Что скрывают зеркала

Эля Телефон звонил и звонил, вспарывая тишину безликим рингтоном, установленным производителем и так и не смененным после покупки. Эля смотрела на вибрирующий мобильный со смесью страха и нарастающей паники, боясь взять его в руки.– Мама, телефон! – раздался высокий, перекрывающий рингтон голос сына. Тихон произнес эту фразу без недоумения, видимо, привык к тому, что мать каждый раз реагирует на вызов таким образом. Просто констатировал факт – телефон звонит – и даже не оторвался от своего занятия: раскрашивать в оранжевые и фиолетовые цвета сказочного дракона.Только тогда Эля, очнувшись от оцепенения, протянула руку и взяла мобильный – так осторожно, будто боялась о него обжечься. Мельком взглянув на экран, она с облегчением перевела дух и поднесла телефон к уху.– Элька, ты чего трубку не берешь? – услышала она недовольный голос Ани. Надо на звонки подруги установить другой

Безымянная Сидеть на подоконнике и глядеть на мир по ту сторону окна стало ее любимым занятием. Кто‑то любил смотреть телевизор, а она – в окно, пусть и «настроено» оно было постоянно на одну «программу». Впрочем, это кому‑то стороннему могло бы показаться, что пейзаж за окном статический, как телевизионная заставка, но девушка каждый раз подмечала в картине изменения. То на склонившуюся к самому окну ветку усаживалась ворона и смотрела внимательным взглядом, словно вела молчаливый диалог. То поднявшийся ветер принимался раскачивать ветку так, что она стучала о подоконник. То под окном на начавшей жухнуть траве оказывалась оброненная кем‑то тряпица. И девушка, рассматривая ее, строила догадки, что это могло быть – потерянная кем‑то из пациентов кофта или вывешенная санитаркой на просушку тряпка. А уже через полчаса ее не оказывалось, и девушка представляла, как в палисадник, смешно ругаясь себе под нос, спускалась вперевалоч

Нора Конверт был точной копией ранее полученных, словно отправитель однажды купил их целую пачку: белый со светло‑синей каймой с левой стороны, как если бы его случайно обмакнули в подсиненную акварелью воду. Обычно вся корреспонденция Норе приходила в скучно‑белых конвертах с напечатанным на них адресом. На этих же, с полосой, без почтовых штемпелей и марок, вместо адреса получателя стояло краткое «рara Nora» – «для Норы». Некто, не называвший своего имени, дважды в неделю опускал ей послания прямо в почтовый ящик. А в письмах были либо стихи (как его, так и классиков), либо тонкие комплименты. И хоть обратного адреса на конвертах не стояло, их отправитель наверняка жил где‑то поблизости, может быть, даже в одном с ней подъезде, так как он нередко писал, где видел Нору, что она в это время делала и во что была одета. Стиль письма выдавал образованного и начитанного человека, писал он практически без ошибок, если не считать т

Эля Она сидела на краешке офисного стула для клиентов, зажав дрожащие ладони коленями, и напряженно глядела на гладкий лоб молодой девушки за компьютером. Похоже, волнение Эли передалось сотруднице агентства, потому что та вдруг нахмурилась и подалась корпусом к монитору, вглядываясь в него так сосредоточенно, будто ее взгляд мог обратить найденную информацию в желаемую. Эля тоже невольно наклонилась к столу и сильнее сжала коленями руки. Шрам на ладони вновь зазудел, как всегда бывало, когда она нервничала. Эля поскребла его пальцами другой руки и на секунду окунулась, как в болотную жижу, в воспоминание: она, раскинув руки, пятится назад, прикрывая собой детскую кроватку, словно птица – гнездо с птенцами. Ее голос уже сел от криков и рыданий, и мольбы вырываются сиплым шепотом, отчего звучат страшнее, безысходнее. Но в ответ доносятся лишь грязные ругательства, которые давно выжгли в душе дыру. Она пятится от того, кто наступает на нее с ножом, до тех

Кира Этой ночью ей снился маленький сын. Он лежал с ней рядом на застеленной белой простыней кровати, уткнув крошечные цепкие кулачки ей в грудь, и тихо посапывал. Кира, боясь неосторожным громким вздохом нарушить сон ребенка, следила за тем, как меняется его мимика: вот малыш наморщил лобик, но через секунду нахмуренное выражение его личика стерла младенческая улыбка, а еще через мгновение он вытянул губки трубочкой и тихо вздохнул. И хоть после его рождения прошло уже две недели, ей до сих пор было удивительно, что кто‑то может так всецело нуждаться в ней, что прикосновение именно ее рук способно в мгновение ока превратить отчаянный, разрывающий ее сердце крик в тихое счастливое воркование. Он, такой маленький, но уже такой большой для нее человек, внес веские и необратимые изменения в ее жизнь. Только после его рождения Кира поняла, что нет ничего огромней, глубже и абсолютней материнской любви и материнских страхов. И что бы ни происходило отныне в ее жизн