Маркизу де Конну оставалось только ждать. Что происходило? Все менялось на глазах, и ему казалось, что все события до его приезда в Петербург удалялись в забытое, отдаленное и даже какое-то постороннее прошлое. Невеста, графиня Алена. Ее образ вращался в памяти, словно в водовороте, и, смешиваясь с иными полузабытыми воспоминаниями, превращался в тусклую массу чужой жизни. Последние же два дня растягивались во времени, тянулись нестерпимо долго, затягивались, как петля на шее, сдавливали, занимая все его чувства и мысли, словно он прожил в них всю свою жизнь. Нечто чужеродное вмешивалось в его существование, руководимое некой невидимой силой.После вечернего визита к Поленьке и обнадеживающего разговора о ее состоянии за ужином маркиз вернулся в гостевые покои и сел на подоконник низкого окна кабинета. Чтобы занять себя, он обратился к гранитному ядру, которое давеча нашел в дровяном складе двора. Несовершенной круглой формы, сколотое в нескольких местах, шершавое, обгорелое&

К восьми утра Владимир Касимович как по часам встретил маркиза де Конна в кабинете своей переполненной конторы. Мелкие чиновники и писцы громко обсуждали слухи о ночных призраках на набережной Невы и на Смоленском кладбище. Беспокойная молва заполняла город, словно тень при солнечном затмении, обрастая жуткими деталями и безумными домыслами…– Маркиз Мархозис! – зловеще шипел маленький, неряшливо одетый старичок, тряся обгрызенным кончиком пера над своей лоснящейся лысиной. – Тридцать пятый демон Гоэтии! Он предрек Соломону, что вернется к Седьмому Трону через тысячу и двести лет…– И когда это случится? – недоумевали остальные.– Неужто об антихристе не знаете? О Бонапарте?!Брехтов закрыл дверь своего кабинета. По его лицу было видно, что по крайней мере одна из заготовленных на сей день новостей была значительна по своей неприятности.– Надеюсь, вы не соби

Как и обещалось, следователь Брехтов ждал маркиза ровно в два на углу Адмиралтейского канала[1] и Сенатской. Де Конн рассказал ему о допросе дворовых слуг, и оба сделали верное заключение о том, что это ничуть не прояснило линию расследования, но даже наоборот, придало ей некую изворотливую неровность.– Если предположить, что Тутовкина подменили, – начал Брехтов, как только экипаж помчался к Исаакиевскому мосту, – то сие могло произойти при отсутствии оного в доме, а именно после шести вечера.Де Конн согласно кивнул.– Заметьте, по выходе со двора походка его была замечена как странная…– Вы думаете, старушка не ошиблась?– Не знаю, – маркиз натянул края губ. – Начнем с другого конца, а именно с того, что убило Тутовкина. Что если некто использовал небольшой заряд пороха в мортирке для того, чтобы выстрел каменным ядром по силе был достаточен

Квартира Памфилия Бельяшова располагалась в деревянном одноэтажном доме Первого Спасского переулка[1], за площадью Преображенского собора. Жизнь, чуждая парадным бурлящим проспектам Петербурга, казалось, остановилась здесь на своем естественно безмятежном ходу. Редко встречалось каменное здание и, несмотря на мощеные дорожки, петербургских гостей ожидала широкая тихая улица, резные деревянные избы с дощатыми заборами, белое покрывало чистого снега с тонкими следами саней и перебежавших дорогу кошек.Третий дом слева, вход через ворота в ограде, соединяющей проход между двумя домами. Во дворе, под одиноким фонарем, дубовая дверь с резными наличниками. Робкий свет масляного светильника выхватил увесистые бакенбарды дежурного полицейского Ломакина.– Никаких происшествий не было, вашбродь, – ответствовал он на короткий вопрос Брехтова, – ни одна мышка не проскочила-с.Тот удовлетворенно кашлянул и подал знак своему спутни

Со двора на Подьяческой они вышли в Глухой переулок. Над городом прозвенело шесть ударов. Уже смеркалось. Брехтов несколько нервничал и оглядывался.– Что-нибудь не так, милейший? – поинтересовался маркиз.– Место мне не нравится… – поморщился квартальный. – Рядом – трудовая биржа и рабий рынок, дрянные кабаки, уличные торговцы, отставные солдаты и дешевые квартиры…– Понимаю, – усмехнулся де Конн, – полагаю, что в Париже вы не были.Брехтов рассмеялся. Он был наслышан о сгущающихся ныне тучах преступности в столь шумном городе. Увы, смеется тот, кто смеется последним. То ли маркиз накаркал, то ли действительно предвидел, но дорогу им закрыла тень… даже три тени. Три рослых молодца вынырнули из подворотни углового двора. Судя по одежде и вооружению, те были крючниками, а по выправке – отставными солдатами.–