2

Саид задремал, пока я приводила себя в порядок и когда вернулась в комнату, не услышал. Во сне морщился и негромко то ли рычал, то ли постанывал, раздражаясь, а внутренняя чистюля во мне резко воспротивилась тому, что он улёгся на мою постель в верхней одежде. Правда, уже в следующий миг завопила на чистюлю я. Лучше уж в куртке, чем без трусов, как в прошлый раз.

Приглядевшись, заметила на чёрной коже его стильной куртки дырку, будто её прожгли сигаретой. Нет, сигарой. Большая дырка… Это ещё что?

Тихонько приблизилась, осторожно склонилась и поддела двумя пальцами его футболку. Мешала его рука, лежащая на животе, и мне пришлось наклониться почти до самого паха Хаджиева, чтобы рассмотреть, что там у него. Там, в смысле, под футболкой… А не в паху.

Разглядев повязку, пропитавшуюся кровью, тихо ахнула, зажала рот ладонью и вскинула взгляд на Саида. А он будто и не спал. Смотрел на меня сверху вниз. Благо без своей фирменной ухмылочки.

— Что это ты там делаешь, грязная извращенка?

Я вздохнула, оттолкнула его ногу и села рядом.

— Ты ранен? — я, разумеется, пыталась придать голосу равнодушия, но руки снова затряслись, как у паралитика. Нехорошо это всё для моей нервной системы. Ещё хуже то, что готовилась услышать. Раз Хаджиев ранен, то Шевцов, скорее всего, убит.

— Царапина. Пуля только кожу прошила. Видишь, на что идут голодные мужики, лишь бы получить желанную женщину?

— Не до твоих шуточек дурацких. Скажи лучше… Он… Ты убил Шевцова? — произнесла и взглядом в пол вперилась. Сложно это. Осознавать, что ты убийца. Пусть не своими руками, но всё же я совершила убийство. Мне с этим жить. Теперь кошмаров станет больше, а я окончательно сойду с ума.

— Нет, — отвечает вдруг Саид, и я резко поворачиваю к нему лицо, а он, незаметно поднявшись, ловит его своими ладонями. — Это было бы слишком гуманно для такой падали. Не-е-ет, — тянет презрительно, в оскале дёргается верхняя губа, а взгляд Хаджиева становится невидящим. Словно его пеленой ненависти заволокло. — Сначала он переживёт всё то, что пережила ты. А потом я выполню своё обещание, кукла. Слово мужчины.

Я не знаю, что испытала в тот момент. Если это облегчение, то какое-то оно слабое. А если разочарование, то какое-то неуверенное. Потому что Саид меня тогда пугал больше всего. То, что полыхало в его глазах – не ярость, не гнев. Это что-то запредельное, сумасшедшее. За гранью.

Он, наверное, уловил мой испуг, потому что его взгляд тут же изменился, став более осмысленным, а руки, всё ещё сжимающие мои щеки, соскользнули вниз.

— Собирайся на ужин. Потом это обсудим.

Я замотала головой, не веря своим ушам. Нет! Нет же! Нельзя сказать такое, а потом спокойно ехать на ужин, словно ничего и не произошло! Я уже не за гранью. Я над пропастью повисла и держусь на самом краю, а он об ужине твердит?

— Что ты собираешься делать?

Он сощурился, подался вперёд, ловя меня за подбородок пальцами одной руки, а второй обхватил шею сзади, не давая вырваться. Потемневшим тяжёлым взглядом вонзился в моё лицо.

— Тебе что, жаль его? Жаль эту ублюдочную мразь? После всего, что он с тобой сделал? Он и его дружки-обдолбыши? Серьёзно, Надя? Ты просыпаешься в холодном поту и до сих пор не подпускаешь к себе мужчин после того, что они сделали с тобой. Я, узнав, что они творили, не могу спать. Не могу думать ни о чём другом. Хочу мести, крови их хочу. А ты жалеешь его?! — произносит последнюю фразу с таким презрением, что меня начинает выворачивать от самой себя.

Нет, он ошибается. Я не жалею Шевцова. Что бы с этим подонком ни произошло, он заслужил. Но я не хочу участвовать в этом. Не хочу быть причиной его гибели или страданий. Я не хочу пачкаться. Но уже сделала это. Испачкала себя, испачкала Саида.

— Тебе-то за что мстить? Он сделал это не с тобой, а со мной. Забудь, что я говорила тебе. Не нужно мстить. Тем более за меня.

Его лицо приобретает серый, почти чёрный оттенок, а губы кривятся в гримасе ненависти. Меня сшибает мощной аурой, порываюсь отстраниться, но Хаджиев не даёт. Рывком меня на себя и выдохом в губы:

— Поздно. Ты моя женщина, и меня всё это касается в первую очередь. Я так решил. Собирайся. Давай. Свои обещания надо сдерживать. Или ты хочешь поехать в этой рванине? Тебе платье купить? — он переходит на грубость, то ли включая свою броню непробиваемую, то ли просто желая перевести разговор в другое русло. — Кстати, мы едем не в гостиницу. Отец закончил ремонт в старом доме, туда и поедем. Я хочу, чтобы ты выглядела хорошо. Если тебя не затруднит. Дело не в том, что этот брючный костюм выглядит плохо. Дело в том, что… — Саид на мгновение замолкает. — Я хочу видеть тебя в платье.

Его просьба мне понятна. Этот ужин для Саида много значит. Как и его отец. И я, конечно, не стану упрямиться, хоть и не планировала наряжаться, словно на праздник.

— У меня есть платье.

***

Дворец. Красивый, шикарный, небольшой, но в нём три этажа, и компактным он кажется только снаружи. Я осматриваюсь вокруг, сердце отчего-то сильно сжимается. Мне страшно, и это странно. Саида я уже не боюсь. По крайней мере, точно знаю, что он не причинит мне вреда. У него на это были и время, и возможности. И немало. Также я не думаю, что его отец позвал нас, чтобы сделать что-то плохое. У него, кстати, тоже была возможность ещё при первой нашей встрече. Но тревога нарастает с каждым шагом, а когда машина, которая привезла нас сюда, отъезжает, а ворота закрываются, я начинаю дрожать. Правда, только внутренне. Снаружи источаю чистейшее спокойствие. Привыкла так. Мне так проще.

Только Саида обмануть сложно. Уж не знаю, то ли причиной тому служат его врожденные прозорливость и внимательность, то ли бесчисленные уроки психологов, которым посчастливилось иметь с ним дело. Он сжимает мою руку почти до боли и властно, без всяких промедлений тащит за собой, не внимая моему ворчанию, что я на каблуках.

— Нужно почаще надевать красивую обувь, кукла Надя. Тогда и ноги болеть не будут, — отвечает с присущей только ему снисходительностью. А меня это начинает бесить. Что ж, хорошо, прихожу в себя.

— Меня устраивают мои домашние тапочки. Я в подружки мажора не метила, — отвечаю ему колко, на что Хаджиев плотоядно скалится, кивает пробегающему мимо нас и распахивающему большую входную дверь охраннику.

— Ничего. Приучу, — заводит меня в дом, и я на мгновение теряю дар речи.

Здесь восхитительно. Охрененно восхитительно – почему-то именно это странное словосочетание приходит в голову.

— Это что, викторианский стиль? — я видела подобную красоту только в журналах по интерьеру, когда обустраивала свою маленькую квартирку.

— Отец любит эти понты, — скучающе произносит Саид, обводя дом равнодушным взглядом. Он, видимо, с детства привык к хоромам. А я вот нет. И мне здесь совсем не уютно, хотя и не могу не признать, что таки восхищена. — Похоже, собирается остаться здесь надолго.

— Ты прав. Собираюсь, — звучит сбоку, и мы поворачиваемся на голос Хаджиева-старшего.

Он смотрит на меня как в том сне. Осуждающе, испепеляюще… Я уверена, он с удовольствием вышвырнул бы меня отсюда, да только Саид с этим не согласится. А Хаджиев-старший считается с мнением своего сына. Без всяких сомнений.

— Отец, — сдержанно кивает ему Саид, видимо, тоже уловив напряжение, витающее в воздухе. Я бросаю косой взгляд на младшенького. Он переоделся прямо в машине, стащив дырявые вещи и швырнув их на пол. Надел чёрную рубашку, пиджак – вещи привёз верный пёс Махмуд, он же и выбросил испорченную одежду, остановив машину у ближайшего мусорного бака. Теперь выглядит, как новая копейка, не придерёшься. Если его рана и болит, то он этого не показывает.

— Рад видеть тебя, сын, — голос вопреки реплике Хаджиева-старшего звучит отнюдь не радостно. Я бы сказала даже, гневно. Почему? Он не хочет, чтобы я была здесь? Не вопрос. Я уйду. Пусть только уговорит своего сына отпустить меня, и я исчезну. Мне этого и правда хочется. Сбежать. Снова. Только на этот раз спрятаться более тщательно. Чтобы прошлое меня не настигло. Закрыться в своей любимой раковине. Там мне было хорошо и комфортно. — Твоя девушка может пройти в гостиную, стол уже накрыт. Домработница проводит. А нам с тобой нужно кое-что обсудить, — поигрывает желваками, словно злится. Я пока не могу разглядеть его эмоции, он их скрывает.

— Иди, Надя. Я скоро буду, — серьёзно приказывает мне Саид, и рядом возникает женщина в платке. Манит меня рукой и идёт дальше, а я тороплюсь за ней, стараясь не поскользнуться на блестящем, почти зеркальном полу.