Пожалуйста, помогите!

— Вставай, — скомандовала женщина, подавая руку. — Давай, можно подумать ты первая, кто выползает на четвереньках из его спальни. Вымоешься, поспишь и выпросишь подарок. — Она помогла мне подняться. — Главное, не продешеви. Я, например, получила работу. Мммм… как же сладко здесь пахнет.

Я развернулась и похолодела, молодая женщина улыбалась, как может улыбаться только абсолютно счастливый человек.

— Помочь дойти?

— Обойдусь, — прохрипела я, отшатываясь.

А она рассмеялась, обхватила себя руками и вдруг закружилась.

«Последний раз, когда карка танцевала, убили Трифона Седого и Нинею», — так сказал бессмертник, смерть которого была на моих руках. Человек ли я? Не думаю. Это давно уже просто значимое слово.

«Прольется кровь демона», — предрек он, и оказался прав.

И вот карка танцевала снова, а в цитадели был лишь один демон. Я подхватила простыню и бросилась бежать по коридору. В голове была одна четкая мысль, противная, но совсем ненеожиданная, он не посмеет сдохнуть, пока… пока… А пока что? Не знаю, но я точно не готова видеть его труп, даже несмотря на то, что минутой ранее меня рвало от воспоминаний. Мне был противен не он, а я сама.

Удерживая на груди окровавленную простыню, я едва не упала. Всего несколько шагов, которые нечисть могла бы преодолеть мгновенно и на которые человек потратил десяток секунд.

Мне вспоминалась Прекрасная, вспомнился зеркальный клинок. В прошлый раз в убийцы Кирилла прочили меня, как члена семьи, потому что демона может убить только такой. А в этот? Алиса в filii de terra. Кто тогда? Опять все на хрупкие плечи той, кого зовут игрушкой? Я завернула за угол, подбежала к двери, понимая, что почти смеюсь. От страха, потому что тогда Кирилл тоже играл в семью, потому что человека всегда можно заставить, надо только придумать правильную мотивацию. За нее вполне сойдут когти у горла и даже необязательно моего. Здесь уже слишком много тех, кто мне не безразличен, слишком много корней, слишком много того, что дорого. Наверное, уже пора признать это.

Я подняла руку, чтобы постучать в дверь и отбросить уже притворство. Подняла и едва не закричала, ладонь свело от боли от воткнутого в нее раскаленного гвоздя. Руку свело до плеча. Невидимый металл поворачивался под кожей, проникая все глубже и глубже.

— Нет, — захрипела я, — нет, не сейчас!

Пальцы скрючились, словно кто-то ухватил за сухожилия и потянул, ногти поскребли по двери, в которую я так и не постучала, обычные человеческие ногти. Тот, к кому я шла, мог давно спать, мог уйти из цитадели, мог весело проводить вечер с одной из служанок, много чего мог. Но в глубине души я верила, что он там, сидит на кровати или читает одну из бесчисленных книг, проводя очередное исследование. Он был там, потому что хозяин ему это приказал, потому что в цитадели был человек, которому до зареза нужно продать душу.

Я осела на пол, чувствуя, как разгорается огонь руны, как рисунок испепеляет кожу. Время кончилось, а в нашей тили-мили-тряндии это смертельно. С губ сорвался всхлип. Это было обидно и предсказуемо. Как может быть предсказуем ожог, если окунуть руку в кипяток, но мало кому придет в голову винить воду. У меня была тысяча возможностей, и ни одна не была использована. А теперь поздно.

Падая, я ударилась затылком о стену, чувствуя холодный камень обнаженной спиной, но эта боль была ничтожной по сравнению с той, что зарождалась в ладони.

— Нет! — кажется, я закричала. Кажется, потому что от боли перестала понимать, где нахожусь.

Огонь обхватил предплечье, сжигая кожу и заставляя кровь кипеть. Я даже не поняла, что дверь открылась, не поняла, что я не одна, что на боль, как на сладкий запах может слететься вся нечисть цитадели. Не поняла, пока он не присел рядом, обеспокоено заглядывая в лицо.

— Ольга? — Прохладная рука легла на запястье, притушив жидкий огонь.

— Сделку, вестник, — смогла прошептать я, — хочу заключить сделку.

В глазах склонившегося надо мной Александра стала закручиваться светлая спираль водоворота. Мужская ладонь сжалась на горящей руне, я взвизгнула, пытаясь оторвать от себя его пальцы, простыня сползла на талию.

— Сделка, человек, — согласился вестник Седого, и его слова пролились на мою кожу ушатом холодной воды. Танцующий огонь исчез, словно кто-то повернул рукоять старой плиты. — Душу в обмен на желание. Желай!

Его ледяные пальцы коснулись обнаженной груди в жуткой пародии на ласку. На руке не было когтей, но мне показалось, что пальцы прошли сквозь кожу и коснулись чего-то такого… Не знаю, чего. Он не причинял боли, но на меня удушливой волной накатило ощущение жуткой неправильности, и я едва не пошла на попятный. Но не пошла, потому что боль человека пугала больше. Не смерть, а перспектива сгореть заживо. Как сказала феникс из прошлого, время разговоров прошло, наступило время решений.

— Желание, — потребовал Александр.

Я с трудом подняла голову, вглядываясь в карие глаза, во вращающийся светлый водоворот.

— Не в твоих силах дать мне желаемое.

— Это не имеет значения, важна лишь потребность, — вкрадчиво, прошептал вестник, ледяные пальцы во мне дрогнули. — Сделка?

— Сделка, — подтвердила я. — Забирай так. В подарок.

Водоворот в его глазах замер и вдруг растекся по зрачку, заливая его, почти сравнивая с белком. Рука в моей груди сжалась в кулак, в ушах оглушительно щелкнуло, словно в детстве, когда во время отита барабанная перегородка, не выдержав давления жидкости, лопнула с тонким болезненным звуком.

А потом он засмеялся, громко, от души. Изогнувшиеся губы стали полнее, плечи шире, волосы посветлели, как и глаза, как и кожа.

— Ты так предсказуема, милая, — проговорил Кирилл. — Как северный ветер, который никогда не станет южным. Теперь уже нет.

Седой рывком вытащил сжатую руку из моей груди. Руку, которая на миг прошла сквозь плоть, не причиняя боли. Я охнула. На пальцах не было крови, словно он не погружал их в тело. Внутри кулака что-то двигалось и пульсировало. Что-то изменчивое и живое. Пальцы медленно раскрылись, и я увидела на ладони… Не знаю, как назвать, увидела светящуюся каплю, она походила на большой шарик ртути, блестящий, как зеркало, который льнул к мужской руке и пульсировал в такт каждому удару сердца. Его и моего.

Тонкие блестящие нити, так похожие на покрытую росой паутину, тянулись от этого живого комочка к моему телу.

— Я не ошибся, — прошептал Кирилл, раздвигая губы.

Такую победную и бесшабашную улыбку на его лице я видела и раньше. Но лишь один раз, когда он впервые взял на руки нашу дочь.

Мягкие переливы отраженного от капли света легли на лицо демона, сверкнули в белых глазах. Сейчас он был намного страшнее того, что был со мной в спальне. Страшнее и одновременно привычнее. Демон — это не только чешуя и когти, демон — это чуждость, бездна. И именно она сейчас смотрела с человеческого лица. Он снова сжал кулак, в котором продолжала биться душа. Точно так же, как пульсировал якорь Киу в пальцах джина. Душа давно мертвой девушки и душа давно живой.

Кирилл дернул рукой, светлые, соединяющие нас нити погасли, и я стала падать. Словно не сидела до этого на сером полу в одной простыне. Падать куда-то за пределы замка, мира и времени, падать в туман, просто падать. И падая, продолжала слышать его смех.

Я знала, что они там, слышала грубоватый низкий смех, видела огрызки теней, танцующих по узкой полоске света под дверью. Пальцы дрожали и болели, но я продолжала расшатывать маленькую железную скобу. Единственное украшение комнаты, вернее, подвала.

Меня вытащили из тумана, и запихнули сюда, не дав даже покричать вдоволь, заткнули рот и заперли. Я ничего не успела понять, но успела испугаться. За прошедшие пять часов страха стало в избытке.

Тени под дверью качнулись, и я прижалась к стене, облизав пересохшие губы. В другом мире все по-другому, можно ловить женщин и сажать в подвал, можно слизывать кровь и смеяться над этим, последнее почему-то тревожило больше всего.

Пустой чулан, ни стула, ни стола — ничего, даже лампочки и той нет. Лишь грязь на полу да ржавый железный уголок, прикрученный к стене. Наверно остался с тех времен, когда, здесь висели полки, уставленные соленьями. Поправка, был прикручен, пока я не начала его расшатывать. Металл впивался в пальцы, но я не остановилась, пока не выкрутила, не обращая внимания на боль. Уголок был всего лишь ржавым старьем, а вот гвоздь… Я покрутила в пальцах оружие. Не ахти что, но другого не было.

Быстро перебравшись к выходу, я села на пол, обхватив колени руками. Очень хотелось в туалет, а еще больше — открыть глаза и обнаружить, что все это сон. Все, и исчезновение Кирилла, Алисы, разговор с Сальниковым — Твердиным, Юково, в котором ночь не ночь, а люди не люди. Я коснулась пальцами толстой с металлическими заклепками двери и наткнулись на тонкие борозды, явно оставленные ногтями. Их было много. Каморку не раз использовали в качестве тюрьмы. И пленники могли вдоволь царапать каменные стены или кричать.

Тени качнулись, звякнул засов. Я едва не уронила гвоздь, пытаясь перехватить покрепче. Дверь открылась, за ней было двое.

Один, можно сказать, старый знакомый, прикосновения, которого я уже успела почувствовать. Тот, кого называли падалью. Второй был молод и излишне волосат, мускулистые руки от локтя до запястья руки покрывала бурая шерсть. Именно так, не волосы, а жесткая щетина. Все это я успела рассмотреть мельком, бросившись между мужчинами, поднимая гвоздь и вгоняя острие в бок старого знакомого, это ему за слюни на шее.

Падальщик отпрянул, я бросилась между ними, выскочила в коридор и взбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступени. Получилось! Я почти выбралась, почти. Смущало только одно, они продолжали смеяться.

Дверь, ведущая на первый этаж, оказалась не заперта, я кинулась вон из подвала, не особо представляя, где нахожусь. Главное, бежать, главное, не останавливаться.

— А она упорная, — раздался голос за спиной.

Коридор закончился, я оказалась в просторной комнате, задела обо что-то ногой, едва не упала. Диван, камин, буфет с посудой. Некогда рассматривать, некогда удивиться тому, что гостиная выглядит слишком обыденно для другого мира. Я выскочила в арочный проем и едва не врезалась в стоящий в центре комнаты стол, ударилась о него бедром, смахнув какие-то бумаги с угла. За столом сидел седовласый мужчина и читал. В одной руке книга, в другой чашка с чаем, разве можно представить более идеалистическую картину? Сильнее меня удивила бы только бабушка с вязанием.

Старик поднял взгляд.

— Чего так долго? — спросил он и поставил чашку на блюдце.

— Девушка решила подняться сама, — ответил голос из-за спины.

Я обернулась и вздрогнула, в кабинете стоял падальщик, за ним весело скалил зубы второй, помладше и пониже ростом.

— Похвально, — старик захлопнул толстый том. — Я получил ответ от хозяина.

— Быстро, — сказал волосатый.

— Он в верхнем мире, а там слишком много времени.

— Кто вы такие? Что происходит? — не выдержав, закричала я.

— И? — спросил сутулый.

Старик поднял со стола сложенный листок, развернул и зачитал:

— На твое усмотрение.

Я оглядывалась, а они словно не замечали этого. Или принимали как должное панику и тяжелое дыхание растрепанной женщины, не представляющей, что делать? Их спокойствие, их неторопливый разговор пугал больше крика. Выход из комнаты перекрывали мужчины, второго не было, если не считать окна, но чтобы добраться до него, надо обойти стол и, наверное, выбить стекла, а я до этого подобное только в кино видела.

— Нам скажи, что ты там конкретно усматриваешь? — высокий потрогал рубашку, на которой расползалось темное пятно, подцепил ногтем гвоздь и выдернул.

— Ну, — протянул старик. — Она добыча и по праву первого принадлежит…

— Мне, — закончил падальщик, демонстративно покачивая перед глазами гвоздем. — Сперва заставлю его съесть, а потом попробую на вкус ее саму.

От хриплого голоса по телу побежали мурашки. В словах не было угрозы, лишь констатация факта.

— Наверное, ты прав, и так будет лучше всего, — протянул старик.

— Нет, пожалуйста, послушайте! — Я развернулась.

— Хорошо, забирай, только…

— Нет! — взвизгнула я, не успев даже уловить движение сутулого.

Сильные руки оказались на талии, он дернул меня на себя. Со стороны смотрелось, наверное, страстно. На деле же я врезалась в его грудь, показавшуюся каменной, и прикусила губу до крови. Мужчина улыбнулся и наклонил голову. Еще до того, как он сделал это, я поняла, что сейчас произойдет, и едва не заревела.

— Смотри не перестарайся, Веник, станешь amans , потом не расхлебаешь, — раздался звонкий женский голос.

Я отреагировала так же, как и ранее, уперлась руками мужчине в грудь и закричала:

— Помогите! Пожалуйста, помогите!