот и взошла наша звёздочка, – глядя в небо молвила Клавдия и ни слова не говоря направилась к дому, остальные пошли следом, ну и я тоже, что ж ещё делать- то?
Анина бабуля возле печи крутится, Степан соления на стол выкладывает, тут и холодец откуда не возьмись появился и мясо запечённое, и куча другой снеди. Вскоре из печи картошка в чугунке появилась, и хлеб душистый, всю комнату своим ароматом наполнивший. Слюнки текут от голода и запахов. Так и хочется что-нибудь хапнуть, да в рот сунуть. Я даже разок потянулась за чем-то, но Анька меня п руке шлёпнула. Ну да ладно, потерплю.
Бабка тем временем из-под иконостаса в красном углу взяла какую-то верёвочку, и повязывая на ней узелки, нашептала молитву, перекрестилась три раза и поманила к себе.
– Руку дай, – говорит.
Даю. Повязала она мне верёвочку на запястье. Затем вручила маленькую эмалевую иконку на металлической основе, тяжёлую. Покрутила её в руках, заметила замочек сбоку, щёлкнула и… уставилась в зеркальце. Богохульство какое-то это по-моему. И вообще, как можно умудряться и молитвы читать и верить в всякие заговоры-узелки, и додуматься икону на карманное зеркальце наносить. Ей богу святотатство…
– Иконка божьей матери с зеркальцем. В левом кармане всегда носи. Оно и браслетик, – её взгляд указал на красную верёвочку. – Защитит тебя и малыша от порчи и сглаза, – говорит. – А это, – она достала из кармашка тоненькую серебряную цепочку с крестиком. – Крест освящённый. Сегодня в церкви купили, – поясняет, надевая его мне на шею. – Ни то, ни другое не снимай. Не важно, мыться ли соберёшься или ещё что. Поняла?
– Угу, – отвечаю, тайком поглядывая на крестик.
Красивый. У меня-то с некоторых пор вообще никаких украшений не осталось, а это не просто бижутерька какая-то, а настоящий освящённой крестик. Вот уж не ожидала такого подарка.
– Вот и хорошо, – приговаривает бабка. – А-то не дело это, без защиты гулять, да ещё и в таком положении. Ну что ж! – она окинула присутствующих взглядом и кивнув молвила: – Все за стол! Степан… – произнесла Клавдия.
Я только сесть хотела, но смотрю все встали возле своих мест и чего-то ждут. Ну и я так же поступила, с любопытством поглядывая и гадая: что ж дальше-то будет?
– Помяни, Господи, – начал Степан, – души усопших рабов твоих, родителей и всех сродников по плоти. И прости все согрешения вольныя и невольныя, даруй им царствие и причастие вечных твоих благих и Твоя бесконечная и блаженныя жизни наслаждения, – дед поклонился крестясь.
Клавдия с Аней тоже перекрестились, и я следом, только поглядывая: с какой руки да как вообще это делается? Вот же чудные дела творятся, никогда б не подумала, что он настолько набожный. Ну красный угол с иконками-то я сразу заприметила, ещё впервые в доме оказавшись, но думала, это всего лишь дань традициям деревенским. Ан нет, вот и молитвы знает, оказывается.
– Помяни, Господи, – тем временем продолжал Степан, – души усопших и вся в надежди воскресения к жизни вечные усопшие отцы и братию нашу, и сёстр, и здесь лежащие и повсюду православные христианы и со Святыми Твоими идеже присещает свет лица Твоего, всеми и нас помилуй, яко благ и Человеколюбец. Аминь, – снова поклон и все перекрестились…
И вот наконец-то, с молитвами было покончено. Уселись за стол, придвинув к себе пока ещё пустые тарелки. Кстати, за столом ещё две лишние тарелки стоят, в одной всякого разного помаленьку положено, а другая пустая, как и наши. Как-то мне боязно стало: кого это они ждут интересно? Не дай бог, Леониду припереться. Хотя… не думаю я что Клавдия Федотовна допустила бы его появление после всего случившегося и с Аней, и со мной.
Только я за ложку схватилась, жадно глядя на окружающее изобилие, не зная за что же хвататься? И тут же в окно стук раздался, а следом доносится с улицы дружное пение:
«Колядуем, колядуем,
Как на воду ветер, дуем,Чтобы к вашим берегамПлыли радости-блага.Открывай, хозяин, двери,
Не страшись пурги-метели,Пусть метёт она, метёт,Вести добрые несёт»…Клавдия улыбнулась, кивнула нам, чтоб поднимались из-за стола. Вручила по плошку с всякими конфетками-печеньками и сама со Степаном такие же прихватив, направилась к выходу.
Стоило распахнуть дверь и в дом вместе с морозцем влетела ватага смеющейся молодёжи, и совсем малышей, читающих по очереди строчки стишка:
– Колядуем, колядуем!
– От семьи, к семье кочуем…
– Мы расскажем вам стишки…
– Вы нам дайте пирожки!
– Ну, а лучше бы монет…
– Сами купим мы конфет…
– А ещё орехов горстку…
– И вина возьмём напёрсток! – под дружный смех в заключении выпалил паренёк лет семнадцати.
– С праздником Вас! – выступила вперёд, и церемонно поклонилась одна из девушек.
– Всех Вам благ! – нестройным хором выпалили «гости».
Следуя примеру остальных, я протянула вперёд миску с угощениями и гости тут же жменями начали хватать лакомства запихивая те по карманам. Анина бабуля вынесла плошку с какой-то кашей и молодёжь съела по чайной ложечке. Потом ещё раз поздравили, поблагодарили и под смех и шуточки убежали дальше колядовать по деревне.
– Ты договорился? – спрашивает Клавдия у Степана, а тот в ответ кивает, и как ни в чём не бывало усаживается за стол.
Вот и о чём это они? Но долго раздумывать на эту тему я не смогла. Какое там, если перед тобой столько всякой вкуснятины, а желудок уже готов сам себя переварить! На часах-то уже считай полночь, я и не заметила, как время пролетела в этой странной предпраздничной суете. Сидим. Жуём. Старшие всё на часы косятся.
И стоило стрелке за двенадцать перевалить, как в двери постучали…
Степан пошёл открывать. Клавдия явно занервничала при этом – засуетилась, организовывая ещё одно посадочное место за столом. Тарелка там и так имелась, а вот стула не было.
– Хорошо подумал? – тихо спросил незнакомый мужской голос.
– Да, – коротко отозвался Степан.
– Она ж тебе в внучки годится…
– Ну так и запиши тогда во внучки, – буркнул хозяин дома.
– Сам же понимаешь, не могу я…
– Ну вот и делай то, что можешь, – проворчал Степан и вошёл в комнату.
– Документы приготовил? – донеслось ему вслед из прихожей и оттуда появился крупный полноватый мужчина лет сорока, с ярким румянцем в поллица. Гость окинул взглядом присутствующих, оценил накрытый стол и провозгласил: – С праздничком!
– Может по чарке, а потом… – предложила Клавдия.
– Сначала дело, – отозвался он, и открыл кожаную папку с бумагами, выуживая оттуда какие-то бланки.
– Кира, – позвал Степан. – Принеси своё свидетельство о рождении и паспорт, – говорит.
Что-то ещё заметить я не успела – метнулась за документами. Вот дед учудил, в Рождественскую ночь заставить человека работать! Уму непостижимо.
В общем, заполняли мы всякие бланки, писали заявления, я наставила кучу своих закорючек, ну, а потом… Продолжилось застолье. Но теперь появились и горячительные напитки, правда мне никто не наливал, да я не особо-то и хотела, но зато продержалась практически до утра, когда уставшие горланить песни «новоявленные родственнички» разбрелись по комнатам, гостя тоже определили в одно из пустовавших прежде помещений.
Нет, конечно же я не сменила статус сироты в один миг. По словам толстощёкого на оформление уйдёт около месяца. Свидетельство он забирал, а паспорт остался слава богу у меня, а то как я без него? Всё что надо я уже подписала, остальное дед за меня получит. Вот это оперативность и сервис! Я такого и в городе не оживала бы, а уж в этой-то глуши! Правду говорят – за деньги можно многое купить… Или многих? Хотя… Круглощёкий оказался Степану каким-то дальним родственником по линии жены, так что… Связи решают всё!
Два месяца пролетели довольно быстро. Николай, получив расчёт, о себе больше не напоминал, и особенно нас порадовал тот факт, что он оказывается передумал покупать землю под дачный участок в нашей деревне. Что было тому причиной мы не знали, да и не хотели этого знать, если честно. Анька с Леонидом и Надька со своим ненаглядным, подали заявления в ЗАГС, подогнав свадьбы на один и тот же день. Кстати, драгоценности продавать не пришлось. Кто бы мог подумать, что векселя столетней давности могли оказаться весьма ценными? В итоге, у нас со Степаном финансовых проблем в ближайшие «Н» десятилетий явно не предвиделось. За последние месяцы я несколько раз выезжала в город, вернее, меня туда вывозил Леонид. Цели визитов всегда были одни и те же – посещение врачей, обследования, и лишь в последний раз, как раз накануне нашего с Анькой вылета в Индию, для разнообразия был устроен шопинг, где мы прикупились всяким необходимым для пребывания на курорте барахлом. Стоит сказать, как бы я
Стоит ли говорить, что теперь моя комната постоянно закрывалась на ключ, а я как Кощей, каждый вечер оставшись в доме одна доставала из шкафа сундук и разглядывала найденные сокровища. К субботе, когда обещался навестить меня Степан, почти все драгоценности были уже перемерены, кое-что я отложила в отдельный пакетик, надеясь, что дед не откажет мне в том, чтобы оставить эти вещицы себе.Проблема возникла нежданно – Леонид с Аней, Надей и её бойфрендом нагрянули рано в субботу.– Привет, соня! – ворвались в мою комнату подружки и буквально вытащили меня из-под такого тёплого и уютного одеяла.Я тут же украдкой оглядела комнату, боясь чем-либо выдать раньше времени находку тайника. Дело в том, что я собиралась первоначально посоветоваться с дедом, а потом уже что-либо рассказывать о кладе хозяину дома и подругам. В конце концов, Леонид имел полное право сказать, что он находился на территории его собственности и просто-напросто потребовать вернут
– Так вот, – стоило нам очутиться в доме, произнёс дед. – Ты дом уже обошла весь? – Не то чтобы весь, – отозвалась я. – А что? – Когда я был совсем малым, мой дед часто мне рассказывал абсолютно нелепый стишок и даже заучить его заставил. Я вся превратилась в одно большое ухо, в ожидании продолжения, а разувающийся в холле Степан опять впал в глубокую задумчивость. – Вот же старость! – в сердцах, хлопнул себя по бедру дед. – Что-то там было про льва, ты мне и напомнила об этом, упомянув Львов. Ещё роза. Дева. Нет, рукою девы, что-то там сделать надо было. А-а-а… Вот так: «И в полнолунье в час полночный Рукою девы молодой, Коснувшись розы семилистной, Откроешь тайный путь домой. И белый лев пастью беззубой Тебя поманит за собой, Ты за язык его подёргай Он путь откроет пред тобой. Беги же вниз, не чуя ног, Там трижды влево поверни, И хот
Утром я встала до неприличия рано. Сказывалась городская привычка подрываться ни свет ни заря, чтобы успеть собраться и добежать до универа, а в идеале ещё и повторить что-нибудь из ранее пройденного материала. И вот лежу, и глупо улыбаюсь, глядя в потолок и вспоминая свой сон. Я-то чисто из прикола укладываясь спать присказку про жениха ляпнула, а вот теперь даже из кровати выбираться страшно было – вдруг сон вещий и я спугну его? А снился мне… Нет, слава богу не Леонид, и конечно же, не Сергей… В общем, что уж юлить? Это был Дмитрий. И если после нашего знакомства, я нет-нет да вспоминала этого мужчину. Порою с благодарностью, порою с тоской и сожалением из-за того, что наша встреча была столь скоротечна. Потом, когда Анька проболталась Леониду о нашем знакомстве, я лелеяла надежду, что коль уж братья общаются, то… Вдруг Лёня однажды придёт к нам в гости не один? Конечно происки Николая смешали мне все карты, а отъезд в деревню окончательно убил надежду на скорую встречу.
Распрощавшись утром с Анькой, пообещала звонить и писать в соцсети. Во время одной из перемен позвонила Надя, узнавшая о моём отъезде. Степан успел сходить в аптеку и закупить всё то, что прописала мне врач, но вернулся мрачный как туча. – Что случилось? – не выдержав его безмолвного пыхтения, поинтересовалась я, и тот отвёл взгляд. – Говори, – подойдя к нему едва ли не в плотную, я развернула старика лицом к себе. – Николая встретил, – отводя взгляд, выдохнул он и как-то сразу весь сгорбился, будто до этого из последних сил держался, а сейчас, после этого признания из него внутренний стержень выдернули. – И что он? – Всё тоже, – отозвался дед. – Требует денег. – Не волнуйся, – я взяла Степана за руку и заглянула в глаза. – Мы обязательно что-нибудь придумаем, – говорю, хотя сама не представляю, чем ему помочь, всё-таки шестьдесят миллионов это не десять тысяч, которые можно у кого-то перезанять или на крайний случай взять в кредит. –
Ближе к вечеру действительно вернулся Степан. Дед, судя по каким-то непривычно дёрганным движениям был явно очень взволнован, почти не разговаривал, бросая в ответ на вопросы краткие фразы, а то и вовсе отвечая односложно. Находясь рядом со мной, как-то стыдливо отводил взгляд, а я всё никак не решалась заговорить с ним. Объяснить, что всё теперь знаю и вовсе не осуждаю. Только соберусь, а тут то Анька рядом окажется, то он куда-нибудь уйти успеет. Следующий день дался мне нелегко. Первым в плане мероприятий значился поход к гинекологу. В отличие от прошлого раза мне повезло – в регистратуре дежурила доброжелательная женщина лет сорока пяти, которая без лишних комментариев выдала мою карточку и сообщила в каком кабинете принимает врач. Очереди практически не было, одна девушка входила в кабинет как раз в тот момент, когда я к нему подошла, и одна ожидала приёма. В коридоре было довольно прохладно, сыро и невыносимо воняло чем-то явно хлорсодержащим, но деваться было