Часть 1 - Глава 4

IV

Дату предзащиты определили, наконец: её назначили на январь 2009 года, хотя никаких препятствий не было к тому, чтобы провести её в сентябре 2008 года. Мне оставалось лишь стиснуть зубы и мысленно сказать: хорошо, подождите.

Где было взять денег на неизбежные сопутствующие траты?

Нечаянно и без задней мысли я пожаловался матери о своих злоключениях.

— Я дам тебе денег, — предложила она сразу. — Столько, сколько нужно. (Требовались деньги на «стол» после предзащиты, который на нашей кафедре являлся обязательным условием, на «стол» после защиты, который должен был включать спиртное и горячие блюда; на «подношение» в конвертах трём рецензентам, трём экспертам из экспертной группы, двум оппонентам, а также верхушке диссертационного совета: председателю, заместителю председателя и учёному секретарю; наконец, на оплату такси одного из оппонентов, который прибывал на защиту из Москвы, итого около тридцати тысяч рублей. Немалая сумма для конца двухтысячных годов.) Отдашь, когда сможешь. Можешь никогда не отдавать. У меня тут тоже есть своя амбиция: в нашей семье кандидатов наук ещё не было. Когда ж ты женишься, наконец? У тебя прекрасная «однушка» почти в центре города, ты можешь разменять её на двухкомнатную в спальном районе с доплатой. Я доплачу. Или тебя смущает, что я иногда захожу сюда? Я могу так не делать. Нет, на самом деле! У тебя… со здоровьем всё в порядке? С мужским, я имею в виду?

— У меня всё в порядке со здоровьем, — ответил я грубовато. — У меня проблемы с поиском девушки, при взгляде на которой не приходит на ум одно русское слово на букву «б». Может быть, ты мне присватаешь кого?

Мать растерянно улыбнулась, развела руками:

— Откуда! У меня много сотрудниц, но, по-хорошему, ни одной и врагу не пожелаешь! Тем более единственному сыну…

«Преодолел я ранние невзгоды», как говорит Сальери в трагедии Пушкина, и уж, конечно, преодолел и поздние. Я прошёл все мытарства: высокомерных рецензентов, заносчивых экспертов, неуступчивых оппонентов, недружелюбие научного секретаря. В мае 2009 года состоялась успешная защита моего диссертационного исследования. Через полгода, после утверждения Высшей аттестационной комиссией, можно было ожидать и сам диплом кандидата наук. Что же дальше? Дальше мне полагалось получить прибавку к зарплате в размере три тысячи рублей, наслаждаться этой огромной прибавкой и, как говорится, ни в чём себе не отказывать. Ага, как же. Держите карман шире…

Заседание диссертационного совета прошло в пятницу, а утром среды на следующей неделе (в среду у меня лекций с утра не было) я уже поднимался по крутой лестнице городского Департамента образования с тонкой папкой в руке. В папке лежал мой диплом, два благодарственных письма от руководства вуза и так называемое «резюме».

Отчего я понёс резюме именно туда, куда понёс, а не в банк, например? Я не хотел разрывать с образованием вовсе: мне виделось в нём что-то благородное. Мне даже думалось, что и на новой должности я смогу заниматься воспитанием, этим возвышенным трудом… (Я ошибся, разумеется, но сейчас я забегаю вперёд.)

Против всякого ожидания, директор департамента Александр Фёдорович Перхотин меня принял почти сразу. Мне, конечно, просто повезло: в его расписании обнаружилось десятиминутное окно. Да и любопытно ему, думаю, было поглядеть на такого чудака.

— Вы хотите работать у нас, — сказал он, едва сдерживая улыбку. — А кем, простите? Муниципальным служащим? У нас есть несколько открытых вакансий, это правда, но местá эти, скорее, женские. Они требуют просто ровного сидения на пятой точке. И оклады там небольшие… Или руководителем муниципального учреждения? Вижу по Вашим глазам, что так. Детский сад не хотите взять? Ха-ха… Нет, если серьёзно: с чего Вы уверены, что справитесь? Вы муж учёный, без пяти минут кандидат наук, и очень похвально, знаете ли, очень, это о незаурядных способностях свидетельствует, но ведь директору школы совсем другие качества нужны. Ему нужно быть зубастым, иначе его съедят первым. У Вас открытое, честное лицо, располагающее, фигура как у Алёши Поповича, любо-дорого поглядеть, но Вашей зубастости это совсем не означает. Наоборот, скорей… С чего Вы вообще взяли, что можно просто так прийти с улицы и спросить о вакансии руководителя образовательного учреждения? Ведь Вы с улицы пришли, верно? Вас никто не надоумил?

— Да, — глухо ответил я. — Я, наверное, сделал глупость…

— Нет, подождите! — осадил он меня — и некоторое время невидяще смотрел куда-то поверх моего плеча.

— В шестьдесят восьмой школе в сентябре может уйти директор, — признался он наконец. — Должна уйти. А не то мы и сами её «уйдём». Все сроки барышня пересидела, семьдесят лет скоро отпразднует, так что уже становится совсем неприлично. Школа маленькая, из числа отстающих. Коллектив скверный. Какой-то там намедни скандал был… Но я ничего Вам не обещаю, понимаете? Я просто рассуждаю вслух. С вероятностью процентов тридцать-сорок можете надеяться… Сейчас идите в приёмную и все Ваши документы передайте Верочке, я попрошу её снять с них копии. И телефон Ваш обязательно оставьте…

Всё лето, всё долгое лето 2009 года я ждал ответного звонка — и дождался его в самый последний день лета, когда моя «нагрузка» в университете на новый учебный год уже была давным-давно свёрстана и утверждена.

— Александр Фёдорович Вас ожидает на собеседовании завтра, в одиннадцать утра, — сообщили мне лаконично.

В одиннадцать утра! И это когда у меня уже стояла в расписании лекция у первого курса в четверть одиннадцатого!

Можно было бы позвонить старосте, чтобы незаметно отменить лекцию, в любой другой день можно было бы сделать это… но не первого сентября! Откуда бы у меня первого сентября сыскался телефон старосты, да особенно старосты первого курса! Ну что же, решил я, надо выбирать. Пан или пропал.

Я ещё подойти к зданию Департамента образования не успел в ту среду, как мой телефон надрывно затрезвонил. На другом конце была Матвеичева, новый заместитель декана исторического факультета. Эту женщину за её достаточно плебейские манеры я, признаться, терпеть не мог.

— Владимир Николаевич, куда Вы испарились?! — начала она с места в карьер.

— Я не испарился, Наталья Станиславовна, а ещё пребываю в твёрдом виде, — нашёлся я.

— Вы на полчаса опоздали на лекцию!

— У меня приступ, — попробовал я отовраться. — Острая кишечная колика.

— Я понимаю, что приступ, но Вы всё это время не могли позвонить?!

— Наталья Станиславовна, я увольняюсь, — сказал я просто. — Наш дальнейший разговор в этой связи имеет смысл?

— Даже если Вы увольняетесь, то это не повод не являться на работу! — вспылила она, ещё не вполне осознав сказанное. — Вы обязаны быть на рабочем месте!

— А не то что? — иронично уточнил я. — А не то Вы меня уволите?

Помолчав, заместитель декана бросила трубку.

Александр Фёдорович обрадовал меня тем, что мою кандидатуру в качестве исполняющего обязанности директора он утверждает, что приставка «и. о.» сохранится за мной всё время трёхмесячного испытательного срока, что трудовой контракт со мной сейчас заключается лишь на год и что весь этот год, по сути, мне следует считать испытательным.

— Не боитесь? — прибавил он, помолчав.

— Нет! — едва не крикнул я: у меня просто крылья выросли от новости. — Извините…. Нет!

— Да, — усмехнулся он. — Алёша Попович так и горит решимостью сносить голову Змию бесхозяйственности, прогулов и прочих нарушений трудовой дисциплины. (Я густо покраснел.) Ну, с Богом! С Богом!