5

Тюменская область, Россия. Февраль 2014 г.

Темнота сомкнулась вокруг плотным кольцом, сгущая воздух и мешая дышать. Он знал, что здесь не один, но чувствовал только едва уловимое движение вокруг. Что-то жило в этой непроглядной тьме, что-то изначально ужасное и неотвратимое. Джеймс попытался шагнуть вперед, движения были тщетными и слабыми, как если бы он продирался сквозь вязкую трясину.

— Я была твоей единственной связью с миром, — голос, лишенный чувств, безжизненно-равнодушный. — В болезни и здравии, Джеймс, в горе и в радости. Ты пойдешь за мной в Смерть?

Он знал, что не увидит ее, но все же напряженно вглядывался в темноту — туда, где по ощущениям стояла Хилари.

— Тут очень темно, Джеймс. Темно и холодно. А еще здесь повсюду… — последние слова потонули в треске радиопомех. Мгла таяла на глазах, расползалась белесым туманом. Сырость и холод пробрались внутрь, змеей обвивая позвоночник и растекаясь по телу. Он дрожал как в лихорадке. Движение совсем рядом, скользящее прикосновение к щеке. Тонкие пальцы, сомкнувшиеся на его запястьях: сухие, ледяные, как сломанные ветки. По тыльной стороне ладони скользнуло что-то склизкое, а в следующее мгновение руку обожгло болью.

— Неприятно, когда тебя пожирают изнутри, — из-под коросты мертвых пальцев по его рукам заструилась обжигающая кровь, и он вынырнул из тяжелого сна, одним резким рывком. Открыл глаза, хрипло выдохнул. Теплое стеганое покрывало валялось на полу, пальцы судорожно сжались на саднящем запястье.

Джеймс замер, молча глядя в потолок, и прислушиваясь к глухим гулким ударам сердца. По ощущениям еще ранее утро. Повернув голову, он увидел на электронном табло цифры: четыре пятнадцать. Дыхание казалось слишком громким, а сон больше не шел.

За семь месяцев Хилари приснилась ему впервые.

Он сбежал туда, где никому не мог причинить вред. Российская глубинка, дом, от которого до ближайшего поселка миль тридцать. Бездорожье, лес, и дикие звери, включая его самого. Он пришел к старому знакомому за помощью, и Петр нашел ему убежище.

Каждый день жизни Джеймса напоминал схватку с самим собой. Поначалу он бросался на стены. В одиночестве внутренние демоны разгулялись на полную. Они выли, царапались, драли на части тело и разум. За все приходится платить, в том числе и за силы, которые берешь взаймы. Последствия месяца на стимуляторах обернулись жестокой пыткой. Ломки шли одна за другой, а в перерывах между ними полузабытье реальности обретало очертания Ада.

Каждый день был похож на другой, но все же он обрел жалкое подобие временного перемирия. Джеймс не сумел отказаться от своей темной стороны раз и навсегда. но осознанный выбор человека совсем не то же самое, что агония раненого зверя, дошедшего до безумия в своей жажде убивать.

Он поднялся, рывком швырнул покрывало на койку и потер руки, выдыхая пар. Отсутствие условий мобилизовало и помогало держать себя в тонусе. Плеснул в лицо ледяной водой и почувствовал себя значительно лучше. Автономный обогреватель Джеймс включал каждый день только для того, чтобы не выстудить дом окончательно.  Холод здорово прочищал мозги и позволял сосредоточиться на выживании, а не на том, что осталось в прошлом. Особенно холодными были ночи.

Он немного постоял у окна, разгоняя остатки сна, а потом подхватил куртку, надел шапку и вышел из дома. Морозный воздух ворвался в легкие, и Джеймс перешел на бег. Утренняя пробежка стала началом ритуала, в распорядке дня присутствовала практически армейская дисциплина. Тренировки и упражнения, в стрельбе, с холодным оружием, физические нагрузки, чтобы не терять форму. Колоть дрова, расчищать снег, занять все свободное время. Каждый день — до той грани, когда подъем второго дыхания переходит в усталость.

Он не мог не думать о том, почему ему приснилась Хилари. Вчера он снова убивал.

Джеймс редко забирался глубоко в лес — в этих местах было много волков, но во время дневной пробежки ушел в себя. Остановился только тогда, когда оставил за спиной несколько миль. И чье-то присутствие.

Взгляд зверя он ощутил всей кожей. Воздух уплотнился, пропитанный предвкушением предстоящей схватки. Джеймс знал, кого увидит, когда обернется. Волк осторожно ступал по снегу и теперь замер, ощерился, показывая клыки. Внутри словно сорвалась невидимая пружина, отпуская закованного в кандалы Палача. Спустя мгновение друг напротив друга стояли уже два зверя. Джеймс поймал себя на мысли, что улыбается, отводя руку за спину, глядя рычащему волку прямо в глаза. Пальцы сомкнулись на рукояти ножа в тот самый момент, когда зверь бросился вперед.

Джеймс знал, что у него всего одна возможность, а волк чувствовал опасного противника и метил в горло. Увернувшись от первой атаки, Джеймс позволил хищнику насладиться преимуществом, и встретил второй бросок. Зубы клацнули в сантиметрах от лица и сомкнулись на рукаве куртки. Запястье обожгло болью, впрыснувшей в кровь очередную порцию адреналина, а в следующее мгновение Джеймс уже вонзил нож волку в шею. 

Хриплый рык перешел в скулеж, хватка ослабла. Он сбросил с себя бьющегося в агонии зверя, резким движением выдернул нож, перекатился и поднялся. Джеймс, не отрываясь, смотрел, как кровь заливает снег, чувствовал, как запал охотника сводит с ума, будоражит и пробуждает самые низменные инстинкты. Он убивал вчера, но до сих пор вспоминал быструю борьбу, стальные челюсти, сомкнувшиеся на запястье, вязкий, густой аромат свежей крови. Неужели это единственное, что способно вернуть его к жизни?

До убийства Джеймс чувствовал себя роботом, выполняющим заданную программу, но схватка с волком выдернула его из оцепенения. Он будто проснулся после затяжного сна, весь вечер тренировался на износ, выбрасывал накопившееся напряжение и возбуждение, а после ему приснилась Хилари.

Сегодня Джеймс не стал уходить далеко от дома и углубляться в лес. Встреча со стаей убитого зверя могла закончиться для него плачевно. Волки мстят за своих: целенаправленно и до победного, и, в отличие от людей, они никогда не предают. Внутренние демоны, разбуженные кровью, снова выли и скребли когтями, бросаясь на стальные прутья установленной им же самим клетки: убивай или умри.

Он вернулся с пробежки, позавтракал и перешел к тренировкам. Утренние — те, что до рассвета, для Джеймса всегда были вызовом самому себе. Он прекрасно знал, что не всегда под рукой окажется прибор ночного видения, а когда ты выходил в темноту наравне с измененным, без подготовки ты обречен.

Джеймс познакомился с этой методикой в лагере Ордена под Москвой. Она включала в себя не только упражнение в меткости с холодным оружием или тренировку реакции во тьме, но и обострение органов чувств. Иногда на зрение рассчитывать не приходилось, и тогда подключались слух и осязание. Чувствительность к малейшему шороху, способность уловить едва заметное движение рядом. То, что не раз спасало ему жизнь.

Джеймс старался не думать о том, что произошло, но пальцы сами сжимались, обхватывали рукоять несуществующего ножа. Кровь дымилась, как кислота, прожигала ослепительную белизну снега, царапины от клыков на запястье пульсировали болью.

Ближе к обеду он услышал рокот мотора снегохода, и, остановившись у окна, равнодушно взглянул на мужчину, идущего к дому по расчищенной дорожке. Джеймс не так часто выбирался в город — только чтобы пополнить запасы, и никогда не задерживался дольше, чем было нужно.

Он слышал, как мужчина подергал дверь — безрезультатно, подошел к ближайшему окну.

— Эй! Есть кто?! — он постучал, но Джеймс не пошевелился. Выругавшись, тот пошел в обход, проваливаясь в снег.

Джеймс выждал немного, быстро пересек комнату, толкнул дверь и направился в импровизированную спальню. Свет сюда практически не проникал из-за склонившихся к самой раме ветвей. За расчерченным морозным узором стеклом почтальон безуспешно вглядывался в темноту окна. Джеймс шагнул вперед в тот момент, когда мужчина потянулся, чтобы постучать.

— Есть кто… Тьфу ты, черт! — глухо вскрикнул тот, шарахнулся назад, неуклюже повалился в снег и потому не увидел странной, звериной ухмылки на губах адресата, больше напоминавшей оскал. 

В телеграмме было два коротких слова: «Приезжай. Срочно». Как ответ на его последние мысли, на то, что случилось вчера. Грань, когда одиночество было спасением, Джеймс уже перешагнул.