Часть 1 - Глава 8

VIII

В тот же первый вечер приезда родственничков ко мне постучали (дождался-таки уважения к личному пространству!), и, когда я крикнул «Входите!», вошла Света.

— Что такое? — почти испугался я, избегая смотреть на неё: я ещё не мог отделаться от образа бабочки и жука-навозника.

Света, смущаясь, стала объяснять, что хотела бы помогать мне по хозяйству, с овцами, что хочет, чтобы я растолковал, чтό она может и должна делать… Я слушал и недоверчиво улыбался. Я не представлял себе, как эта девушка-красавица в своём белом свитере будет вычёсывать из шерсти какой-нибудь Зойки репей да навозные комки… В какой-то момент Света вспыхнула.

— Слушай, Мишка! Ты, похоже, меня считаешь белоручкой, барышней из института благородных девиц, что ли?!

Я криво усмехнулся.

— Да нет, что вы, я вас совсем не считаю...

— Иди ты к чёрту! — звонко крикнула мне Света. — Ещё будет мне «вы» говорить!

— Ты, правда, моя сестра? — недоверчиво поинтересовался я. Света покраснела, пожала плечами.

— Откуда я знаю, какая ты? — пояснил я. — Я ведь понятия не имею, Свет, к чему ты привыкла там у себя в городе, я тебя вижу-то второй раз в жизни. Я вообще, сказать тебе честно, боялся, что приедет этакая фифа в зелёных лосинах и с «Кэмелом» в зубах…

Света коротко рассмеялась.

— И что, непохожа на фифу в зелёных лосинах?

— Пока нет… Так что у меня нет причин плохо к тебе относиться, — добавил я, избегая смотреть ей в глаза.

— И дичиться меня незачем.

«“Дичиться”! — подумал я. — У нас так не говорят, у нас, в Землице, всё по-простому».

— Ты ведь, кажется, умный парень, симпатичный, порядочный… — продолжала она.

— Ну, уж если ты моя сестра, так незачем говорить комплименты в напраслину, — улыбнулся я.

— При чём здесь это, — пробормотала Света, слегка покраснев.

— Свет, я с удовольствием тебе помогу, если нужно будет, спрашивай, пожалуйста. Насчёт овец думаю, что мы разделим пополам, чтобы тебе их загонять вечером, я выгонял бы утром, а зимой с ними возни-то немного… Когда ты вошла, я оробел, конечно, а вообще-то я и не собираюсь дичи… словцо-то какое! Мне тебя, конечно, жаль чуток…

— Почему? — требовательно спросила Света. — Потому что городская, неженка?

— Нет, а потому, что какая-то ты особенная, приметная, что ли…

— Я говорю не с тем акцентом?

— Ну зачем обижаться-то сразу?

— Да я не обижаюсь, Миш, я серьёзно тебя спрашиваю: я говорю не с тем акцентом?

— Да нет, ты говоришь, как все люди, у нас, наоборот, смеются над теми, у кого деревенский говор… Не знаю я, видишь, просто как тебя в школе примут, и всё такое прочее.

— Расскажи мне о школе, Миша! У вас до сих пор школьная форма?

— Да; хотя, вообще-то, ходят и так, главное для девушек, чтобы не джинсы, не короткая юбка и без косметики…

— Так у вас и пионерская организация ещё сохранилась?

— Что значит «ещё сохранилась»? — я усмехнулся. — Конечно, сохранилась, если уж я пионервожатый.

— Ты?! — воскликнула Света почти с ужасом. — Так ты… коммунист, не дай Бог?

— Нет… — отозвался я с неудовольствием. — И вообще, у нас всё по-другому. Вот слушай-ка меня, Свет…

И я принялся ей рассказывать о школьных порядках, об Иване Петровиче, не жалея восторженных слов в его адрес, впрочем, сервируя эти слова не горячими, а чуть остывшими, чтобы нельзя было меня упрекнуть в наивном комсомольском романтизме. Мне хотелось, чтобы Света  в п и с а л а с ь  в нашу школу, чтобы она, как симпатичный и хороший человек, стала близка тому, что мне было дорого, чтобы она, ещё до знакомства со школой, перестала её бояться. Я рассказал очень много, в том числе, и про факт испытания пионервожатых, хотя пояснил, что подробностями этого испытания поделиться не могу, так как связан словом. Рассказал про «Каменного гостя», предварительно с лёгкой иронией спросив её: «А в твоей школе ставили пьесы?» — и, получив невнятный ответ про «Кота в сапогах», с очевидным удовлетворением пояснил, что «Каменный гость» был постановкой на уровне настоящего, хорошего театра, а не на уровне школьного утренника. (Этим я, кажется, уязвил сестричку, хоть она и слова мне не сказала.) Света слушала внимательно, не отрываясь, только временами задавая вопросы.

— Ваш Иван Петрович, видимо, правда необыкновенный человек какой-то… — заметила она.

Я только хотел спеть ему хвалебный гимн, но понял, что для такой девушки, как Света, независимой, сильной, с критическим умом, делать этого точно не нужно.

— Он просто порядочный человек, и всё, — ответил я. — Это уже очень много значит, Свет.

— Правда, ты ведь, может, преувеличиваешь, — обронила моя сестра, сильно меня огорчив. Я с деланным равнодушием пожал плечами.

— Всё может быть. Ты сама на него посмотришь, на уроке, и сама всё про себя решишь. Ну ладно, насчёт овец…

Я долго не мог заснуть тем вечером: чёрт возьми, особой девушкой была моя сестра! Сестра, ясное дело, но это молодое девичье существо так обожгло меня через наш разговор всей своей честной, ясной, очищенной натурой, что я не мог не сравнить её с Любкой Сосновой, моей любовью — увы, не в пользу последней. Люба Соснова рядом со Светой казалась… казалась резвой ярочкой какой-нибудь грубошёрстной породы рядом с моей Мартой, спокойной, умной, величавой, и лучшего сравнения мне было не придумать. Угораздило же отца сделать её мне сестрой! — подумал я с ожесточением. Хотя… ведь без него её бы и на свете не было? И уже я начинал тревожиться за Свету: как-то её примут?