То, что охотник не пришёл за моей шкурой, я поняла лишь на следующее утро, проснувшись и обнаружив все части тела на положенном месте. А ведь думала, что не засну. Но, побегав по комнате в своё удовольствие и вдоволь полюбовавшись на ошейник, я прилегла на край кровати и не заметила, как уснула.
Один день я у охотника отыграла. Отыграть бы ещё один, и когда гормоны пойдут на спад, можно стащить на кухне кусок колбасы для собачьих иродов и снова попробовать сбежать. План, конечно, так себе, но другого пока не было.
— Разве что рассказать охотнику правду, — пробормотала я. Открыла глаза и увидела своё красное платье. Вычищенное и отглаженное, оно висело на спинке кровати. Я села. На полу стояли мои туфли на высоком каблуке.
— Рад, что ты вняла голосу разума, — услышала я.
Охотник сидел на стуле и задумчиво вертел в руке ошейник. Я подтянула одеяло к груди. Странно, наготы я не стеснялась, а вот дурацкой бабкиной пижамы в ромашку застыдилась. Мужчина поднял бровь, и я заставила себя разжать руки. Чёрт знает что!
— Одевайся. — Он отбросил ошейник, и тот, звякнув цепью, упал на пол. — Быстро.
— Что?
— Лайне страдают глухотой? — издевательски переспросил он. — Одевайся. Мы едем в гостиницу, где ты обслуживала оборотня. Попробуем восстановить события на месте.
— Так значит… значит… — Я вскочила, торопливо стаскивая чужую пижаму. — Ты мне поверил?
Взгляд охотника опустился на обнажённую грудь. Соски тут же затвердели. Я едва удержалась от соблазна дразняще провести руками по груди. Осторожно, Ани, не всё сразу.
— Нет, — ответил охотник поднимаясь. — Просто решил всё ещё раз проверить.
— Ага.
Я натянула платье на голое тело и пригладила длинные волосы пальцами. Как сказала бабушка, я умопомрачительно красива, даже растрёпанная и невыспавшаяся. Как и все лайне. Красива настолько, что каждый проходящий мимо мужчина замедлит шаг.
— Всё, — отчиталась я. Туфли добавили мне роста и теперь я доставала охотнику почти до плеча.
Собаки всё ещё носились по саду. Досадно. Интересно, их когда-нибудь запирают? Если да, я бы не отказалась узнать, когда.
— Держись за мной, — приказал мужчина и тихонько свистнул. Три агатово-чёрных зверя тут же бросились к нам. Нет, не к нам, а к нему.
— Ты сейчас на меня залезешь, — заметил охотник, когда я прижалась к мужчине всем телом. Впервые в моих мыслях не было сексуального подтекста. — Боишься собак?
— Они нас не любят, — наябедничала я.
— Вас никто не любит. Вы слишком… слишком…
— Хороши?
— Навязчивы. Рядом, — скомандовал он, и псы, вертя обрубками хвостов, побежали рядом с мужчиной.
— Охотники тоже не подарок, — обиженно ответила я. Непонятно почему, но его слова меня задели, хотя лайне называли и похуже.
Мы дошли до кирпичной стены. Собаки, повертевшись у ног охотника и не получив никаких команд, убежали обратно в сад. Выезд с территории перегораживал шлагбаум. Сидящий в будке охранник равнодушно скользнул по мне глазами и снова уткнулся в кроссворд.
В тени стоял тёмно-синий внедорожник, дверь которого охотник распахнул передо мной. Внутри машины приятно пахло кожей и ледяной туалетной водой моего спутника… моего тюремщика. На приборной панели отсутствовали всякие милые мужскому сердцу побрякушки в виде качающих головами болванчиков, чёток и миниатюрного иконостаса вместо страховки. Даже дезодоранта в форме ёлочки не было, даже подставки под смартфон, словно автомобиль только вчера покинул автосалон и новый хозяин ещё не придал машине индивидуальности.
Я села, едва подавив желание сбросить туфли и забраться на сиденье с ногами. Не с охотником. И не сейчас.
— Мне надо объяснять, что с тобой будет, если попробуешь сбежать? — спросил он, заводя мотор.
— Нет, — ослепительно улыбнулась я.
— Ты всё равно попытаешься, — вздохнул Денис, который запретил так себя называть.
Я продолжала улыбаться. Конечно, попытаюсь.
Машина остановилась перед шлагбаумом. Охранник в камуфляжном костюме вышел из будки и кивнул сидящему за рулём мужчине.
Я мысленно застонала. У охотника в охранниках был леший. Самый что ни на есть дубовый. У выражения «бревно бесчувственное» есть много значений. И одно из них сейчас как раз поднимало шлагбаум.
Леший — смотритель леса. Он сам и есть этот лес, он врос корнями в землю, слился с листвой, переплёл пальцы с ветвями. Вся женская красота мира ему без надобности. Если на кого не действуют чары лайне, так это на леших. Слишком разные мы с ними, слишком далеко ушли друг от друга. У них нет гормонов, их кровь иная. Вообще не уверена, что она у них есть.
Я отвернулась, но успела заметить, как уголки губ охотника чуть дрогнули в намечающейся улыбке. Мужчина нажал на газ, и камера на стене повернулась, провожая нас единственным чёрным глазом.
Выключив воду, я стала вытираться.Он — охотник, я — лайне. У нас нет будущего. Поправка, у меня нет будущего, а у него ещё оставался микроскопический шанс порвать образовавшуюся цепь. Порвать и жить свободным, как и положено настоящему охотнику. Охотнику, который не может иметь слабостей. Он не должен никогда больше видеть меня, не должен прикасаться, держать в объятиях, даже убивать не должен. Мы слишком много времени провели вместе, слишком глубоко познали друг друга. Для человека обратной дороги уже не было бы. Но Денис сильный, он выдержит.Но если я уйду, охотник будет искать меня. Он уже продемонстрировал, как просто найти тех, кто мне дорог. Если только…Я прошла в комнату, посмотрела на спящего Дениса, взяла со стола лист бумаги, карандаш и села за стол. Если только не рассказать ему правду. Объяснить, чем обернутся для его свободы эти поиски. Я сама хотела привязать его к себе, подло, исподтишка. И признаваться в этом было мучительно
Его губы коснулись соска, потом кожи под ним, потом живота. Охотник обвёл языком пупок и, оставляя влажную дорожку, спустился ниже, просунул руки под ягодицы… И куда более требовательнее повторил:— Имя!А потом приник к моим губам. К моим другим губам, точно так же раздвигая их языком. Я задохнулась, не в силах даже закричать. А он продолжал ласкать меня языком, заставляя выгибаться и стонать, заставляя просить, чтобы он остановился, заставляя умолять, чтобы он не останавливался. Внутри лона разгорался ослепляющий жар, нарастающий с каждым движением его губ и языка. Мои бёдра подёргивались, подаваясь навстречу его прикосновениям. И когда он отстранился, я едва не расплакалась.— Имя! — прорычал охотник, выпрямляясь и расстёгивая брюки.Я не сводила с него глаз, замерла, как кролик замирает перед удавом, не в силах отвернуться. Внутри всё вибрировало, я была как струна, на которой только что играл музыкант. Самый искусный музыкант
— Ани! — Охотник продолжал одной рукой давить на рану, а вторую просунул под голову и предупредил: — Сейчас будет больно.А потом, убрав ладонь с раны, подхватил меня на руки и резко выпрямился.Я закашлялась, вернее, закричала, но получился почему-то кашель, так похожий на лай оборотня.— Терпи, — прошептал охотник и, не удержавшись, втянул мою боль, как пёс втягивает запах врага, когда идёт по следу. Я бы тоже не удержалась. Не сосчитать, сколько раз я присоединялась к занимающимся любовью парочкам, не в силах пройти мимо их чистого удовольствия. Вот и он не удержался. Мы то, что мы есть.— Сейчас всё кончится, — шептал он, взбегая по ступенькам и покидая подвал, снова поднимаясь по лестнице и снова шепча что-то успокаивающее.Мир стал медленно вращаться, на потолке мелькали лампы, свет сменялся тьмой. Я слышала дыхание охотника, слышала биение его сердца, а перед глазами расплывались цветные пятна, на ко
«Альгиз» с тихим шелестом осыпалась с его руки. Я шагнула вперёд, до конца не понимая, что хочу сделать. Хочу прикоснуться ещё раз или хочу ударить того охотника, который полагал себя всесильным настолько, что позволил мне себя убить? Или хочу расплакаться, совсем как девчонка на стуле?Руна исчезла, а мужчина продолжал стоять, продолжал говорить, продолжал жить. В воздухе снова ощущалась его сила, а вот альфа, что валялся у его ног, вдруг спал с… хм, морды. Шерсть местами осыпалась, напоминая побитую молью шкуру. Не знаю, что я испытывала, глядя на Дениса. Облегчение? Безусловно. Облегчение, что он жив, хотя… Я ведь это предполагала, пусть и не решалась высказать вслух. Только дурак предпочтёт героическую смерть, когда можно выжить за счёт другого. Дурак или герой баллад, зачастую это одно и то же. Именно поэтому я металась там, в коридоре от окна к окну, от одной двери к другой. Я знала, что хочет сделать охотник, и теперь испытывала облегчение, чт
— Веди меня в подвал, — приказал он, дёргая меня за руку так, что зубы клацнули. У меня.— Поверь, это плохая идея, — совершенно искренне ответила я. Он зарычал, предплечья стали обрастать серой шерстью. — Может, сам подвал найдёшь? Могу подсказать направление: всё время вниз.Он, не слушая, толкнул меня к перилам с такой силой, что я чуть не перелетела через них.— Хорошо-хорошо. — Я подняла руки и стала спускаться по лестнице.И всё-таки было что-то в этом волке, что-то не совсем плохое. Ведь он злился, но контролировал себя, рычал, но не крушил всё вокруг. Во всяком случае, я могла понять, что нашли в нём и Лена и волчица. Правда, это понимание ничего не меняло.Мы спускались в полном молчании, ступенька за ступенькой. Я почему-то совершенно не боялась. Планирование означает наличие плана. Зачем-то охотник оставил меня в доме. Я бы предположила, что он уготовил мне роль сыра в мышеловке, если бы роль при
Терпение — это не моя добродетель, как сказал охотник, с добродетелями у меня вообще негусто. Первым делом я бросилась к окну, но внутренний двор отсюда не просматривался, только высокий забор и лес за ним. Что именно взорвали, понять так и не получилось. Минут пять я без всякого толка бегала от дверей к окну и обратно.— Лучше бы и впрямь на цепь посадил, — пожаловалась я холодильнику. — Тогда бы выбора не было, а так я тут с ума сойду от неизвестности.Почему он вообще оставил меня одну? Как средневековую принцессу, которая обречена ждать возвращения своего рыцаря. Со щитом или на щите.— Тьфу, — подвела итог мысленным терзаниям я, и холодильник ответил согласным гудением. Нет, определённо одиночество никого ещё до добра не доводило. Даже лайне. Особенно лайне.Одиночество?Я остановилась, поражённая новой мыслью. В доме никого нет. Никого кроме нас. Ни домоправительницы, ни Андрея, который ушёл куда-то за гара