Элвин
Ожидание затянулось почти на полчаса. Я мерил комнату торопливыми шагами. Взгляд перебегал с лежащей на постели Франчески на вольготно развалившегося в кресле у изголовья кровати Марция Севруса. И обратно.
Ну, долго еще?!
– Тебе бы покурить, – жизнерадостно предложил Риэн.
Я образно объяснил, где видел его предложение. А заодно и самого Риэна. Он не обиделся, только философски пожал плечами:
– Злой ты. Если так нервничать, откроется язва, – и снова забулькал.
Этот звук одновременно успокаивал и раздражал. Как и сам Риэн.
– Гриски с тобой. Давай, – не выдержал я.
Все лучше, чем тихо психовать, не в силах сделать, хоть что-то. Беспомощное ожидание сродни пытке.
Я вдохнул вонючего дыма и закашлялся.
– Не так резко, – с видом эксперта протянул братец. – Не жадничай.
Несколько затяжек и впрямь вернули подобие утраченного душевного равновесия.
– Ну вот – другое дело, – Риэн захихикал. – Кстати, я пишу новую книгу. Про спящую красавицу.
– Угу. Я даже догадываюсь, каким образом ты будешь ее будить.
Он воспринял это, как приглашение и радостно начал излагать сюжет будущего шедевра. На начало книги героиня была замужем за склочным занудой, который не удовлетворял ее в постели, но при этом запрещал смотреть на других мужчин. Однажды на балу она познакомилась с братом своего мужа, полюбила его и отдалась ему прямо там…
– Да ну? – я приподнял бровь. – Даже отдалась? А как же принцип «всегда писать только правду»?
Он поднял указательный палец:
– Это художественное преувеличение, Эл! Без него в литературе – никуда.
– Ну, если «преувеличение», тогда ладно. Вещай дальше.
…но злой сквалыга-муж запретил ей видеться с любовником. От тоски красавица начала чахнуть, а после и вовсе заснула. Да так, что ни муж, ни кто иной не мог ее добудиться…
На этом животрепещущем сюжетном повороте сеньорита со всхлипом глотнула воздух, села и уставилась перед собой невидящим взглядом. Я отшвырнул мундштук и в два прыжка оказался у кровати.
Хвала богам! Проснулась!
– Ну, все, радость моя. Ты нарвалась. Сейчас выпроводим гостей, и выдеру тебя так, что неделю сидеть не сможешь, – это прозвучало несколько менее шутливо, чем мне того хотелось.
Я прижал ее к себе, а Франческа вдруг зашипела, как дикая кошка. Вырвавшись, она отпрянула, отползла по кровати и прижалась к дальней стене. В глазах сеньориты отражался страх, губы кривились в брезгливой гримасе.
Это было так неожиданно и непохоже на нее, что я замер.
– Что с тобой, Фран?
– Не трогайте меня, – произнесла она с отвращением.
– Эй, что случилось? – я перевел взгляд на князя Церы. Тот тоже проснулся, поднялся с кресла и смотрел на меня с непонятной ухмылкой. – Что ты с ней сделал?!
Он поклонился:
– Я выполнил свою часть сделки, Страж. Больше я ничего не должен тебе или твоему брату.
Он направился к двери, но я не дал ему уйти. Настигнув фэйри, я впился ему в плечо левой рукой. Князь охнул от боли. Против обыкновения, я не стал сдерживать хватку.
– Гриска с два ты куда пойдешь, пока не вернешь все, как было!
Веко третьего глаза на его лбу дрогнуло, напоминая о том давнишнем поединке, который окончилась ничьей. А ведь тогда я мог куда больше, чем сейчас…
– Я разбудил твою человечку. Она жива и здорова. По закону никто в мире не в силах заставить меня сделать большее.
– Что ты с ней сделал? – с бессильной яростью повторил я, вглядываясь в его бесстрастное лицо.
Он неприятно улыбнулся:
– Возможно, она что-то забыла, Страж. Законник без знаний – не законник.
Мне безумно захотелось его ударить. Сломать гордый разеннский нос одни хуком с левой руки. Да так, чтобы даже доктора-фэйри не сумели починить.
Остановило понимание, что в ответ он убьет меня. И будет полностью в своем праве.
Слишком высокая цена за сомнительное удовольствие.
– Пусти меня, Страж, – фэйри дернул плечом, высвобождаясь из хватки, открыл дверь и вышел.
Я позволил ему это сделать, пусть внутри все кипело от ярости.
Франческа все так же сидела на кровати, наблюдая за этой сценой исподлобья. На лице ее застыло отвращение, смешанное с легкой опаской.
– Фран, послушай! Я… – я запнулся, не зная что сказать. Что именно она забыла? – Ты помнишь, кто я?
– О да, – она оттянула ошейник на шее так, словно он не давал ей дышать. – Хозяин недавно напомнил мне, кто он. И кто я.
Услышать ее полный ненависти голос было обиднее и больнее, чем получить пощечину.
– Ух ты, какая драма! Почти как я собирался написать в моей книге, – восхищенно прокомментировал Риэн. – Вот она волшебная сила искусства!
Франческа– Франческа, послушай…Человек, убивший моего мужа и надевший на меня ошейник, говорит долго. Путается, волнуется, подбирает слова. В его голосе неподдельное беспокойство, на лице растерянность.Он рассказывает мне о какой-то чужой жизни. И пытается убедить, что она – моя.Я слушаю, не скрывая брезгливости. И не верю этим умоляющим и полным тревоги взглядам.Очередной его способ поиздеваться. Убедить меня, что я не в своем уме.– Фран…– Не называй меня так!Он осекается и смотрит на меня с тоской – непохож на себя, как будто подменили.– Ты можешь не верить, – тихо говорит он. – Но это правда.Смешно! Я помню, что было вчера. Как он ворвался в мою комнату, ругаясь и угрожая высечь. Мое отвращение было столь велико, что я самовольно превратилась в кошку – лишь бы сбежать от него.– Только если в ваших мечтах
– Мести? – Рэндольф тоже осадил коня.– Блудсворд должен заплатить за смерть Терри! И за все, что он со мной сделал. Почему я должна бежать из родного дома? Я хочу мести!– Сейчас это невозможно.– Спасибо, а то я не знала, – фыркнула я. – Но потом, когда мы приедем в Церу. Что дальше? Так и прятаться всю жизнь по углам от горбатой мрази?Он тронул поводья.– Это зависит от тебя.– Почему от меня-то?!Фэйри не ответил.* * *Заметать начало еще в обед. Мы глянули на бегущую вдоль тракта поземку и, не сговариваясь, решили все же ехать. Близость столицы подстегивала. Чем больше миль будет между нами и возможной погоней к началу непогоды, тем лучше. Выиграть даже полдня в таких условиях – выиграть гонку.Мы ошиблись. Через пару часов разыгралась настоящая метель. Ветер сбивал с ног, снег залеплял глаза, укладывал под ноги белые липкие барханы. На Изнанке сне
Мы так и сидели в обнимку. Долго. Я ощущала щекой и ухом его горячее дыхание. Сильные руки на спине, запах влажных волос. И удивительное чувство поддержки, сопричастности, когда точно знаешь – что бы ни случилось, ты не одинок и тот, кто рядом, не предаст и не бросит.А потом что-то неуловимо изменилось. Дыхание фэйри стало глубже, руки напряглись, прижимая меня чуть крепче, чем нужно, и нечто во мне отозвалось жаркой, пьянящей дрожью по всему телу. Его пальцы скользнули по моей спине – поглаживая осторожно и нежно. Я замерла, вслушиваясь в свои ощущения. Хотелось, чтобы он не останавливался. Чтобы продолжал. Сквозь тонкую шерсть одеяла я чувствовала каждое прикосновение. Губы прижались к шее. Туда, где под кожей пульсировала жилка. Сперва робко, словно спрашивая разрешения. Я чуть откинулась в его руках, и не думая протестовать, когда он поцеловал меня еще раз, поднялся к мочке уха, лаская кожу дыханием. Внизу живота запульсировало голодное желание, откликнулось
– Очень смешно, да? Сразу видно, что у тебя с воспитанием еще хуже, чем у меня, – обидеться не получилось, я засмеялась вместе с ним. Пусть он всегда будет таким счастливым.Отсмеявшись, он заставил меня подвинуться ближе к огню и коснулся пальцами отметины на груди.– Откуда у тебя этот шрам, Элисон.– Этот? Ой, я правда не знаю. Он просто взял и появился. Точно помню, что не резалась. И провалов в памяти не было. Смешно, да?Он помрачнел:– Не смешно. Это руна.– Руна? Почему на мне неизвестно кто вырезает руны? Я что – свиток этому “кому-то”?!– Ты это ты. С тобой что угодно может быть.– А ты знаешь, кто я, Рэндольф? Почему это все происходит со мной?– Догадываюсь.– Скажи мне!– Прости. Нельзя.– Почему?– Ты должна сама вспомнить.– Да уж, сразу видно, что вы с Терри братья, &nda
Всего лишь очередной брауни. Он застенчиво хлопает длинными ресницами и поглаживает ладошками пушистую кисточку на хвосте.– Как ты меня напугал, – с чувством говорю я. – Ты кто?– Леди забыла? Я – Тасситейл. Гор-нич-на-я, – последнее слово брауни произносит по слогам с неподдельной гордостью.Надо же, я и горничной обзавестись успела?! Мне опять хочется завыть от абсурдности происходящего, но брауни умудряется погасить подступающую истерику простым вопросом:– Леди будет одеваться?– Будет, если есть во что.В моей комнате я не нашла ничего похожего на гардероб. А обсуждать эту или любую другую тему с магом было невыносимо.Не удивившись подобному ответу – способны ли вообще брауни удивляться – Тасситейл с натугой откатывает в сторону малоприметную дверь в дальнем углу.Я вхожу в гардеробную комнату, встроенные в стены магические шары вспыхивают, и у меня перехватывае
ЭлвинУтром братец-буря прислал мерлетту. Сиятельной регентской заднице приспичило прогуляться. Щедро поделившись с окружающим пространством своими эмоциональными, но банальными соображениями по этому поводу я отправился во дворец.Разумеется, стоило мне подъехать, как разыгралась метель, и поездку отменили. Я сходил с ума от беспокойства при мысли о Франческе. Что с ней? Как она? Не вляпалась ли еще куда пока меня нет? Вчерашний вечер оставил полный горечи и бессилия осадок, но я убеждал себя, что дело в шоке.Проклятье, ну невозможно же, чтобы она забыла все и навсегда!Убеждал и не верил. Жизнь не раз доказывала мне: ничего не вернуть. Обретаешь на время, теряешь навсегда.День во дворце стал настоящим испытанием. Особенно когда к нашей милой компании присоединился Марций Севрус. При виде его самодовольной рожи у меня путались мысли от бешенства. Неотступно сверлило навязчивое и самоубийственное желание выколупать ублюдку лишний
Элисон Я проснулась от запаха еды. Прямо передо мной на огне бурлил котелок, распространяя по комнате божественный аромат. Над ним с ложкой в руке сидел фэйри, помешивал и следил, чтобы варево не убежало. – Доброе утро! Я буркнула что-то неопределенное в ответ. При виде Рэндольфа неожиданно накатило смущение. Вчера, в темноте, после лютой метели, все казалось таким естественным и правильным, а сегодня я не знала, как себя вести. То есть – я по-прежнему ни о чем не жалела. И с удовольствием повторила бы, хотя низ живота слегка побаливал. Но вести себя, как ни в чем не бывало, не получалось, хоть тресни. – Ты голодная? – Немного. На самом деле, я была жутко голодной. Кажется, коня готова съесть. Сырым. Но мужчинам нравятся воздушные и нежные девушки-птички, которые питаются светом и музыкой. А я хотела нравиться Рэндольфу. Так что делала вид, будто совсем не интересуюсь содержимым котелка. И Рэндольфом тоже не ин
Я изумленно приподнялась, поймала взгляд Рэндольфа, и мне стало странно.На меня никогда в жизни так не смотрели! Никто. В этом взгляде отражались и любовь, и восхищение, и забота, и нежность и еще тысячи разных “и”, выразить которые мне не достало бы слов. Так не смотрят на любимую женщину. Так смотрят на единственного, обожаемого ребенка. На статую божества. На что-то, что превыше жизни.И я внезапно ясно осознала, на что намекали оба фэйри. Рэндольф помогает мне совсем не из-за Терранса.– Рэндольф, что это такое? Почему?– Что “почему”?– Почему ты так… ко мне?Он все понял. И не стал играть словами, как Терри.– Ты моя судьба, Элисон. Но не бойся. Это не значит, что я – твоя.– Не бывает так, чтобы кто-то был чьей-то судьбой! Это для поэтов.– Бывает, – спокойно возразил фэйри. – Моя жизнь и все, чем я владею – твои. Я убью и