Франческа
– Впусти меня, – умоляет тот, за стеной на разные голоса.
Удар. Еще удар.
– Впусти, Фран! Пожалуйста!
Я сижу на полу у двери. Я всегда появляюсь здесь, возле запретного, запертого. Страшного за тонкой деревянной преградой.
Оно ломится каждую ночь. И чтобы сбежать от него надо пройти по осколкам.
Встаю. Ступаю, оставляя кровавые следы. Весь пол усеян битым стеклом, а я босая. Босая, в ночнушке – как засыпала.
Помню этот сон. Он повторяется раз за разом. Тягостный, пугающе правдоподобный. Словно и не сон вовсе.
Смести бы мусор на полу, да нечем. Не руками же…
Делаю шаг, стопу сводит от боли. Закусив губу, выдергиваю впившийся осколок. Кровь капает на пол – горячая и липкая, растворяет кусочек битого зеркала в моих руках, как льдинку.
На секунду меня пронзает острое чувство утраты. Я вдруг понимаю, что все – навсегда. Его не вернуть.
Не хочу избавляться от них! Не такой ценой!
Пустая рама напротив. Несколько кусочков зеркала засели в тяжелом металлическом ободе.
Почти бездумно я поднимаю с пола осколок. И подношу к другому, который торчит острым скалистым пиком, повторяя своим изгибом контуры куска стекла в моих руках…
Подходит.
Смогу ли я собрать заново это зеркало?
Я передумала возвращаться в Рино. Буду чужой там. Племянники? Жена брата?! Того самого Риккардо, к которому я приходила после его ссор с отцом, чтобы ободрить?!
Но куда мне еще бежать из заснеженного северного ада?
Никому не нужна… Изгнанница…
– Останься, Фран, – просит человек, который купил меня у моего отца.
– С чего бы мне это делать? – зло спрашиваю я, терзая стейк ножом.
Я уже знаю, что маг не скажет гадость. Не попытается поставить меня на место в ответ. И вижу, чувствую, пусть он и пытается это скрывать, как он страдает от моей холодности.
Глядя на это, я чувствую особую садистскую радость. Это все равно что отрывать крылышки мухе.
Очень большой и очень опасной мухе, которая совсем недавно пребольно кусалась.
– Женщине рискованно без мужской защиты. Ты и сама могла в этом убедиться.
Еле удерживаюсь, чтобы не зашипеть. Это подло с его стороны – напоминать про насилие!
– Останься, – продолжает он, словно не заметив моей злости. – Если не хочешь жить на Изнанке, я куплю тебе дом. У тебя будет столько денег, сколько нужно, моя защита и покровительство в любом из миров и свобода заниматься всем, чем пожелаешь.
– И зачем тебе это?
– Хочу знать, что с тобой все в порядке.
– С чего бы это такое беспокойство?
– Потому что я тебя люблю.
Он произносит это спокойно, буднично. И над столом повисает молчание.
Мне признавались в любви однажды… Лоренцо. Я помню как это было: дрожащий голос, бледное лицо, потные ладони. Тогда я поверила – невозможно было не поверить глядя на него…
Помню сладкий миг торжества сразу после его слов. Я понимала, каково это для Лоренцо – открыться и ждать в тайном страхе решения женщины. И я бы никогда не ударила беззащитного, но само понимание моей власти над мужчиной в тот момент опьянило.
В словах и тоне Элвина сейчас нет ни мольбы, ни безумных надежд, ни безмерного восхищения. Так не говорят о любви! Так – спокойно, между делом – просят передать соль или рассуждают о преимуществах псовой охоты перед соколиной!
Хотя нет! Что это я?! Об охоте мужчины вспоминают с куда большей страстью!
Значит, соль.
– Как жаль, что я не могу ответить вам тем же, сеньор, – тяну я полным яда голосом. – Вы мне отвратительны.
Морщится, чуть заметно.
– Я знаю. Ты говорила.
– Если вы надеетесь, что я сменю гнев на милость, то зря.
– Не надеюсь, – он закрывает глаза и стискивает руку на подлокотнике кресла. – Но я хочу позаботиться о тебе.
– А если я пожелаю выйти замуж? – продолжаю я пакостным тоном.
Элвин распахивает глаза. На мгновение я ловлю на его лице выражение отчаяния и неверия, потом он просит сквозь зубы:
– Фран, прекрати.
– Не называй меня так, сколько раз говорила! Это имя для близких.
– Хорошо, сеньорита Рино, – холодно отвечает он, промокнув салфеткой губы. – Обдумайте до завтра мое предложение, а пока предлагаю вернуться к ужину.
Мне отчего-то совсем не радостно слышать эти слова. Словно он опять меня обыграл, обманул. Как с признанием.
– Я хочу забрать свою одежду из твоей комнаты, – продолжаю я в надежде, что он примется убеждать меня этого не делать.
Пожимает плечами:
– Хорошо.
– Я хочу замок на свою спальню!
– Ладно.
Это становится уже нелепым! Как бы пронять его посильнее?!
– Сними ошейник! – требую я, шалея от своих слов.
– ЧТО?!
– Сними его! – оттягиваю кожаную полоску. – Свободные женщины не носят таких украшений.
– Фран, я же объяснял…
– Что он не дает мне стареть, – заканчиваю я за него. – А может, я хочу состариться?! Хочу прожить обычную человеческую жизнь, а не прозябать с тобой вечность в роли непонятно кого?! Хочу детей! Как я объясню ошейник своему будущему мужу и его родным?
Он снова закрывает глаза и делает несколько медленных вдохов, словно пытаясь успокоиться.
– Сними его, – повторяю я с тайной садистской радостью. – Немедленно!
– Тогда ты состаришься и умрешь, – словно через силу говорит Элвин.
– Когда-нибудь. Люди смертны. И стареют.
– Послушай, Фран… сеньорита Рино! Ошейник – просто кусок кожи. Я клянусь, что никогда не воспользуюсь…
Не снимет!
Конечно же, не снимет!
Я вскакиваю в радостном возмущении.
– Это мое право! Ты сказал, что я свободна. Ну да, конечно! Свободна, пока делаю то, что тебе удобно, правильно?! А если… – я прерываюсь, чтобы набрать воздуха и привести в порядок спутанные мысли.
Элвин тоже встает. Медленно отодвигает кресло.
– Если что не так, то… – неуверенно продолжаю я.
Мне не нравится выражение на его лице. Какое-то оно…
Опасное.
– …получается я все равно рабыня, – совсем тихо заканчиваю я.
Он подходит, становится совсем рядом, берет меня за плечи… Я смотрю на него снизу вверх, по телу бежит мелкая дрожь.
От страха? Или от возбуждения?
В голове вдруг мелькает картинка – обрывок воспоминания из той невозможной жизни, которую я не жила. Непристойный и сладостный, как бывает сладок порок.
…это было здесь, прямо здесь, на обеденном столе. Мы не дошли до спальни. Не захотели.
Грязная случка, как у двух животных. Но внезапно вспыхнувшая память безжалостна, она сохранила наслаждение и нежность к мужчине рядом – безмерную, как теплое южное море…
Элвин нависает надо мной, глаза сверкают двумя кусками голубого льда. Что, что сейчас сделает этот ужасный человек?! Я донимала его весь вечер, расплата должна быть ужасна.
Ударит? Попробует поцеловать?!
Мне хочется, чтобы он выбрал второе. Конечно, я вырвусь и оболью его презрением и отвращением.
Но я хочу этого.
Молчание сгустилось – хоть ножом режь. Я все так же смотрю на Элвина снизу вверх, забыв, как дышать.
…пусть поцелует! Пусть вправду попробует поцеловать. Может, я даже не стану вырываться…
Он с непроницаемым лицом расстегивает ошейник и отшвыривает его в сторону.
– Сеньорита свободна, – скучным голосом объявляет мой хозяин. – А теперь позвольте, леди, я откланяюсь. Не голоден больше.
Я вслушиваюсь в звук его шагов на лестнице, и мне хочется разреветься от обиды.
ЭлисонЯ сбежала от него утром, перед завтраком. Лучше было сделать это ночью, но у Рэндольфа слишком чуткий сон. А так он ничего не заподозрил, когда я вышла, вроде бы на минутку. Успела добежать до уже оседланной лошади прежде, чем воин спохватился. Сунула загодя написанное письмо в сумку его коня. И ушла по Изнанке.Не умей я ходить между двумя мирами, я бы, конечно, от Рэндольфа никогда не смогла сбежать. Было немного страшно, но больше за него: как он будет один, среди людей, без знания, как и что у нас устроено, со своими слишком приметными глазами и без возможности в любой момент попасть в привычный мир. Но я надеялась, что фэйри справится.Так у меня разом появилась целая куча новых проблем. Как будто прежних было недостаточно. И главным вопросом стало – что же делать дальше? Возвращаться домой? Нельзя, там Блудсворд. Пытаться как-то устроиться на Изнанке? Сразу вспоминались слова Терри о том, что “ничейный человек – до
Элисон Небо нависало над менгирами вогнутой чашей. Свободная от снега площадка на вершине холма раскрывалась навстречу небу, вызывающая в своей наготе. Замшелые камни, что опоясывали холм полукругом, справа и слева упирались в серую скалу причудливой формы, у подножия которой стоял алтарь. Здесь даже пахло по-другому. Не морозом и лесом, но мокрым камнем и почему-то грозой. Я прошла меж двух каменных стражей и ступила на промороженную, бесснежную почву в клочках пожухлой травы. Это место… в нем было что-то знакомое, словно я бывала здесь, да позабыла – все стерлось, выветрилось из памяти. Разошлась сплошная пелена над головой. Из облачной толщи упало несколько косых солнечных лучей, подсвечивая путь к жертвеннику и сам алтарь – прильнувший к телу скалы, темный и бесконечно древний. Над ним нависала фигура, высеченная в скале. Просторный балахон скрадывал ее очертания также, как капюшон скрывал лицо. Бедра статуи перетекали в необработ
Машина лязгала, ходило бердо. Поблескивали десятки, сотни рычагов, от которых шли ремни и цепи к малым и большим колесам. Одни шестерни крутились так быстро, что сливались в сверкающее пятно, другие вращались медленно и степенно.– Я хочу поменять судьбу Рэндольфа, – с напускной храбростью, которой не ощущала, объявила я.– Тогда выбирай рычаг.– Какой? – я растерялась.– Любой. Ты же вносишь хаос в предназначение.Вот тут мне стало боязно. Но не настолько, чтобы отступить. Я трижды обошла кругом ткацкую машину, задерживаясь у каждого рычага. Наконец, сделала выбор и налегла руками и плечом на рукоятку большого медного колеса. Больно кольнуло у ключицы. Медленно, нехотя колесо стронулось с места. Я давила всем весом, чувствуя, как оно медленно поддается.Поворот, другой, третий. Маховик скрипнул, пришел в движение. Тронулся стоявший до этого маятник, затикал большой циферблат над головой. Сменили направлен
ЭлисонЛуч солнца погладил щеку. Я зажмурилась, не желая расставаться со сном. Кажется, снилось что-то хорошее, но бестолковая память выронила это “что-то” на полпути к реальности. Сон выпал, как зерно из дырявого мешка. Я заворочалась, пытаясь устроиться поудобнее, и в бок впился острый камень.Этого хватило, чтобы по-настоящему проснуться. Я села и поняла, что сижу на алтаре. Вокруг полукольцом возвышались менгиры, за спиной начиналась скала. Большая глыба камня, смутно похожая на фигуру в балахоне, нависала над головой.Как я могла заснуть здесь, на холодном, насквозь продуваемом всеми ветрами холме? Почему не замерзла насмерть, и как долго длился сон?Я со стоном слезла с камня, послужившего мне ложем. Кому бы из богов ни был посвящен этот храм, надеюсь, он не почувствовал себя оскорбленным подобным пренебрежением. Привычная тусклость красок вокруг подсказала – я нахожусь в реальном мире и это, пожалуй, было неплохо.
– Мне казалось, мы обсудили все еще четыре года назад, – она хотела, чтобы это прозвучало мягко, но получилось все так холодно. – Все кончено, Отто! Уходи! – Мужчина всегда выполняет свои клятвы. Я сделал это, – ответил незваный визитер, лаская ее шею. – И пришел подарить тебе свободу. Она презрительно сузила глаза: – Какую свободу? О чем ты? – Свободу от божественного проклятья, – он заговорил все быстрее, сбиваясь, путаясь, спеша выплеснуть что-то важное. – Я сделал это! Да, сделал! Меж нами больше нет преграды, любовь моя. Теперь мы сможем быть вместе. И вместе состариться… Она сняла его руку с плеча так, будто это было дохлое насекомое: – Ты болен, Отто. Я повторю то, что сказала еще четыре года назад: я не люблю тебя. Никогда не любила. Ты надоел мне. Уходи, или мне придется заставить тебя уйти. Мелькнула мысль дернуть шнур, вызвать слуг, но Юнона представила какие шепотки и сплетни ждут ее на следующий день и поморщилась.
Я никогда не отличалась особой гордостью, безумцам это не к лицу, но все же яма, в которую собиралась шагнуть, ужасала даже меня. Оставайся малейшая возможность попросить о помощи у родных или друзей, я бы воспользовалась ею. Но я была одна, за сотню миль от дома, без денег и любых бумаг, что могли бы подтвердить мою личность. Быть безумицей несладко, даже когда ты графская дочка. Мне не хотелось проверять, каково это – считаться в глазах окружающих чокнутой бродяжкой, верящей что она Элисон Майтлтон, поэтому я не пыталась смущать умы людей своей невероятной историей.Еще раз глубоко вздохнув, я отлипла от стенки и подошла к ступеням храма, встав чуть поодаль от городских нищих, положила перед собой шляпу. Дерево флейты в руках было гладким и чуть теплым. Я поднесла инструмент к губам, прикрыла глаза, и наш совместный вздох зазвучал по площади над головами прохожих…Я немножко училась играть на флейте. Не могу сказать, что у меня хорошо получалось. К тому
В переулке меня ждали.Я сразу поняла, что двое оборванных бродяг с недобрыми лицами и скрюченный калека, опиравшийся на костыль, не просто так отдыхают и наслаждаются видом на выгребную яму. Развернувшись, помчалась обратно, к выходу, но там уже стоял третий громила, поигрывая короткой дубинкой.Попалась.– Куда собралась, подруга? – спросил он сиплым голосом.– На площадь, – жалобно проблеяла я. – Пустите.Неспешно подошла остальная троица.– Успеешь, – хмыкнул бандит и дернул меня за руку, отбрасывая в сторону.От удара о стену перехватило дыхание. А бродяга навис надо мной. Его ладонь сомкнулась на плече, не давая уйти от расправы.– А ты ничего, – он осклабился. – Милашка.– Что вам от меня надо?!– Джонни хочет сказать, что нехорошо обирать чужие места и уходить не поделившись, – вступил в игру калека. Он опирался на костыль и, пов
Шли мы недолго. Обогнули порт и выбрались на заброшенный пустырь. В центре его горел костер, стояло несколько палаток и три крытые телеги. Чуть поодаль над охапками сена дремали коротконогие мохнатые лошадки.Я механически переставляла ноги, следуя за своими спутниками. Если у них были злые намерения, бегство только ухудшит положение. Если же они и правда друзья, как сказала женщина, то вдвойне глупо бежать от предложенной помощи.У огня, помешивая еду в котелке, сидела девушка с оливковой кожей и тонкими чертами лица, кутаясь в подбитый мехом плащ. При виде нас она взвилась:– Тиль, что так долго?! А кто это с вами?– Зови Ринглуса, Фэй. У нас прибавление.– А-а-а…Меня ожгло коротким любопытным взглядом, и непоседа-Фэй ускакала. Тильда подвела меня к огню, усадила:– Вот так. Ты голодная?– Не знаю, – сосущее чувство голода куда-то делось, словно сейчас, когда еда, наконец, стала дос