– Какого… – я запнулся, вперившись неверящим взглядом в двери Старины Честера.
Шагавший следом Риэн чуть не впечатался мне в спину и тоже остановился, прервав пространное рассуждение о несомненном преимуществе южных красавиц перед северянками.
– Привет, Хейдрун, – прокомментировал братец открывшуюся его взгляду картину. – Не знал, что ты теперь живешь у Элвина.
– Ты видишь то же, что и я? – переспросил я на всякий случай. – Козу над дверью?
– Ну да, – радостно откликнулся Риэн. – Слушай, а зачем ты ее там держишь?
Эти слова окончательно уничтожили мелькнувшую было надежду, что все это не более, чем галлюцинация.
– Какого, – я добавил любимое словечко из лексикона матершинника-Фергуса, – ты здесь делаешь, Хейдрун?
Коза мемекнула и встала. Медленно так, с достоинством. По-кошачьи потянулась, балансируя на обледенелом козырьке. И с грацией… ну с грацией горной козы – кого же еще, спрыгнула в сугроб.
Выбиралась она оттуда неспешно. Брезгливое выражение, застывшее на козьей морде, в самый раз подошло бы королеве в изгнании, вынужденной толкаться среди грязных мужланов. Встав прямо напротив двери, Хейдрун отряхнулась, обдав нас и подошедшего князя Церы снежным крошевом, и выжидательно склонила голову.
– Ты не могла бы это делать аккуратнее? – фыркнул Риэн, отряхивая снег. – О чем я говорил? А, Маджарат! Элвин, ты был там? Готов спорить, что нет. И уж точно не знаешь, каких страстных цыпочек скрывают эти унылые покрывала…
Последнее, что меня сейчас интересовало – прелести южных цыпочек.
– Нет, ну чтоб я сдох! Мэй приехала погостить и взяла тебя с собой?
Коза задумчиво боднула дверь.
– Можешь передать ей, чтобы убиралась. И я в одиночку не жажду ее видеть, а уж с таким довеском…
– Если ты занят, Страж, я могу приехать в другой раз, – ледяной тон Марция Севруса пресек дальнейшие переговоры. Князь стряхнул снег с плеча и уставился на козу с таким кислым видом, словно его накормили неспелой хурмой.
Хейдрун подобная нелюбезность только воодушевила, и она потянулась к плащу фэйри с явным гастрономическим интересом.
– Отстань! Иди отсюда, – князь Церы дернул плащ. Хейдрун обрадованно припала на передние ноги и замотала головой, как игривый щенок, который вырывает из рук палку. Ее челюсти интенсивно шевелилась, ткань на плечах фэйри натянулась и чуть треснула.
Я немедленно простил Мэй ее незапланированный визит. Восхитительное зрелище! Одно из тех, на которые можно смотреть часами.
– Уйми свою козу, Страж, – прошипел Марций Севрус, прожигая меня возмущенным взглядом.
– Прошу прощения, Ваше Высочество, – отозвался я самым кротким тоном, на какой был способен. – Это не моя коза. Мог бы сказать, что она принадлежит моей сестре, но погрешил бы против истины. Хейдрун никому не принадлежит, она сама по себе.
– Все равно прекрати это!
Уже не меньше трети плаща исчезло в бездонном желудке козы, и останавливаться она явно не собиралась.
– Хейдрун, фу! Плюнь его немедленно!
Когда это Хейдрун меня слушала?
– Он сделан из козьей шерсти. Неужели ты станешь есть себе подобных?
Она дернула ухом, выказывая презрение к моей неумелой лжи.
– Ну как тебе не стыдно?
Клянусь, не будь у нее занят рот, она бы захохотала. А так только покосилась, всем своим видом выражая – мол, совершенно не стыдно и с чего бы должно быть?
– Такая взрослая… можно даже сказать пожилая коза. А ведешь себя, как будто и года не исполнилось, – продолжал я увещевать ее. Разумеется, без какого-либо заметного эффекта.
Князь Церы прервал развлечение, двинув с размаху козу кулаком по морде. Она выпустила изрядно пожеванный край плаща, отскочила и уставилась на него с выражением обиды и неверия. Никто из нас никогда не позволял себе такой вольности по отношению к Хейдрун. Главным образом, помятуя о ее злокозненном и мстительном характере.
В боевом меканье отчетливо послышалась жажда крови. Коза нацелила острые рога на фейри и пошла в атаку.
Я еле успел вскинуть щит, закрыв гостя от посягательств. Князь Церы был мне нужен. Даже не мне, Франческе, спящей заколдованным сном. Как бы ни хотел я понаблюдать за игрой фэйри и козы в догонялки, дело прежде всего.
– Надо сказать Мэй, чтобы лучше следила за зверушкой, – проворчал я, захлопывая дверь перед козьим носом.
Франческа
Я задыхаюсь от бега. Сердце колотится в груди, как бешеное. Двери, арки, переходы. Комнаты, заваленные всяким хламом, длинные извилистые коридоры.
Лабиринт.
Не знаю, не помню кто я и почему я здесь. Только бегу загнанным зверем, ухожу и никак не могу уйти от погони. А тот, который сзади, догоняет. То отстанет, то приблизится так, что я затылком ощущаю его смрадное дыхание.
Он играет. Пугает, догоняет, чтобы вот-вот ухватить и снова дает уйти невредимой. И надо бы обернуться. Взглянуть в глаза преследователю, если у него есть глаза.
Но страшно.
Все вокруг эфемерно, непрочно. Настоящие только страх и усталость.
Я пробегаю комнату, увешанную, заставленную портретами. У них смутно знакомые лица, но нет времени остановиться, оглядеться, вспомнить.
Над ухом клацают зубы, и я с визгом отпрыгиваю в сторону. Петляю как заяц, ныряю в укрытый тенями проход. В нем сумрачно и тяжко пахнет гнилью. Стены покрыты слизью и мхом, сочатся влагой.
– Человечка!
Он сжимает в руке факел. Блики уродуют и без того непривлекательное лицо, третий глаз торчит посреди лба уродливой шишкой.
В первую минуту я пугаюсь, но почти сразу вспоминаю его имя.
– Вы?! Что вы здесь делаете?
Брезгливо кривит губы:
– Возвращаю долг. Иди за мной.
Шелест осыпающегося песка из прохода за спиной. Порыв сквозняка приносит вой и смрадный запах. На лице князя Церы мелькает испуг.
– Откуда у тебя тень, человечка?!
Я не успеваю даже понять вопрос. Смрад становится почти нестерпимым, факел гаснет.
– Бежим!
Будуар блудницы, пыточная, молельня. Огромная библиотека – шкафы с книгами уходят в небеса и теряются в тумане…
Мы влетаем в зал, заполненный сияющими окнами. Фэйри захлопывает тяжелую, окованную медью дверь, опускает засов. Я прижимаюсь к стене и жадно глотаю воздух, пытаясь успокоить рвущееся из груди сердце.
Хватит, хватит. Все закончилось. Мы в безопасности…
В безопасности?
Где мы?
Окидываю комнату взглядом. Нет, это не окна. Зеркала. Десятки зеркал в тяжелых рамах. В них отражаются бесконечно синие небеса и виноградники на склонах холмов – «Вилесские предгория» – подсказывает что-то внутри меня. Замок, похожий на корабль носит гордое имя Кастелло ди Нава. Влюбленный юноша с черными, как смоль волосами – Лоренцо. Он шепчет что-то, стоя на одном колене. И он же в следующем зеркале лежит – недвижим и безнадежно мертв – у берега безымянного озера. Встает огненный смерч над холмами, мелькают оскаленные бородатые хари, летят брызги крови. Поземка заметает зимний город, теплая улыбка на лице светловолосого мужчины, поднимается пар над чашей с глинтвейном.
Залитый солнцем Эксфордский университет. Гулкие аудитории, профессора в мантиях и смешных шапочках. Косые взгляды студиозусов в сторону вольнослушательницы – зачем женщине юриспруденция. Зал совета фэйри, еле заметный одобрительный кивок со стороны княгини.
Снова и снова тот самый мужчина. Объятия. Поцелуи. Прикосновения.
Полная теней и кошмаров долина Роузхиллс…
– Где мы?! – мой голос почти не дрожит, когда я поворачиваюсь к фэйри.
Князь Церы кривится с таким видом, словно я спросила что-то очевидное, известное всем и каждому.
– В чертогах памяти.
Шорох за дверью и стук. Сперва тихий и деликатный, потом все более и более громкий, настойчивый.
– Впусти меня, – просит ломкий мальчишеский голос с той стороны двери. – Пожалуйста!
Он звучит безобидно, почти жалобно. Никак не вяжется с могучими ударами, сотрясающими дверь.
Марций Севрус качает головой.
– Не войдет. Если сама не откроешь.
– Но как мы выйдем отсюда?
Он снова кривится:
– Выведу. Отсюда прямой путь.
– Тогда пойдем?
– Погоди.
Потухший факел в руке князя Церы медленно превращается в окованную серебром трость. Он проходит, рассматривая зеркала, а я не могу избавиться от омерзительного ощущения, что меня раздели и бесцеремонно щупают, как скотину перед торгами.
– Прекратите!
Фэйри поворачивается. Веко у него на лбу чуть приоткрыто, обнажая глянцевую черноту третьего глаза.
– Я обещал вывести тебя, человечка. Но я не обещал не смотреть.
Крики с той стороны усиливаются. Чудовищной силы удары сотрясают не только дверь, но и стену, зеркала чуть покачиваются, створка в дверном проеме выгибается блудницей на ложе. Я подбегаю к князю, дергаю его за рукав:
– Пойдемте же!
Он раздвигает тонкие губы в усмешке:
– Сейчас пойдем, – и снова разглядывает огромное – на полстены – зеркало. – У людей такой короткий срок жизни. Иногда это удобно.
Воздетая трость с размаху обрушивается на сияющую гладь и она отзывается жалобным звоном, распадаясь на мириады крохотных осколков.
ЭлвинОжидание затянулось почти на полчаса. Я мерил комнату торопливыми шагами. Взгляд перебегал с лежащей на постели Франчески на вольготно развалившегося в кресле у изголовья кровати Марция Севруса. И обратно.Ну, долго еще?!– Тебе бы покурить, – жизнерадостно предложил Риэн.Я образно объяснил, где видел его предложение. А заодно и самого Риэна. Он не обиделся, только философски пожал плечами:– Злой ты. Если так нервничать, откроется язва, – и снова забулькал.Этот звук одновременно успокаивал и раздражал. Как и сам Риэн.– Гриски с тобой. Давай, – не выдержал я.Все лучше, чем тихо психовать, не в силах сделать, хоть что-то. Беспомощное ожидание сродни пытке.Я вдохнул вонючего дыма и закашлялся.– Не так резко, – с видом эксперта протянул братец. – Не жадничай.Несколько затяжек и впрямь вернули подобие утраченного душевного равно
Франческа– Франческа, послушай…Человек, убивший моего мужа и надевший на меня ошейник, говорит долго. Путается, волнуется, подбирает слова. В его голосе неподдельное беспокойство, на лице растерянность.Он рассказывает мне о какой-то чужой жизни. И пытается убедить, что она – моя.Я слушаю, не скрывая брезгливости. И не верю этим умоляющим и полным тревоги взглядам.Очередной его способ поиздеваться. Убедить меня, что я не в своем уме.– Фран…– Не называй меня так!Он осекается и смотрит на меня с тоской – непохож на себя, как будто подменили.– Ты можешь не верить, – тихо говорит он. – Но это правда.Смешно! Я помню, что было вчера. Как он ворвался в мою комнату, ругаясь и угрожая высечь. Мое отвращение было столь велико, что я самовольно превратилась в кошку – лишь бы сбежать от него.– Только если в ваших мечтах
– Мести? – Рэндольф тоже осадил коня.– Блудсворд должен заплатить за смерть Терри! И за все, что он со мной сделал. Почему я должна бежать из родного дома? Я хочу мести!– Сейчас это невозможно.– Спасибо, а то я не знала, – фыркнула я. – Но потом, когда мы приедем в Церу. Что дальше? Так и прятаться всю жизнь по углам от горбатой мрази?Он тронул поводья.– Это зависит от тебя.– Почему от меня-то?!Фэйри не ответил.* * *Заметать начало еще в обед. Мы глянули на бегущую вдоль тракта поземку и, не сговариваясь, решили все же ехать. Близость столицы подстегивала. Чем больше миль будет между нами и возможной погоней к началу непогоды, тем лучше. Выиграть даже полдня в таких условиях – выиграть гонку.Мы ошиблись. Через пару часов разыгралась настоящая метель. Ветер сбивал с ног, снег залеплял глаза, укладывал под ноги белые липкие барханы. На Изнанке сне
Мы так и сидели в обнимку. Долго. Я ощущала щекой и ухом его горячее дыхание. Сильные руки на спине, запах влажных волос. И удивительное чувство поддержки, сопричастности, когда точно знаешь – что бы ни случилось, ты не одинок и тот, кто рядом, не предаст и не бросит.А потом что-то неуловимо изменилось. Дыхание фэйри стало глубже, руки напряглись, прижимая меня чуть крепче, чем нужно, и нечто во мне отозвалось жаркой, пьянящей дрожью по всему телу. Его пальцы скользнули по моей спине – поглаживая осторожно и нежно. Я замерла, вслушиваясь в свои ощущения. Хотелось, чтобы он не останавливался. Чтобы продолжал. Сквозь тонкую шерсть одеяла я чувствовала каждое прикосновение. Губы прижались к шее. Туда, где под кожей пульсировала жилка. Сперва робко, словно спрашивая разрешения. Я чуть откинулась в его руках, и не думая протестовать, когда он поцеловал меня еще раз, поднялся к мочке уха, лаская кожу дыханием. Внизу живота запульсировало голодное желание, откликнулось
– Очень смешно, да? Сразу видно, что у тебя с воспитанием еще хуже, чем у меня, – обидеться не получилось, я засмеялась вместе с ним. Пусть он всегда будет таким счастливым.Отсмеявшись, он заставил меня подвинуться ближе к огню и коснулся пальцами отметины на груди.– Откуда у тебя этот шрам, Элисон.– Этот? Ой, я правда не знаю. Он просто взял и появился. Точно помню, что не резалась. И провалов в памяти не было. Смешно, да?Он помрачнел:– Не смешно. Это руна.– Руна? Почему на мне неизвестно кто вырезает руны? Я что – свиток этому “кому-то”?!– Ты это ты. С тобой что угодно может быть.– А ты знаешь, кто я, Рэндольф? Почему это все происходит со мной?– Догадываюсь.– Скажи мне!– Прости. Нельзя.– Почему?– Ты должна сама вспомнить.– Да уж, сразу видно, что вы с Терри братья, &nda
Всего лишь очередной брауни. Он застенчиво хлопает длинными ресницами и поглаживает ладошками пушистую кисточку на хвосте.– Как ты меня напугал, – с чувством говорю я. – Ты кто?– Леди забыла? Я – Тасситейл. Гор-нич-на-я, – последнее слово брауни произносит по слогам с неподдельной гордостью.Надо же, я и горничной обзавестись успела?! Мне опять хочется завыть от абсурдности происходящего, но брауни умудряется погасить подступающую истерику простым вопросом:– Леди будет одеваться?– Будет, если есть во что.В моей комнате я не нашла ничего похожего на гардероб. А обсуждать эту или любую другую тему с магом было невыносимо.Не удивившись подобному ответу – способны ли вообще брауни удивляться – Тасситейл с натугой откатывает в сторону малоприметную дверь в дальнем углу.Я вхожу в гардеробную комнату, встроенные в стены магические шары вспыхивают, и у меня перехватывае
ЭлвинУтром братец-буря прислал мерлетту. Сиятельной регентской заднице приспичило прогуляться. Щедро поделившись с окружающим пространством своими эмоциональными, но банальными соображениями по этому поводу я отправился во дворец.Разумеется, стоило мне подъехать, как разыгралась метель, и поездку отменили. Я сходил с ума от беспокойства при мысли о Франческе. Что с ней? Как она? Не вляпалась ли еще куда пока меня нет? Вчерашний вечер оставил полный горечи и бессилия осадок, но я убеждал себя, что дело в шоке.Проклятье, ну невозможно же, чтобы она забыла все и навсегда!Убеждал и не верил. Жизнь не раз доказывала мне: ничего не вернуть. Обретаешь на время, теряешь навсегда.День во дворце стал настоящим испытанием. Особенно когда к нашей милой компании присоединился Марций Севрус. При виде его самодовольной рожи у меня путались мысли от бешенства. Неотступно сверлило навязчивое и самоубийственное желание выколупать ублюдку лишний
Элисон Я проснулась от запаха еды. Прямо передо мной на огне бурлил котелок, распространяя по комнате божественный аромат. Над ним с ложкой в руке сидел фэйри, помешивал и следил, чтобы варево не убежало. – Доброе утро! Я буркнула что-то неопределенное в ответ. При виде Рэндольфа неожиданно накатило смущение. Вчера, в темноте, после лютой метели, все казалось таким естественным и правильным, а сегодня я не знала, как себя вести. То есть – я по-прежнему ни о чем не жалела. И с удовольствием повторила бы, хотя низ живота слегка побаливал. Но вести себя, как ни в чем не бывало, не получалось, хоть тресни. – Ты голодная? – Немного. На самом деле, я была жутко голодной. Кажется, коня готова съесть. Сырым. Но мужчинам нравятся воздушные и нежные девушки-птички, которые питаются светом и музыкой. А я хотела нравиться Рэндольфу. Так что делала вид, будто совсем не интересуюсь содержимым котелка. И Рэндольфом тоже не ин