Глава 3

К полудню воздух прогрелся почти до летних температур. Пряный от ароматов трав, земли и едва уловимой горечи дыма от разводимых дачниками костров, он казался загустевшим. Желтое, как топленое масло, солнце незаметными мазками наносило на оголенные участки тел чайный загар: на смуглую, как у Олега и Ивана, кожу – оттенка заварки эрл грей, на светлую Риты и Лики – белого шоу мэй, и сжигало до цвета каркаде моментально обгорающую кожу рыжего Павла. По сатиновому небу вышивал самолет, оставляя за собой ровные белые стежки. Движения и желания вязли в сладкой и тягучей, как мед, лени. Сил хватило лишь на то, чтобы разобрать сумки с провизией. Высыпав из пахнущего свежей краской нутра избы во двор, все, за исключением хозяев, которые остались хлопотать на кухне, распластались прямо на траве за домом. Сощурившись от солнца, Рита окинула мимолетным, но цепким взглядом соседей. Дальше от всех расположился Олег со своей Дашей. Девушка избавилась от курточки и теперь подставляла солнцу глянцевые, покрытые ровным искусственным загаром плечики. Олег то и дело прикладывался губами, будто к горлышку бутылки с прохладной водой, то к скуле, то к плечу, то к шее девушки, при этом его длинные волосы, которые он успел распустить, каждый раз падали ему на лицо, скрывая и его профиль, и, целомудренно, сами поцелуи. Странно, но Рита не чувствовала уколов ревности, которую испытывала раньше, видя Олега с новой пассией. Может быть, смирилась, что этот мужчина никогда не станет ее. Может, просто привыкла видеть его каждый раз с новой спутницей. А может, время сгладило ее чувства, будто морская вода грани камней, лишая их остроты.

Неподалеку от Риты сидели Лика с Павлом. И насколько их невинный союз отличался от откровенно‑показушного Олега и Даши! Павел старомодно держал Ликину ладонь в своей, не решаясь поцеловать девушку даже в щеку, а Лика свободной рукой поглаживала парня по рыжему затылку. И было в ее невинных ласках столько и любви, и материнской заботы, и покровительства! Рита подумала, что эта детская любовь ее младшей сестры куда серьезней и глубже, чем уже давно перешедшие все границы отношения Олега и его подруги. «Девочка моя», – защемило у нее сердце одновременно и от того, что виделась ей младшая сестра все еще ребенком, и оттого, что внезапно наступило осознание – Лика стала взрослой.

Справа от нее, но тоже на расстоянии, полулежал, опираясь на локти, Вячеслав и лениво пожевывал травинку. Иногда он бросал короткие взгляды в сторону Риты, но не заговаривал с девушкой. Один раз, встретившись с нею глазами, заговорщицки подмигнул, но промолчал. Возможно, Рите стоило бы обидеться. Слава вроде как предназначался ей в кавалеры, но он не демонстрировал интереса к ней. Однако Рита совсем не чувствовала себя уязвленной, напротив, даже радовалась: от мысли, что ради завязывания знакомства нужно продираться через частокол «программных» вопросов о детстве, работе, интересах, сводило челюсти, как от незрелой антоновки. Возможно, к завязыванию отношений она относилась без энтузиазма не столько потому, что где‑то в глубине обиженного сердца продолжала испытывать чувства к другому мужчине, сколько из‑за аллергической реакции на обязательную «биографическую» часть. И это касалось не только знакомства с противоположным полом. Всю жизнь Рита старалась обходить, как болотистые места, вопросы, которые стороннему человеку казались бы невинными и простыми. Она хорошо запомнила из детства сочувствующие взгляды соседей, их перешептывания за спиной, нарочито взвешенное обращение к ней посторонних людей – тех же соседей, бабушкиных подруг, учителей в школе. С ней общались вроде бы и бережно, с сочувствием, но за спиной в подробностях смаковали их семейную ситуацию, охали, осуждали, жаждали подробностей. Ей не нравились расспросы еще и потому, что приходилось как‑то изворачиваться и врать, а говорить неправду – нехорошо. Но куда хуже для Риты, чем лгать, было натыкаться либо на новые расспросы, цепную реакцию которых запускали ее ответы, либо на раздражающие с детства сочувственные взгляды. Поэтому не было у нее задушевных подруг, с которыми делятся самым сокровенным. Близкими друзьями оставались Иван и Татьяна, которым уже не нужно было рассказывать о себе и которые никогда не занимались душевными раскопками – довольствовались тем, что лежало на виду. Рита ненавидела анкеты и до сих пор не оформила заграничный паспорт именно из‑за этого. Ее, единственную в классе, не коснулась мода на тетради‑вопросники – ими с энтузиазмом обменивались все одноклассницы. Она никогда не заполняла формы на сайтах знакомств, хоть пару раз ее посетила мысль пообщаться с кем‑нибудь по Интернету – в моменты душевного раздрая после случайных встреч с Олегом на каком‑нибудь празднике. Как‑то Иван попенял, что Рита живет как улитка – таскает повсюду за собой свою раковину и прячется в ней даже от лучей солнца. «У меня достаточно общения», – возразила девушка и не соврала: за день в школе она успевала так наговориться, что к вечеру ей хотелось лишь отшельнического уединения. Если она и ходила в кино, театры и на выставки, то одна, а иногда с сестрой. В конце концов, у нее есть Лика! «Лика выросла», – сказал тогда Иван так, будто одним решительным ударом забил гвоздь. Рите показалось, что забит был гвоздь не в стену, а в ее сердце. Она беззащитно и одновременно с надеждой посмотрела на друга, ожидая, что тот рассмеется и скажет, что пошутил, но наткнулась на нахмуренные брови, безжалостный взгляд и поджатые в тонкую линию губы. Иван не шутил. Тогда она заспорила с ним, стараясь убедить не столько его, сколько себя в том, что Лика еще ребенок: ей нужно заканчивать школу, поступать в университет, а потом… «Лика выросла, – вновь припечатал Иван. – Ты можешь ее поддерживать, подставляя плечо, но не вести уже за руку». Рита тогда замолчала, и согласная, и не согласная с Иваном. И вот сейчас, глядя на сестру, беззаботно жмурившуюся и от солнца, и от удовольствия, получаемого от общества любимого человека, поняла – да, Лика выросла.

– Хочешь выпить чего‑нибудь прохладительного? – раздалось вдруг рядом. Подняв глаза, Рита увидела стоявшего над ней Вячеслава.

– Нет, спасибо, – смягчила она отказ улыбкой. Нельзя сказать, что парень совсем ей не понравился. Он был невысок, но хорошо сложен (Рита успела оценить в три украдкой брошенных в его сторону взгляда крепкий торс, обтянутый светло‑синей футболкой, и ширину плеч). Лицо приятное, но совершенно не во вкусе Риты. Ей нравились хищные профили, а черты Вячеслава были мягкими, будто вырисованными женской рукой. Падающую на глаза длинную пшеничную челку он убирал не рукой, как можно было ожидать, и не франтоватым встряхиванием головы, как персонаж Миронова в «Бриллиантовой руке», а сдувал, как мальчишка. И это почему‑то понравилось Рите. Иван сказал, что Вячеславу тридцать лет, но выглядел он куда моложе, и даже собирающиеся в лучики морщинки возле глаз, когда он улыбался, не прибавляли ему возраста.

Рита ожидала, что Слава, получив отказ, повернется и скроется в доме, но он вдруг опустился рядом с ней на траву и вытянул обтянутые светлыми джинсами ноги.

– Это твоя сестра? – кивнул он на Лику.

– Да, – ответила Рита, с тоской подумав, что вот, начинается так ненавистная ей «анкетная» часть. Вопросы‑ответы о работе‑хобби‑семье – ради того, чтобы поддерживать видимость общения и продемонстрировать интерес к разговору. Впрочем, плюс знакомств, состряпанных друзьями, очевиден – часть твоей биографии эти сводники уже поведали «жениху» заранее. Минус – вежливых разговоров о работе‑семье‑хобби все равно не избежать, «объект» будет прощупывать почву в поисках темы, интересной обоим.

И по тому, что Слава развернулся к ней, стало понятно – хочет задать и другие вопросы. Но тут из дома вышел Иван и зычно гаркнул:

– Айда на озеро!

Клич был воспринят с энтузиазмом. Не раз прибегающий на помощь Иван вновь выручил Риту. Правда, порадоваться она не успела. Несмотря на слабые протесты, друзья определили Риту в машину Славы. Лика с Павлом поехали, как и раньше, с Иваном и Татьяной. Машина Олега замыкала кортеж.

Но, к счастью, опасения Риты не оправдались: ее новый знакомый не стал задавать вопросов, так не любимых ею. Он принялся делиться впечатлениями о последней книжной новинке, недавно прочитанной. И хоть Рита не могла поддержать разговор в силу того, что автор ей знаком не был, но слушала она рассказ Вячеслава с интересом. Тот сумел так преподнести сюжет, так расхвалить стиль автора, что Рита выразила искреннее желание купить книгу как можно скорей. Но когда она поблагодарила парня за рекомендацию и искренне восхитилась его рассказом, Вячеслав рассмеялся:

– Умело рекомендовать – моя работа. Я работаю в пиар‑отделе. Так что продвигать товар напрактиковался.

Помолчав недолго, с улыбкой добавил:

– Правда, книгу я тебе не «продвигал», а просто советовал. Она не имеет никакого отношения к товарам нашей компании. Просто хороший автор. Почитай, возможно, тебе тоже понравится.

Решив, что он не собирается задавать вопросов о ее жизни, Рита расслабилась и успокоилась. А зря. В тот момент, когда она уже не ожидала, Слава спросил:

– Это правда, что дом Ивана раньше принадлежал тебе?

Она вздрогнула и, заморгав, словно в глаз попала соринка, молча кивнула. И после недолгой заминки все же ответила. Кратко, не вдаваясь в подробности:

– В нем когда‑то жила моя бабушка. Потом она умерла, и дом стоял в запустении. У меня не было возможности им заниматься. А тут Иван стал подыскивать дачу и уговорил продать участок ему.

– Угу, – с пониманием ответил Слава. Любопытство его, похоже, было удовлетворено, и он больше не стал задавать вопросов. Оставшиеся пять минут дороги они ехали молча. Рита думала о том, что правильно поступила, продав дом другу. Хозяйственный Иван вдохнул в умирающий дом жизнь, отремонтировал его, да еще сделал все возможное, чтобы перемены не слишком были заметны для бывшей хозяйки. Осматривая дом, Рита в первый момент подумала, что Иван ограничился косметическим ремонтом: покрасил стены, заменил розетки, заново покрыл лаком стертые половицы, но ничего не тронул в планировке. Хотя из оброненных ранее фраз Рита делала выводы, что друг затеял куда более глобальные перемены, чем просто ремонт. Но количество комнат осталось прежним. Две одинакового размера спальни располагались симметрично, словно крылья самолета, по обе стороны от большой центральной комнаты. Из гостиной вел узкий коридор в квадратную прихожую, откуда можно было попасть в кухню и маленькую ванную комнату.

Внутри все еще слабо пахло краской и лаком. Отмытые окна казались прозревшими, солнечный свет проходил сквозь них беспрепятственно и ложился сочно‑желтыми пятнами на лакированный пол. Дом ожил еще и стараниями Татьяны: на окнах висели белоснежные тюлевые занавески, на поверхностях оказались разложены ажурные салфетки, в вазочках стояли свежие цветы. Рита, когда увидела обстановку, почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы: все это было предназначено для нее, потому что так было раньше. Бабушка сама вывязывала крючком салфетки, любила расставлять в вазах полевые или садовые цветы. В квартире Татьяны все было чисто и опрятно, но не наблюдалось ни старомодных салфеток, ни тюлевых занавесок. В своем жилище Таня обставила все со вкусом, но в современном стиле: евроокна с жалюзи, паркет с подогревом, вместо живых цветов – цветы на фотокартинах. Видимо, Иван, который в детстве бывал в доме Ритиной бабушки, рассказал жене, и та расстаралась ради подруги. Как трогательно…

Риту ожидал еще один сюрприз: из чердака, раньше занимавшего всю площадь под крышей, Иван соорудил второй этаж со спальней и кладовой. И Рита, увидев это новшество, поняла, к чему относились разговоры о перестройке.

Все то время, пока друг показывал дом, девушка не могла отделаться от ощущения, будто ей тяжелой ладонью властно лег на затылок чей‑то взгляд. Пару раз оглянувшись, она и правда встретилась глазами с Олегом. Парень тут же отворачивался. Но едва Рита оказывалась к нему спиной, как вновь ощущала пристальный взгляд, от которого ей становилось уже не столько радостно, сколько неуютно. Ее любовь отцвела и опала осенними листьями. Остался лишь фантом.

Ни к чему эти взгляды… Ни к чему мысли. Но…

Ох, Иван, знал бы ты, какую абсурдную, идущую вопреки правилам, партию ты затеял…