Часть 2 - Глава 18

XVIII

Аркадий Иванович оказался мужчиной средних лет, исключительно похожим на Арнольда. Только вот голос у него был другим, и манера держаться, мягкая, интеллигентная, почти заискивающая, — тоже иной, и осанка была вовсе не прямой и горделивой, и седина в волосах имелась (видимо, «чуток постарше» было преуменьшением). Ах, да: ещё он носил очки. В одежде (джинсы, невзрачный свитер на рубашку: так, пожалуй, выглядят школьные учителя или какие-нибудь библиотекари районных библиотек на отдыхе) он тоже отличался от всегда одетого почти с шиком Арнольда.

Разумеется, было бы крайне бестактно разворачивать гостя на пороге, да и не виделось мне в этой интеллигентной фигуре никакой опасности. Я предложил Аркадию Ивановичу пройти и усадил его в одно из моих двух кресел. Этим креслам, унаследованным от мамы, было верных тридцать лет. Кресла я поставил под прямым углом друг к другу, между ними, в угол комнаты — тумбочку, на которую взгромоздил цветочный горшок с фикусом, таким рослым, что он больше напоминал маленькое деревце.

— У Вас тут очень уютно, Владимир, э-э-э… Николаевич, ведь верно? — произнёс мой гость, озираясь. — Этакий чудесный оазис позднесоветского стиля…

— Вы думаете? — улыбнулся я. — Моя невеста этот позднесоветский стиль терпеть не может. Он ей кажется рухлядью, достойной только свалки истории.

— Ничего плохого не хочу сказать о Вашей невесте, но, может быть, это всё идёт от несамостоятельности мышления? Молодые девушки легко повторяют за другими людьми общие места…

— Золотые слова, Аркадий Иванович! А особенно скверно, когда эти общие места им кажутся их собственными убеждениями…

— Как точно сказано! — согласился она. — А это ведь ещё Достоевский, помнится, подметил: в «Бесах», в характеристике студентки-нигилистки на революционном сборище у Виргинского…

— Да, наверное… Ваш брат мне по телефону сказал о некоей… терапии, которую Вы будто могли бы предложить.

— Я? — гость с удовольствием рассмеялся. — Я совсем не похож на терапевта! Скорей, я могу выступить посредником между Вами и определённой группой людей, которые, э-э-э…

— Что-то вроде театра, я слышал? Извините, что перебиваю.

— Это не совсем театр, хотя Вы правы: театр к этому имеет отношение, а именно наш первый национальный русский театр.

Я поднял брови.

— Я вижу Ваше удивление, — поспешил продолжить Аркадий Иванович, — но то, что я Вам собираюсь предложить, звучит настолько невероятно, что я обязан начать издалека… Вы знаете, что я с большим удовольствием ознакомился с Вашей работой?

— Э? — глупо выдавил я.

— Кандидатской диссертацией! — пояснил гость. — Мой брат мне её прислал…

— А он её откуда раздобыл?

— Говорит, что нашёл в Сети в открытом доступе. Стиль несколько шероховат и восторжен… но в целом меня восхитила Ваша добросовестность, количество изученных источников и общеисторическая эрудиция. Вы зря ушли с академической стези! Ну, это чисто моё личное мнение… Вы, надеюсь, мне извините эти замечания, Владимир Николаевич? Я ведь Ваш коллега, то есть в прошлом коллега. Я одно время преподавал историю в государственном университете.

— А где Вы сейчас трудитесь, если не секрет?

— Я могу позволить себе не работать, — небрежно обронил брат Арнольда.

Я поглядел на мужчину иными глазами, после этой реплики заметив то, на что раньше не обратил бы внимания: свитер хоть и невзрачный, но совершенно новый и не исключено что очень дорогой, да и оправа стильных очков наверняка недешёвая. Не «библиотекарь на отдыхе», а casual style. Вот так знание о доходах собеседника меняет наше восприятие.

— Я, впрочем, сейчас выполняю служение определённого рода, — добавил гость.

— Служение? — повторил я за ним это странное слово. — Религиозное служение?

— Совершенно верно! Но я позволю себе вернуться к Вашей диссертации. Вы многое изучили, но Вы не всё знаете, Владимир Николаевич! Знаете ли Вы, например, что Фёдор Григорьевич Волков, создатель первого русского театра и наш земляк, способствовал также основанию одного уникального монастыря?

— Понятия не имел! И… это не историческая утка, сляпанная каким-нибудь охочим до сенсаций журналистом?

— Обижаете меня, Владимир Николаевич! Неужели я приехал к почти незнакомому мне человеку только для того, чтобы кормить его жареными утками? Так я могу начать рассказывать?

— Сделайте одолжение…