Однажды летом

г. Бердичев. Лето 2013 г.

Кира долго смотрела в выбеленный потолок со старенькой люстрой. На шоколадных плафонах висела паутинка, а в стекло, недовольно жужжа, билась муха. Ни тебе пластиковых окон, ни москитных сеток — вместо них надежно прикрепленные кнопками к деревянным рамам кусочки марли. На запыленном подоконнике стоял горшок с чахлым цветком. Как бедняга выжил без полива — неизвестно. Стены, оклеенные пожелтевшими от времени обоями в цветочек, навевали легкую ностальгию. Дверь в гостиную прикрывали занавески песочного цвета.

Под одеялом зашевелилась Вика, и Кира успела поймать сестру за ступню, чтобы та ее ненароком не задела. Ночью, приехав с вокзала, они решили не разбирать вещи в детской спальне и улеглись на железной кровати в зале.

Перина — как из сказки про принцессу: несколько тюфяков, брошенных на дно из скрипучих пружин, относительно новый матрас и гора объемных перьевых подушек.

— Царское ложе! — отметила Вика, сбросив кукольно-розовое покрывало и выбрав подушку поудобнее.

Кира достала из чемодана собственную — ортопедическую: на других спать было неудобно до головной боли. Полночи она ворочалась, чихая и заливаясь соплями в не прибранной запылившейся комнате, пока в конце концов не уснула. Девушка не любила слишком мягкие матрасы. Да и спать валетом — не самое удобное положение. В бытность детьми это казалось не столь ощутимо.

Выбравшись из-под одеяла, Кира ступила на холодный деревянный пол и, поежившись, зашарила под подушкой, выудив стянутые ночью носки. Вика предпочитала спать нагишом, но, спасаясь от холода, она нашла в бабушкином шкафу подходящую ночнушку в цветочек и облачилась в нее. Та все равно оказалась велика и сейчас оголяла загорелое плечо спящей. На столбике кровати висел Викин лифчик с пуш-апом, а на кресле были аккуратно сложены джинсы и свитер.

В зале кроме скрипучего шкафа с застиранными от времени вещами и «перины» возвышался буфет из сосны, где бабушка хранила подарки: новые сковородки, сервизы, зонты, шампуни и прочее. Сколько Кира себя помнила, Оля ничего из этого так и не использовала, предпочитая готовить на старой чугунной сковородке с вечными маслянистыми потеками по краям. Как в детстве Кира ни старалась, никогда не могла ее отмыть от олii . Пузатая бутылка стояла у газовой плиты советских времен на четырех длинных ножках. «Старушка» хоть и выглядела далекой от современных, но исправно работала, вспыхивая синим огоньком и выпекая пироги.

Напротив кровати темнела дверь в спальню-склад с двумя гостевыми кроватями по обеим сторонам и парой шкафов. В основном бабушка хранила здесь вещи: постельное белье, рулоны с тканями, давно исчезнувшие из производства игрушки и чемоданы с прочими драгоценностями тех времен. Под одной из кроватей спрятался огромный чехол с аккордеоном. Кира отучилась в музыкальной школе и умела на нем играть. Сестру же эта участь миновала: она самозабвенно увлеклась бальными танцами и блистала на сцене, в то время как Кира до боли в пальцах разучивала этюды и вальсы. Благо не приходилось таскать инструмент до школы, а когда она получила диплом, бабушка приехала и забрала аккордеон в деревню.

Проведя пальцами по черной запылившейся крышке, Кира ощутила странное тепло и, потянув за ручку, вытащила чехол из-под кровати.

— Тяжелый, — пропыхтела она, волоча инструмент.

Вика так и не проснулась: она всегда отличалась крепким сном (даже пушкой не разбудишь).

В гостиной стоял круглый стол со стульями, в уголке под кружевной салфеткой притаился старенький черно-белый телевизор. Пока Кира читала, Вика с бабушкой не могли пропустить ни одной серии «Кармелиты». Лежа на невероятно твердой кровати, чье дно в свое время дедушка по настоянию врача выложил толстыми деревянными досками, Оля с интересом смотрела про любовь, поплевывая семечки в кулек, сооруженный Викой из газеты. Позже они с соседками обсуждали приключения цыганки за кружечкой чая или перебиранием гороха. Бывало, телевизор начинал рябить или пропадал звук, тогда Вика хлопала по крышке ладонью, и картинка снова становилась четкой.

Кира перевела взгляд с черно-белого «старичка» на угол с зеркальным столиком, где хранилась бабушкина косметичка: щеточка для туши времен СССР, губная помада цвета пыльной розы, коробочка ленинградской пудры и пузырек с духами . Они с Викой перепробовали всю косметику, пока Оли не было дома, но та вернулась пораньше, и сестры сбежали в дальнюю комнату-склад, а оттуда — на улицу через форточку и не возвращались домой, пока не умыли мордашки.

В мутном зеркале Кира увидела пугающе бледную кожу, под не выспавшимися глазами залегли темные круги. Опустив чехол с инструментом на пол, она вошла в самую светлую комнату в доме — парадную (она же их с Викой детская). Выкрашенные в желтый пастельный цвет стены, белый потолок с хрустальной люстрой и несколько сервантов с посудой. Бабушка привезла все из заграницы, и сервизами пользовались в исключительно важные праздники — день рождения и Новый год. В остальное время Оля ела из старых тарелок с трещинками и сколами, которые не жалко разбить. Хотя внучки искренне удивлялись такой бережливости, если не скряжничеству.

Именно в этой комнате они с сестрой жили в свое последнее лето, когда им было по пятнадцать лет. Как сейчас Кира видела картину прошлого.

На мягкой скатерти лежала стопка раскрасок, упаковки с новыми фломастерами и карандашами, из пеналов торчали ручки с блестками, а между страниц альбомов для рисования заложены фиолетовые копирки. В закрытом шкафчике Вика прятала от бабушки свою косметичку, чтобы к вечеру подкраситься и быстро сбежать, пока Оля не заметила.

Кира придерживалась естественной красоты, нося в кармане гигиеническую помаду, одевалась по-спортивному и не стеснялась худобы. Вика же, в попытке скрыть плоскую, до сих пор не наметившуюся грудь, носила лифчик с поролоном, яркий топ, джинсы с блестящим пояском и купленные на рынке новенькие туфли на каблуке. Стоило бабушке увидеть, на что внучка потратила подаренные деньги, она бежала жаловаться соседке бабе Ане, которую сестры терпеть не могли. С ровесниками Вика не давала себя в обиду, а при старших робела. Но здесь за нее всегда заступалась молчаливая Кира. Стоило противной бабе Ане начать критиковать молодежь (почему-то всегда именно в лице Вики), как в Кире просыпался непривычный для спокойного нрава гнев. Не заботясь о том, стыдно ли будет бабушке Оле за нее или нет, Кира высказывала старухе все, что думает о ее понятиях моды и правильном поведении.

Свою внучку баба Аня держала в лютой строгости, следила за каждым ее шагом и взглядом, как тюремщик. Кира же не намерена была терпеть каникулы в обществе противной старухи с ее унижениями и нравоучениями.

К удивлению, баба Аня умолкала, но ровно до той минуты, когда девочка покидала поле битвы и уходила в спальню. Там из-за двери они с Викой слышали, как старуха недовольно шипит на отбившихся от рук детей: мол, Оле нужно как следует отходить их хворостиной. Бабуля, может, и отходила бы, но было бы за что? Ворчала она лишь для проформы, равно как и жаловалась, но всегда знала, что ее внучки — приличные девочки: на улицах не попрошайничают, со взрослыми парнями на сеновале не кувыркаются, а коль с мальчишками по гаражам бегают, сено у соседей ворошат и малину у дядьки Коли втихаря объедают, так то и есть настоящее детство. Правда, одним лазанием по гаражам и чужим огородам дело никогда не заканчивалось.

Если соседи жаловались, Ольга могла прилюдно накричать на своих соплюшек, но руку никогда не поднимала, а стоило двери закрыться, говорила:

— Ну вы бы хоть ночью пошли яблоки таскать, что же, тетю Глашу не знаете? Истеричка же! Эх вы, кулемы! — И подливала травяного чая да пирожок повкуснее подкладывала.

Внучек она обожала, но страсть как не любила, когда Викуля ходила размалеванной. Так и норовила к ней подобраться с мокрым полотенцем да рыльце с блестящими тенями и помадой отмыть. Но мелкая шустро сбегала — либо через дверь, либо в форточку (и как только пролазила?).

Кира очнулась от воспоминаний и осмотрелась: диван, обтянутый ярко-зеленой тканью и укрытый золотистым покрывалом, был сложен — на нем они с Викой и спали. Сестра собственноручно заправляла постель, чтобы не оставалось ни единой складочки. То же происходило и с вещами: аккуратно развешаны на спинках стульев, разложены в шкафчике на полочках, а чемоданы убраны в дальнюю комнату-склад.

По вечерам девчонки рисовали и раскрашивали, обсуждали произошедшее за день, а бывало, тайно выпивали по рюмке бабушкиной наливки. Что им с одной стопки «Вишневой»? Но вскоре напиток закончился, и они не знали, что делать с опустевшей бутылкой. В преддверии дня рождения Оля закупила несколько коробок спиртного, и они перелили вино в бутылку из-под наливки. Замены бабуля так и не заметила, а сестры еще долго вспоминали тот случай.

На улице вовсю светило солнце, согрев для Киры скамейку. Вытащив аккордеон из футляра и вдев руки в ремни, девушка усмехнулась — узковато. «Вымахала», как сказала бы Оля. Настроив инструмент под себя взрослую, Кира принялась наигрывать забытую мелодию «Катюши» . Ногти стучали по клавишам, меха тяжело вздыхали и набирались воздухом.

Из-за забора показался яркий платок, но Кира не обратила внимания на кислое выражение лица бабы Ани. Она не сомневалась, что старая бестия жива, хоть и потеряла прежнюю прыть, с трудом передвигаясь по огороду и что-то бормоча под нос.

— Выходи-и-ла на берег Катюша, на высокий берег на крутой! — заорала выскочившая на крыльцо Вика с полотенцем на плече, поддергивая подол ночнушки до кружевных стрингов.

Уж эту красоту баба Аня увидела воочию и, перекрестившись, поковыляла к себе в дом.

Вика заливалась песней, пока Кира не закончила играть. Они еще долго смеялись над противной старухой.

— Вот ханжа! Какой была, такой и осталась, у-у-у старая жаба! — Вика бросилась к соединявшей заборы калитке и затрясла. — Я те покажу! У меня тут ложки пропадают!

Хлипкая калитка недовольно скрипнула, мол, в чем я-то виновата? Мне и самой такое соседство не по нраву.

— А ты чего подорвалась-то? Ишь, бельем светит, бесстыдница! — На манер бабы Ани Кира стала подтрунивать над сестрой и сама спустила пижамные штаны, предъявив труселя в полоску. Она видела, что старуха наблюдает за ними из окна и уже звонит соседке, чтобы доложить обстановку.

Отсмеявшись и вернув одежду на место, сестры удалились в дом, не забыв про аккордеон. Теперь старый шептун всегда будет поблизости.

Вика расположилась за столом, согнув ногу в колене. Держа в руке мобильный телефон, она попыталась подключиться к соседскому вай-фаю, но тот оказался запаролен.

— Пф! Жалко, что ли, инета? — проворчала она и бросила взгляд на потолок. — Н-да, роутером здесь и не пахнет. Походу, надо наведаться к соседу, может, подскажет телефон интернет-компании.

— А завтрак? — Кира стояла, прижавшись к дверному косяку, и поглядывала на плиту.

К этому старинному агрегату она побаивалась подходить как в детстве, так и теперь. Но не из-за страха пожара, вовсе нет, а потому что плита была перепачкана копотью и жиром. Притронешься и сам пропитаешься ими, а заодно провоняешь рыночным маслом.

— Так, может, у бабули чего в холодильниках завалялось, не зря же их два. — Засунув мобильник за резинку трусов, Вика отправилась на разведку.

Первый холодильник порадовал тремя яйцами, упаковкой сливочного масла, банкой с остатками домашней сметаны, пластиковой бутылкой с жирненьким коровьим молоком и вялыми огурцами.

Вика подхватила пупырчатого друга кончиками пальцев и тяжело вздохнула:

— Прямо как у моего бывшего. Ладно, кажись, не такие они испорченные, половину отрежу, остальное — в салат. — Она понюхала сметану и молоко, убедившись, что они съедобные, и первым делом отправила яйца на сковородку.

Второй холодильник был до отвала забит мороженым мясом, рыбой и икрой.

— Походу, батя передавал, а она как всегда оставила на черный день.

— Похоже, — согласилась Кира. — В общем, ты пока готовь, а я схожу к соседу. Иначе бедняга и слова не вымолвит, завидев твои кружевные. — Сняв крышку с рукомойника и поняв, что придется идти не только к соседу, но и за водой, Кира тяжело вздохнула. К счастью, в свое время дедушка обзавелся собственным колодцем и насосом.

«Вот тебе и сельская жизнь. Сортир на улице, подтирайся газеткой, если не лопухом, и мойся в тазу. Нет уж, не для того нам достался дом, чтобы я в нем пропадала».

Умывшись ледяной водой и причесав торчащие волосы, Кира вышла из дома и направилась к соседу, над чьим домом красовалась кругленькая тарелка спутникового телевидения. Она помнила, что когда-то здесь жила девчонка Таня с двумя братьями. «Живет ли она там и сейчас?»

Подойдя к добротному деревянному забору, девушка нажала на кнопку звонка. На шум выбежала овчарка и залаяла. Кира улыбнулась:

— Ну чего ты растявкалась? Мне тоже нужен интернет.

Словно поняв ее, животное замолчало, а из дома вышел упитанный парень. На крупном носу поблескивали очки, поверх белой майки, облегающей круглое, как шарик, пузо, темнела рубашка.

— Тебе чего? — прогнусавил он, оглядывая бледную осунувшуюся девушку в драных джинсах и черной футболке с черепом. Он хотел гаркнуть на нее — мало ли наркоманов бродит, — но девушка улыбнулась и заговорила так вежливо, что Николай решил, будто ему послышалось.

— Доброе утро, прошу прощения за беспокойство. Я увидела, у вас есть тарелка для спутникового телевидения, может, есть и интернет?

Коля почесал макушку и застегнул несколько пуговиц на рубашке, прикрыв грудь с темными волосками:

— Ну есть, и че?

— Мы с сестрой приехали к бабушке... — Кира указала на дом.

— А-а-а! — осенило его, и брюхо заколыхалось. — Так ты, шоль, бабы Оли внучка? Кира вроде…

Девушка кивнула.

— Тьфу ты! Сразу бы сказала, а я уж было подумал... — Но он не решился озвучить, что эта бледная моль похожа на наркоманку. — Так я Коля, старший брат Танюхи. Вместе у качелей зависали, не помнишь?

— Да, точно, — Кира натянуто улыбнулась. Вспоминать девичьи склоки ей не хотелось. — Так что с интернетом?

— Да у бабки вашей отродясь его не было: говорила, на кой ей? Но телефон-то у нее есть?

— Да, городской. Через него смогут провести и подключить? — Кира прижалась к калитке и даже не почувствовала, когда ее руку лизнула собака.

— Ну, мне так и подключили. — Коля быстро снял очки и спрятал в карман, постеснявшись собственной близорукости. «Тощая, как селедка. Может, они там в своей столице все такие?»

— Отлично, а то интернет очень нужен. Подскажи, пожалуйста, номер компании, я вызову мастера.

Коля вернулся в дом и принес визитку:

— Так ты одна приехала? За наследством, али как? У тебя же еще сестра была, Вика?

Кира забрала карточку:

— Да, мы с ней и приехали.

— В городе не сидится, решили в родные пенаты податься? У нас тут хорошо, воздух, продукты, не то что у вас — одна химия. Так вы надолго? А то, может… по-соседски вечером посидим, выпьем. Сало свое! Сам развожу свиней и мясо продаю.

— Ага… — Кира уже читала название фирмы, запоминая номер телефона. — Надолго ли, не знаю, поживем — увидим, нам торопиться некуда. А насчет ужина — нам пока некогда, спасибо за телефон. — Отдав Коле визитку, Кира улыбнулась и вернулась домой.

— Ну и вали, скелет ходячий. Небось, с диеты не слазишь. — прошипел Коля с досады он хотел пнуть собаку, но сдержался и поплелся обратно.

Сестра Танюха давно вышла замуж и перебралась в другой город, младший брат Витя помогал ему на рынке и жил со своей девушкой на квартире, временами приходя к нему с фингалом под глазом. Девка у Витьки оказалась бабой горячей и ревнивой — чуть что хваталась за сковородку. Нет бы Вите как следует ее поколотить, так нет же, кишка тонка. Не то что у него, Коли! Он один остался жить здесь с родителями, пока те не преставились, и дом окончательно отошел ему. По возрасту Николай был года на два старше внучек Оли. Когда прихватывало спину, заходил к старухе, и та натирала ему поясницу чем-то остро пахнущим, обвязывала платком из собачьей шерсти, и спина проходила за неделю. «Где теперь сыщешь врачевателя, который за б*******о вылечит?» — недовольно подумал Коля и, цыкнув на собаку, хлопнул дверью.