Она металась в серой мари. Из тумана появлялась то одна дверь, то другая, но Анна знала — они ведут не туда. Из цельного, потемневшего от времени дерева, с коваными петлями... Или фанерные, блестящие от белой масляной краски... Покрытые благородным шпоном красного дерева... Ажурные, словно вышедшие из-под рук вязальщиц створки... Они кружили, словно Анна являлась центром безумной карусели, появлялись и исчезали. Десятки, сотни дверей. Но нужная так и не вынырнула из клубов серой мари.
Сновидица открыла глаза.
— Сколько я спала?
Ветер разбивался о забрало шлема, теребил воротник, старался забраться за шиворот. И — сдувал проблемы. Анна увеличивала скорость. Мчаться по автобану, забыв обо всем... Ей хотелось смеяться. Дорога, мотоцикл и... свобода! Но всему приходи конец. Закончился и путь. Анна остановилась в мотеле. Из зеркала на неё смотрела немного взъерошенная после поездки девушка. Но уже через четверть часа Анна сама себя не узнала. Платок обхватил голову, ворот блузки скрывал шею целиком, а брюки... Вместо них Крис советовал взять с собой юбку, но Анна предпочла оставить за собой свободу движения. До места до
Наверное, так топают слоны. Она не слышала самих шагов, но чувствовала их всем телом. — Нашел! — треск ломаемых веток. И руки. Сильные. Надежные. На ней склоняется лицо Марко. Оно мокрое. Плакал? — Не закрывай глаза! — надсадный шепот набатом отдается в ушах. — На меня смотри! Слышишь? Анна пытае
Эхо шагов взлетало к высокому потолку, возвещая о припозднившемся семинаристе. Он вздрагивал и оглядывался, но боялся не того, что заметят само опоздание. Куда сильнее был страх, что узнают истинную причину. Свет врывался в галерею сквозь стрельчатые окна. Блики полосами падали на камни пола, и кружащиеся в солнечных лучах пылинки придавали помещению особую торжественность. Статуи святых, что выстроились вдоль стены, казались застывшими в оцепенении живыми людьми. Юноша шел, не обращая внимания на окружающее великолепие — за годы учебы оно стало привычным. Семинариста больше занимала папка с нота
Заутреня и завтрак помогли прийти в себя. Кошмар ночи привычно отступил перед дневными заботами. Но все так же из тени слышался шепот, и Крис старался не задерживаться на неосвещенных участках. Дни потянулись привычно, только добавился перевод: за «Молотом Ведьм» Крис проводил все свободное время. Но ректор оказался недоволен: — Ты не прочитал и трети! Такая небрежность непростительна для ученика нашей семинарии! — Простите, господин ректор, — повторял раз за
За городом царил покой. Поля простирались от дороги к горизонту, и стоило подняться на гору, взгляду открывалось лоскутное одеяло. Крис и забыл, что зеленый цвет имеет столько оттенков. В последние годы он редко покидал стены семинарии, а из города и вовсе не выезжал. — Запоминай дорогу, сын мой. Голос ректора вернул в реальность. Они мчались по автостраде, и конец пути означал для семинариста новый этап в жизни. — Господин ректор...
Теперь Крис действовал смелее. За дверью оказалась комната. Кровать, аккуратно застеленная покрывалом. Мастерица плела петельку за петелькой, низала их на спицы, пока не получился шедевр. На полу — коврик, сотканный из тряпичных полос. А на стенах висели картины. Много. Пыль сожрала цвета, приглушила краски. Но все равно комната оставалась уютной. Вонь доносилась и сюда, но мухи почти не залетали — здесь не было остатков еды, ничего не гнило. Единственное ме
Зеркало занимало половину стены, от пола до потолка. Из его глубины смотрели двое: девушка и семинарист. Крис принялся лихорадочно развязывать завязки передника, слишком уж нелеп он выглядел в паре со строгой одеждой: яркие мелкие цветочки и рюшечки. Везде, даже вокруг карманов. — Да брось ты, я и не такое видела. Ты на другое смотри. Ничего не замечаешь? Крис старательно вглядывался в лица. Свое изучил до мелочей, а вот Анино... Взгляд непроизвольно скользнул ниже, к пятну от сока. На стыке кожи и ткани.
— Готовьтесь к Конфирмации, брат Иоанн. А ты, сын мой, ступай. Проведи оставшееся время в молитвах и укреплении себя в вере. Крис принял благословение и снова прикоснулся губами к кольцу. «Мистер безупречность» проводил его в церковь. Убранство внутри отличалось грубой простотой: сиденья и скамейки для молитв словно топором вытесали. У входа примостилась кропильница — камень с углублением. Годы, вода и руки прихожан сделали его гладким. Стены, никогда не знавшие штукатурки, контрастировали с витражами, которые словно принадлежали другому миру. Как и распятие. Столик со свечами у подножия, плам