5

Большую часть дня Риган проводил стоя у окна, и постороннему наблюдателю могло бы показаться, что он не делает ничего. Это, тем не менее, было не совсем так.

Риган наблюдал. Наблюдал — и размышлял.

Он уже понял, о ком говорил Кайден, когда упоминал северные племена — у этих были светлые волосы, и доспехи их украшали шкуры зверей с пышным ворсом. В городе таких было не слишком много, и Риган не думал, что Латиск — как называл своё царство Кайден — может их заинтересовать.

О том, кто мог прийти с запада, догадаться тоже оказалось легко. Изредка те самые горцы, к которым Риган раньше ходил торговать, доплывали и до этой земли. Риган увидел кое-где полотна, вытканные их рукой: эти ткани было легко отличить от других, потому что рисунок на них не был вышит, а вплетался в само полотно. Их Риган тоже не считал нужным принимать в расчет. Плыть горцам, судя по всему, было достаточно далеко, а Латиск давал им возможность торговать не только с самими людьми, населявшими его, но и с далёкими восточными странами: как теперь понимал Риган, именно оттуда привозили его любимое тончайшее шёлковое полотно.

Оставались южные и восточные народы, но с этими было сложнее всего. Ригану с трудом удавалось их различить: и те, и другие казались ему грубыми и угловатыми, мужчины их обладали развитой мускулатурой, хоть и не такой выпуклой, как у северных дикарей, зато рельефной и будто бы вылепленной из глины любящей рукой. И те, и другие носили туники, которые не украшали ни орнаментом, ни шитьём. И те, и другие считали себя наместниками богов.

При дворе их было довольно много, особенно последних из них. Понемногу Риган начал различать их по именам и по пристрастиям в вине: одни разбавляли благородный напиток водой, другие пили неразбавленным.

Риган — после долгих размышлений — стал склоняться к мысли, что если в этом году в самом деле начнётся война — а как он понял из обмолвок воинов, охранявших его покой, война здесь случалась каждый год — то она придёт с моря, потому как с суши город был хорошо защищён.

Он уже видел в гавани три вида кораблей, но наиболее опасными ему казались те, на которых стояло два паруса и, порасспрашивав горожан во время своих недолгих прогулок, он пришёл к выводу, что корабли эти принадлежат пришельцам с юга. Борта их украшали изображения львов и химер.

Предсказание, таким образом, по всему выходило достаточно точным, но рисковать Риган всё-таки не хотел и, поняв, что никто не собирается отпускать его просто так, стал понемногу искать возможностей выбраться из дворца и забрать Сенамотис с собой. Та ожидаемо отказывалась уходить без ключа, но уже через пару недель пребывания Ригана во дворце он нашёл ещё одну причину оставаться здесь.

Сенамотис приходила к Ригану каждый вечер — и с каждым днём оставалась всё дольше. Омывать её целиком довольно скоро Риган прекратил, решив, что это испытание для него слишком трудно, так что большую часть времени они теперь проводили за разговорами. Впервые в жизни Риган встретил девушку, которая могла бы рассказать ему что-то, чего не знал он сам, и тем удивительней было понимать, что девушкой этой оказалась дикарка, едва вступившая в пору зрелости.

— Я была младшей дочерью вождя, — пояснила Сенамотис, когда об этом зашёл разговор. Она ходила по комнате с таким же тщательным вниманием, как и Риган, изучая детали обстановки, как будто видела всё это в первый раз. — Мой старший брат должен был стать новым вождём. А меня готовили для того, чтобы я стала устами богини.

— Взошла на костёр? — Риган в свою очередь наблюдал за девушкой. Каждое движение Сенамотис магическим образом действовало на него, умиротворяя и едва ли не погружая в сон. За те две недели, что Сенамотис навещала его, Ригана ни разу не посетила леденящая злость, к которой он давным-давно привык.

— Не совсем так, — Сенамотис повела тонким плечом, — я изучала память племени, имена и лица, тайные знаки. И если бы время нашего народа было благим, я бы стала… — Сенамотис задумалась, подбирая слово, — авгуром? Жрецом?

— Друидом, — на губах Ригана заиграла улыбка, а внутри затеплился понимающий огонёк, и он замолк, вслушиваясь в охватившие его непривычные ощущения,

— Друидом?

— Тот, кто говорит с деревьями. Приносит жертвы священному Дубу. Читает знаки звёзд и людей.

— Мы не говорим с деревьями. Но звёзды и молнии меня учили читать. Орнаменты и руны тоже, само собой. А что касается жертв… — по лицу Сенамотис пробежала тень, — единственной жертвой стала бы я сама. В случае, если на то была бы воля богини…

— Воля богини?

— Если бы она наказала нас голодом, болезнями или войной.

— И война пришла.

— Да. Но я не взошла на костёр, — Кейли на секунду отвела глаза, а потом посмотрела на Ригана в упор, — я не хотела умирать. И богиня наказала мой народ. Скифы убили моего брата и моего отца, осталась только я, — Сенамотис закусила губу.

Риган усмехнулся.

— Ты в это веришь? — спросил он.

— Во что?

— В то, что это ты не спасла свой народ?

Сенамотис пожала плечами и отвернулась.

— Давай поговорим о чём-нибудь другом, — попросила она.

— Я слышала, ты предсказал царю, что его братья пойдут друг на друга войной.

— Да.

— Ты знал, что они подерутся из-за меня?

На губах Ригана заиграла улыбка.

— Не совсем так. Я просто знал, что они подерутся. Потому что так бывает всегда. Когда заканчивается война, люди начинают искать врагов среди своих.

Сенамотис резко обернулась, так что распущенные волосы хлестнули её по лицу.

— Интересно, — сказала она и склонила голову вбок, — значит, ты читаешь не знаки? Ты читаешь судьбы людей?

— Я читаю всё, что меня окружает. Всё, что может дать мне ответы, которых не знает никто другой.

— Тогда почему эту чашу ты не смог прочитать? — Сенамотис указала на кубок, всё ещё стоящий на столе у окна.

Риган помрачнел.

— Я прочитал, но не до конца.

— Про котёл ты уже знал?

— Да. Я знаю три части легенды, хотя у нас её рассказывают по-другому, не так, как рассказывала ты. Но… Про камень у нас не говорят.

— Это камень судьбы, — Сенамотис подошла к Ригану и встала рядом с ним, — когда Ювен ступил на него, камень закричал. И так Ювен стал королём.

Риган молчал, пытаясь сложить то, что услышал только что, с тем, что знал до сих пор.

— Если не веришь мне — спроси у царя, — Сенамотис фыркнула и отвернулась, — у него в опочивальне стоит глиняная табличка, на которой записана судьба всех четырёх святынь. Брат деда деда Кайдена все четыре предмета увёз с собой, уплывая на запад, когда король его изгнал.

Риган мгновенно перевёл взгляд с чаши на Кейли.

— И там всё записано?

— Да.

Риган снова отвернулся и несколько секунд смотрел в окно.

— Иди к себе, — приказал он.

— Что?.. — Сенамотис обиженно смотрела на него, но друида ничто не могло разжалобить. — Я хотела побыть с тобой…

— Я сказал уходи, Кейли.

— Я не Кейли, меня…

Риган быстро обернулся и накрыл поцелуем её рот, заставляя замолкнуть. Губы у Сенамотис были мягкие и горячие. Риган никогда до сих пор не встречал таких, кого бы ни целовал. Когда же он отстранился, Сенамотис тяжело дышала и расширившимися зрачками смотрела на него.

— Иди, — повторил Риган и подтолкнул Сенамотис в плечо, направляя к двери. Та, ещё не успев понять, что только что произошло, зашагала прочь.

На следующий день Риган с самого утра потребовал отвести его в опочивальню к царю.

— Я должен видеть его, пока он не встал с ложа, — особенно подчеркнул он. — Состояние раны подскажет мне ответ на его вопрос.

После короткого совещания стражники согласились выполнить приказ, и через некоторое время Риган уже стоял напротив ложа, укрытого пологом, и смотрел на царя, возлежавшего на нём. Две наложницы лежали по обе стороны от него, но счастливым Кайден не выглядел.

— Я думал, что помогли твои травы, — капризно заявил он, — но кажется, мне помогли не они, а этот скифский дар. Я уже не уверен, что ты так уж нужен мне, авгур из чужих земель.

Риган улыбнулся.

— Есть ещё одно лекарство, — сказал он, внимательно обшаривая взглядом спальню в поисках таблички. — Но лучше, если наложницы выйдут, прежде чем я о нём скажу.

— Говори при них!

— Хорошо, — Риган, нашаривший взглядом табличку, улыбнулся ещё шире и чуть приспустил веки, чтобы наградить Кайдена насмешливым взглядом, — завтра пригласи в свою спальню не только наложниц, но и наложников.

— Что? — глаза царя расширились, и по скулам забегали желваки.

— В мужском организме содержится целительная жидкость, которая тебе поможет.

Кайден смотрел на друида с сомнением.

— А рана? — уточнил он.

— Вряд ли на твой недуг могла повлиять рана на плече.

Кайден приподнялся на локте и посмотрел на Ригана уже со злостью:

— Тогда зачем ты сказал мне мазать её?!

— Я сказал, это принесёт благоденствие твоей стране, великий царь! Твоя рука поднимет меч и направит его в бой!

— А… — Кайден медленно опустился обратно на подушки, — хорошо. Тогда завтра я прикажу привести эту… — он поморщился, — как ты её назвал? Сенамотис?

Во взгляде Ригана полыхнула злость.

— Сенамотис всё ещё одержима, — мрачно сказал он. — К тому же я пришёл говорить о другом, — и прежде чем царь успел возразить, воздел перед собой руку, — я знаю, кто пойдёт на тебя войной!

Кайден снова сел.

— Говори, — приказал он уже совсем другим голосом.

— Я смотрел на звёзды и увидел, как они складываются в новый знак, невиданный до сих пор.

— И каков же он?

— Я не был уверен — и потому не хотел тебе говорить. Но когда вчера прогремел гром, и молнии показали мне то же лицо, я обрёл уверенность, которой до сих пор не имел.

— Так кто?!

Риган поманил короля пальцем, и когда тот чуть-чуть наклонился, сам наклонился ему навстречу и прошептал:

— Львы и Химеры.

— Что?! — Кайден отшатнулся от него.

— Больше мне неведомо, — Риган развёл руками. — Только этот знак повсюду меня преследует. Но я думаю… — продолжил он, отворачиваясь к окну, — что львы не обитают ни в северных, ни в западных краях. Более того, я уверен, что если даже гром подал мне знак, значит, они уже здесь и уже готовятся напасть, — Риган снова посмотрел на царя, — прикажи обыскать город, мой царь. Прикажи принести во дворец всё, что связано со львом. И ты узнаешь, кто твой враг.

— Хорошо, — неуверенность исчезла из взгляда царя. — Если ты прав, то будешь награждён.

Не прошло и двух недель, как во дворец стали свозить статуи львов и зеркальца с изображением химер на обратной стороне. Все предметы, которые привозили царю, принадлежали купцам из юго-восточных земель. К концу месяца Кайден приказал изгнать их из города — всех до одного.

«Дело идёт к войне, — шептались тут и там, — этруски нам отомстят».

Ригану было всё равно. Он не собирался дожидаться весны — только возможности проникнуть в опочивальню и забрать табличку.

Зима уже приближалась к середине, а он всё ещё не знал, как к ней подобраться. Сенамотис по-прежнему приходила к нему каждый вечер, но чем холоднее становилось за окнами, тем она становилась грустней.

— Я навсегда буду заперта в этом дворце, — пожаловалась Сенамотис как-то раз.

Риган поморщился. Этот разговор повторялся время от времени и абсолютно не нравился друиду — он его попросту раздражал.

Риган подошёл к девушке и провёл пальцами по её тонким плечам, укрытым покрывалом.

— Таргитая держат под стражей, — продолжила Сенамотис, — странно, что его до сих пор не убили.

— Царь боится ещё одной войны, — ответил Риган спокойно. То, что скифа поместили под стражу сразу после покушения, он давно уже знал. Именно это осложняло ситуацию больше всего, потому что пробираться в темницу ради ключа он не рисковал.

— Я хочу быть с тобой.

Риган вздрогнул и стиснул пальцы на плечах девушки, услышав эти слова.

— Я люблю тебя.

По телу Ригана пробежала горячая волна. Уже не понимая, что делает, он подхватил Сенамотис под мышки и швырнул на кровать, а сам упал сверху, накрывая её собой, принялся судорожно целовать шею, пока руки его пытались избавиться от покрывала.

— Что ты делаешь? — Сенамотис негромко рассмеялась в самое ухо друида, пуская по шее стайки мурашек. Вопреки словам руки её крепко сжимали тело жреца — и даже ноги уже оплели его.

Риган размотал наконец покрывало и теперь шарил ладонями по хрупкому телу, уже знакомому, но всё такому же непостижимому.

— Риган, если царь узнает, что ты вскрыл меня…

— Я — твой единственный царь, — Риган впился в её губы, и Сенамотис только крепче стиснула его спину. Поцелуй становился всё глубже, и руки Сенамотис сползли ниже, поглаживая ягодицы Ригана сквозь тунику. Пальцы Ригана сжали маленький чувствительный сосок, и Сенамотис застонала ему в рот. Потом ладонь друида скользнула на плоский живот, тут же задрожавший под его прикосновением. Когда Риган отстранился от неё, Сенамотис тяжело дышала и внимательно смотрела на него. Рука Ригана скользнула ниже, самовольно пробираясь пленнице между ног.

А затем в одно мгновение его охватило разочарование, которое он сам не мог объяснить. Сенамотис лежала под ним, раскрытая и готовая его принять.

Но Риган не хотел брать её как вор. Он хотел, чтобы та, что покорила его сердце, принадлежала ему целиком.

Он в последний раз накрыл губы Сенамотис поцелуем и, отстранившись, упал на подушки.

— Тебе нужно идти, — сказал он, и на сей раз в голосе друида звучал не приказ, а разочарование.

Кейли ничего не ответила. Помешкала немного, затем склонилась над Риганом, легко коснулась его губ своими и, подхватив покрывало, закуталась в него. А затем, шурша невесомой тканью, двинулась к двери.