После того, как мы заехали на заправку, в его волосах запутались мелкие снежинки, они поблескивали на висках. Мне вдруг захотелось их смахнуть и пригладить его шелковистые каштановые пряди, откинуть назад. Даже пальцы заломило от этого желания, и я сжала их в кулак. Нельзя. Все. Теперь его волосы будет гладить кто-то другой. Может, и есть кому с тех пор, как я переехала. А сегодня… сегодня мы развелись. Звучит так, словно мы оба умерли. Точнее, я умерла, а он продолжит жить, как и жил. Потому что я оказалась далеко не в его приоритете. Бизнес оказался дороже. А я… с моими проблемами где-то за бортом. Без мужа, без ребенка… И сижу у разбитого корыта и понимаю, что вроде как блефовала и хотела получить нечто большее, а в итоге осталась ни с чем. Переоценила свою значимость в его жизни. Ради меня никто и ничего менять не захотел. И это не просто больно, это как тысячами иголок прямо в сердце. Так и надо. Я все это заслужила… Не надо было растворяться в нем,
Вдверь стучат, а он смотрит мне в глаза и свирепо шепчет один и тот же вопрос:– Ктоэтот Миша? Кто он, дьявол тебя раздери?
Видетьего с ней… Так, словно мне вонзили в сердце тысячу острых железных заноз,пронизали ими мою плоть, воплощая самое болезненное, что может произойти сженщиной – измена. Да, мой разум понимал, что это не Миша, да, я знала, норазве разум может приказать сердцу, разве он может заставить его не болеть, несжиматься в судорогах и не кровоточить? Если бы мы были столь всесильны, развемы могли бы страдать и погибать от неразделённой любви? Ненавидеть и мучиться?Ревность, как болезнь, как страшное стихийное бедствие, выжигающее всевнутренности ядом, разрушает все в руины. Ревность – самое ужасное игубительное чувство, которое только можно испытать. Ничего не причиняет столькомучений, как осознание, что тебе предпочли другую. Видеть их вместе рука об
– Ичто теперь?Резкообернулся к сэру Гортрану, который стоял у меня за спиной, и я видел, какиграли желваки на его широких скулах.
Священникчитал свои молитвы, а я смотрел не на свою невесту, а на НЕЕ. И думал только обэтой ведьме. Проклятый Лу. Самый лучший и от того сейчас ненавистный втройне.Он одел ее так, что все остальные женщины померкли, исчезли, стали безликими нафоне этой дряни с распущенными рыжевато-медовыми локонами в белоснежном платье,как и на всех гостях женского пола. Но Элизабет Блэр выглядела в нем так, чтомне хотелось ослепнуть. Проклятье! Я даже не думал, что женщина может бытьнастолько красивой, настольк
БаронГортран Франклин Уэлч. Мой советник, мой брат по оружию, первый, кто призналменя, вернувшегося из лепрозория и похожего на ободранного больного пса.Первый, кто присягнул мне в верности и начал вместе со мной отстраивать Адор.Сейчас он стоял рядом со мной возле тела маленького Джека и смотрел, как лекарьнакрывает простыней покойного.
– Яникого не ублажала, – выдохнула и встретилась взглядом с его дымчатыми глазами,– кроме вас.Приэтих словах его глаза вспыхнули, а у меня в горле стало сухо и захотелось пить,ужасно, словно меня вымучила многодневная жажда. Сердце билось как бе