При виде сеньориты у братца на физиономии нарисовалась такая масляная улыбочка, что мне захотелось выгнать его из дома пинками.
– Ах, леди, я счастлив, снова быть представленным вам. И вдвойне счастлив, что вы забыли все мои комплименты, и теперь я смогу повторить их, будто в первый раз…
– Знаешь, дружище, – перебил я его самым проникновенным голосом, на какой был способен. – Общение с тобой заставляет меня цитировать великих. Вот и сейчас, ну как не вспомнить бессмертное «заверни жерло» от Фергуса?!
Уверен, Риэн внял бы призыву и заткнулся, он всегда неплохо понимал слова, особенно такие, которые таили в себе намек на мордобой. Но вмешалась Франческа:
– Нет, нет! Продолжайте, сеньор, – сказала она, улыбаясь улыбкой сытой кошки. – Я с удовольствием еще раз услышу все, что позабыла.
– Риэн пришел по делу, так что обойдемся без политесов.
Братец развел руками, как бы показывая, что он тут ни при чем.
Она скорчила обиженную гримаску:
– Вы куда-то торопитесь?
Я снова ответил за него:
– Торопится. Он уходит через десять минут.
– Тогда может мне пойти с вами? – продолжила Франческа медовым голосочком. – Так хочется прогуляться. Я постоянно взаперти, поскольку лорд Элвин утверждает, что за стенами полно жутких монстров.
Показалось, что в коротком взгляде сквозь ресницы, который она бросила в мою сторону, мелькнуло злое торжество.
– Гулять на ночь глядя?
– Уверена, такой искусный маг, как ваш брат, сумеет меня защитить.
– Не думаю, что позволю тебе уйти.
– Не думаю, что мне нужно ваше позволение.
Братец слушал нашу перепалку с самым невинным видом. Ну, просто ягненочек, да и только!
Чтобы не превратиться в ревнивое посмешище, я оборвал спор и отошел к окну, уставившись на пожеванную занавеску невидящим взглядом. За спиной все так же раздавалось восторженное воркование. Засахаренная галиматья, которую Риэн льет в уши каждой первой девице и благожелательные ответы Франчески.
Минута.
– …не переставал думать о вас…
– …и что же вы думали?
Интересно, кому и зачем потребовалось жевать штору?
Две.
– …вспоминал ваши глаза. Они как два драгоценных камня…
Будь я проклят, если она не делает это специально. Но зачем?
Пять.
– …ваши волосы подобны темному грозовому облаку…
Она правда уйдет с ним, если я его выставлю?
Семь.
Да к грискам все! Не позволю, даже если это будет ошибкой!
– Извините, сеньорита. Десять минут истекли, время прощаться, – я пересек комнату, ухватил братца за шкирку. Под возмущенный вопль Франчески «Элвин!» протащил по коридору и по лестнице. Ему хватило ума не сопротивляться, иначе я непременно украсил бы смазливую физиономию парой фингалов.
Сперва в пинком распахнутую дверь вылетел сам Риэн, следом за ним отправились его плащ и сапоги.
– Увижу рядом с Франческой – яйца оторву, – пообещал я, обращаясь к сугробу, из которого торчали ноги Риэна.
В ответ донеслось виноватое:
– Извини. Что-то меня занесло, да.
Я захлопнул дверь, злясь одновременно на него, Франческу и себя за эту дешевую комедию. Но фарс еще не кончился. За спиной я обнаружил очень разгневанную сеньориту.
– Я иду с ним!
– Нет, не идешь, – я постарался сказать это мягко, но она все равно сузила глаза и вздернула подбородок.
– И как ты запретишь мне?
– Если потребуется – запру.
Франческа
– Если потребуется – запру, – ровно говорит он. – Гриска с два ты уйдешь с Риэном на ночь глядя.
Что-то во мне отзывается ликующей радостью на эти слова. Вот оно!
Больше всего я боялась, что Элвин и правда позволит мне уйти. Никогда бы не простила его за это!
Я и без того не на шутку зла на него. Пропадает целыми днями, не обращает на меня внимания, снял ошейник…
– А я почти поверила, что свободна, – мой голос полон яда.
– Увы. Как ни пытался обмануть сеньориту, она меня раскусила. Я – лживый двуличный мерзавец.
– Я просто мечтала провести вечер вдали от вас.
Он вздыхает и отбирает у меня плащ, который я успела накинуть на плечи.
– Проведи его здесь. Я закроюсь в комнате и не стану тебе докучать.
Его подчеркнутая мягкость только злит меня еще сильнее.
– Одно ваше присутствие отравляет воздух в башне.
– Мне уйти?
– Да! И желательно – навсегда.
Не знаю, зачем я это говорю. Я ведь хочу совсем другого. Но не признаваться же, что я ощущаю его присутствие в доме сквозь стены. Что каждый вечер надеюсь: сейчас он постучится, войдет, навяжется, со своей наглой улыбочкой, невыносимыми манерами, сомнительными шутками. Что я отвечу отказом, но он не прекратит попыток, снова и снова доказывая, как я важна и нужна ему.
Но нет. У него, видите ли, дела! Он, видите ли, слишком занят!
Он возвращается поздно. Я слушаю его шаги на лестнице. Слушаю, как он останавливается у моей двери, и жду, жду стука в дверь.
Он не стучится. Проходит мимо.
Может, оно и к лучшему. Рядом с ним я становлюсь странной. Будто демон за левым плечом толкает говорить и делать глупости.
Со мной вообще происходит что-то странное. То трясет от злости, то рыдаю, как истеричка.
А еще это ужасно, отвратительно, унизительно, но мне не хватает ошейника. Не хватает Маленькой Фран… и просто без него я чувствую себя беззащитной, почти что голой.
Разве Элвин снял бы его, если бы любил меня, как утверждает?!
Он снова вздыхает. И, кажется, впервые за последние дни смотрит мне в лицо:
– Франческа, в чем дело?
– Не понимаю о чем вы, сеньор.
– Зачем ты устраиваешь все это? – его голос звучит грустно, в нем нет привычной насмешки.
– Вы забыли? Я вас ненавижу.
– Может, объяснишь за что?
Я теряюсь под его измученным взглядом.
Это наш первый разговор начистоту после того раза, когда он снял ошейник.
Что я могу сказать? Что схожу с ума? Что каждую ночь во сне собираю огромное зеркало, а в дверь снова и снова ломится нечто, умоляет впустить высоким мальчишеским голосом. Просыпаюсь от пугающего чувства одиночества, поворачиваюсь, чтобы обнять кого-то рядом, но встречаю пустоту. И постель кажется неуютно огромной. А в память лезут обрывки нежеланного, непрожитого…
Я гоню их, иначе и вправду можно сойти с ума.
Пустота рядом, пустота внутри. И осколки, клочки памяти. Как издевательство. Как приманка в мышеловке.
Кто я на самом деле? Какая из Франчесок настоящая?
Нет, о таком не рассказывают никому.
Запинаясь, перечисляю свои обиды – сейчас они звучат мелочно и неубедительно даже для меня, но он не глумится. Только кивает.
– Я понял. Что я должен сделать, чтобы ты забыла все, и мы начали заново?
Я растерянно моргаю. Он что – серьезно?
Почему, ну почему он всегда оказывается правым?! Почему не даст мне хоть раз почувствовать себя победительницей?!
…так непривычно видеть его печальным. Я помню его злым, веселым, высокомерным, жестоким. Но печальным – никогда. Непохоже на Элвина…
…и эта нежность во взгляде. Она почти пугает…
ФранческаВещь, когда-то бывшая ошейником, лежит перед нами на столе. Вид у нее откровенно жалкий – кожа измусолена и пожевана, хуже, чем штора в гостиной. Серебряный оклад вокруг маленького камушка по центру почернел, а по самому камню теперь змеится трещина, разделяя его наискось.Элвин, прикрыв глаза, водит руками над артефактом, пытаясь оценить его состояние. Я сижу рядом и стараюсь даже дышать неслышно, чтобы не помешать ему.Если он… если мы… если это еще возможно восстановить артефакт…Боги, пожалуйста, сделайте, чтобы это было возможным!Потому что если не получится, то я…За этим «если не получится» была злорадная улыбка вечности. Время, которое собирает с людей свою дань. Старость, которая придет за мной, чтобы разлучить нас.Навсегда.Почему, ну почему я была такой идиоткой?! Почему попросила снять ошейник? Почему не спрятала потом его как следует?
ВанессаЭтот человек прибыл в Гринберри Манор после обеда. Спешился, отдал поводья конюху, отдал дворецкому визитку и проследовал в гостиную.– Ждите здесь, – важно объявил дворецкий. – Я извещу миледи.Ожидание затянулось, но гость не выказывал признаков беспокойства. Он неторопливо обошел комнату, осматривая изящную обитую сафьяном мебель, буфет с резной дверцей, шелковые обои. Порой на его молодом и довольно привлекательном лице мелькала одобрительная улыбка. Остановился у клавикорда, откинул крышку и наиграл двумя пальцами первые аккорды популярного романса.Увлеченный инструментом, он не видел, как в дверях замерла женщина. Болезненно худощавая, со следами былой красоты на лице, которые угадывались даже под слоем белил и румян. Несколько легкомысленное платье, куда более уместное на юной кокетке, чем почтенной вдове, спорило с заметной сединой в рыжих волосах.Прежде чем войти в гостиную женщина бросила корот
РэндольфПо безмятежной лазури небес проплывали легкие, кучерявые облака. День выдался не по-февральски теплым, и в воздухе уже вовсю ощущалась близость весны.– Отрадный денек, – усмехнулся в бороду старик Хэтч. – Ишь, как все осело.Запряженная в телегу мосластая лошаденка, лениво брела по занесенной снегом тропе. Добравшись до тенистого распадка между двумя холмами, куда не проникали солнечные лучи, она замедлила шаг, а после и вовсе встала, демонстрируя всем своим видом немощь перед силами природы.– Треклятый снег, – ругнулся Ник Картер и снова спрыгнул с телеги, чтобы очистить обода. – Кончай прохлаждаться, бездельник, и помоги мне. Иначе, видит Тефида, нам вовек не добраться до Фалькон нест. Или ты хочешь заночевать в окрестных лесах?Хэтч засмеялся тонким, скрипучим голосом:– Куда торопиться, старина? Можно подумать, монашки ждут тебя после того, как на прошлой неделе у них
Звук снизу заставляет меня слететь по лестнице. Я почти вбегаю в холл, уже не заботясь, чтобы демонстрировать показное равнодушие.– Почему тебя так долго не было?!– Дела, – буркает он, едва удостоив меня взглядом, и поднимается наверх, тяжело опираясь о стену рукой.Я смотрю ему вслед, задыхаясь от возмущения. Я так его ждала, а он… он…Первый порыв – устроить скандал, потребовать внимания, надуться. Но тут внутри меня словно вспыхивает ярко-красная надпись «Нельзя!». И где-то в глубине сознания появляется другая Фран – более спокойная, взрослая. Появляется, чтобы вполголоса заметить, что у Элвина тоже есть желания и потребности. Что он выглядит вымотанным до последней степени. Что мужественно терпел все последние недели мои капризы. Что, кажется, с ним сегодня случилось что-то в той части его жизни, о которой он так мало рассказывает. И что неплохо бы поддержать его, или хотя бы не быть такой зако
В надежде сбросить погоню, я трижды переносила нас между мирами. Преследователь не отставал. Несколько раз над головой свистели стрелы. Одна вонзилась в ель над моей головой и разлетелась ледяными брызгами.Мы перелетели холм. Внизу от основного тракта отходила узкая тропинка. Фэйри, не колеблясь, направил коня по ней. Обернувшись, я увидела черные силуэты преследователей и своры гончих в призрачном свете огромной, зависшей над холмом луны. Впереди, вырвавшись на два корпуса, скакал всадник-великан. Он запрокинул голову, увенчанную раскидистой кроной оленьих рогов, и протрубил в рог.Тропка была занесена снегом, и мы сразу потеряли скорость. Свистели ветки, норовя хлестнуть по глазам. Я пригибалась, стискивала немеющими пальцами край седла. Свет луны почти не проходил сквозь нависшие кроны. Правь лошадью я, все закончилось бы плачевно, но Рэндольф видел в темноте лишь немногим хуже, чем днем.Конь под нами хрипел, клочья пены стекали по морде, сиплые выдохи подс
– Я помню ее, – Стормур скривился и брезгливо, носком ноги, перевернул тело на спину тело Кьяры. – Воровка.– И какие же счеты у воровки к регенту Хансинорского двора? – поинтересовался я с обманчивой мягкостью.– Не твое дело.– Еще как мое. Из слов Блудсворда я понял, что ему даром не сдалась эта вендетта. И будь любезен, раз уж я спас твою никчемную жизнь, поделись соображениями: с какой стати служанке так ненавидеть тебя?Стормур выдержал мой взгляд в упор. На высокомерном лице не дрогнул ни единый мускул.– Я был в своем праве, Страж. Она и ее подельник собирались меня обокрасть.– О, вот, значит, как? Обокрасть? И что же ты сделал?Я бросил еще один взгляд тело Кьяры. Спускавшиеся по плечу женщины шрамы здорово напоминали следы от волчьих клыков.Регент пожал плечами:– Я был излишне милосерден. Натравил на них псов. Вор прикончил двух собак, тогда я прика