Глава 4

Мирослав

Всё ещё казалось, будто мне это только снится. Я ведь только недавно о ней думал. Вспоминал нашу последнюю встречу, последние слова, которые я от неё услышал.

Это всё осень – пришла и напомнила.

Но в ванной шумела вода, а у двери осталась небрежно сброшенная обувь. Женская. Такой у меня в квартире сроду не бывало.

Я вообще, кажется, ещё ни разу не приводил сюда женщин. Нет, монахом, конечно, не жил. За эти годы у меня случались порой ни к чему не обязывающие связи, на которые уходила часть выкроенного от работы времени. Но сейчас я даже лиц этих девушек толком вспомнить не мог. А вот Миру каждый чёртов день помнил так, словно мы виделись ещё вчера.

Она изменилась. Повзрослела и, чему я даже не удивился, похорошела. Как хорошеет, расцветая, бутон розы. Что-то изменилось во взгляде. Он точно стал холоднее, твёрже. Старше. Как будто время оставило в её зелёных глазах свой отпечаток.

А ещё Мира выглядела усталой и настороженной, как кошка, которая, убежав от собаки, сидит у дерева в полной готовности на него взобраться.

Я не знал, где она жила всё это время. Несколько раз приходил по знакомому адресу, но сначала квартира была всё время закрыта, а затем там появились новые люди. На мои вопросы о предыдущих жильцах они отвечать не захотели, даже пригрозили вызвать полицию, но от соседей удалось узнать, что бабушка Миры умерла, а сама она куда-то уехала.

Я даже об этом не знал... Не знал, что та, что сначала была просто подругой детства, а затем кем-то значительно большим, похоронила бабушку, которая её вырастила. Неужели я не стал для неё достаточно близким человеком, чтобы всё мне рассказать? Когда она решила оборвать все концы? Почему?

Сейчас мне отчаянно хотелось выломать дверь в ванную и задать все эти вопросы. Но отчего-то казалось, что девушка... нет, молодая женщина, которая сейчас плескалась в моей ванной, на них не ответит. Потому что эта была уже не прежняя Мира, а какая-то совсем новая, и с ней я ещё познакомиться не успел.

Может быть, однажды она всё-таки расскажет, что тогда случилось на самом деле? Даст ответы на вопросы, над которыми я так долго ломал голову. Гадая, уж не обидел ли я её чем-нибудь ненароком. Или, может, она встретила другого? Ведь Мира Ларионова с каждым годом становилась всё красивее, и на неё оглядывались не только молодые парни, но и взрослые мужчины.

Однако ни на кого из них она не обращала внимания. Кроме меня. Я был её соседом по парте, лучшим другом, а затем и первым мужчиной. Мы даже строили планы на будущее. Я собирался представить её отцу, уже официально.

А потом всё в одночасье закончилось.

***

Мира

Вода утекала в слив, и вместе с ней, казалось, уходила накопившаяся в теле усталость. Я растирала по коже пахнущий океаном мужской гель для душа, морщилась, когда задевала синяки, и понемножку отогревалась. Странно, я и не заметила, что успела замёрзнуть.

Или холод въелся так плотно, что почти стал частью меня?..

Прислонившись к гладкой кафельной стене, поняла, что стою под душем слишком долго, и пора выходить. Вот только это означало, что нужно будет взглянуть Миру в глаза. И что-то отвечать на его вопросы.

А я не придумала никакую легенду...

Сказать правду? Но в таком случае нужно будет начинать с самого начала. С того, что его наверняка больше всего интересует. Почему я тогда ушла без объяснений? Просто заявила, что между нами всё кончено, и растворилась в листопаде.

Будь я на его месте, смертельно обиделась бы за такое. Я вообще в юности была той ещё максималисткой. Впрочем, как все, наверное.

Свою мать я на тот момент почти не знала, а отца не знала вообще. Даже не уверена в том, что его действительно звали Александром. В свидетельстве о рождении там, где пишут имя отца, у меня стоит прочерк.

Мирой меня назвала мать. В честь Миры Наир, женщины-кинорежиссёра. То ли ей действительно нравились её фильмы, то ли просто решила выпендриться, чтобы не как у всех. Она ведь хотела стать актрисой, как её знаменитая однофамилица, так что при первом же удобном случае уехала покорять столицу. А меня оставила с бабушкой.

Я не жаловалась. Бабушкиной пенсии на жизнь хватало. У нас ещё и дача была, самая настоящая. С яблоневым садом и качелями. Качели повесили для меня.

А ещё был Мир. С того самого первого дня, когда малышей-первоклассников разделили по парам, и он сжал мою ладошку в своей, мне хотелось, чтобы он никогда не отпускал мою руку. Чтобы всегда держал её, чтобы смотрел на меня своими тёмными глазами, чтобы улыбался мне...

Его улыбка и со временем почти не изменилась. Но в нашу последнюю встречу в том сквере Мирослав Загорский не улыбался. Как и сегодня, когда я так внезапно для нас обоих оказалась на его пороге.

Что мне ему сказать? «Как ты?», «Прости», «Я скучала»? Все слова казались лишёнными красок, неспособными выразить кипевшие в душе эмоции.

 - Мира! – услышала я сквозь шум воды. – Ты там в порядке? Ничего не нужно?

 - Уже выхожу! – отозвалась я, выключая душ.

Мир выдал мне чистое полотенце, свою рубашку и шорты. Интересно, почему именно рубашку, а не какую-нибудь футболку? Впрочем, какая разница, если мне не придётся снова надевать пропахшую дорожной пылью и ненавистным домом одежду?

Вот только у меня при себе даже запасного нижнего белья нет. Придётся обойтись без него. Я потуже затянула пояс на спортивного кроя шортах, застегнула рубашку. Пальцы снова дрожали. Влажные волосы липли к лицу, и я спрятала их под тюрбан из полотенца.

А затем, сделав глубокий вдох, открыла дверь.