Запись восьмая. О замене

Умник Отес — если кто и разберется в устройстве метателя, то только он.

— Сфера заряда лопается от соприкосновения, — стала рассуждать я, вытаскивая еще один том «О совместимости компонентов». — А если поставить на пути препятствие?

— Метатель придает частицам слишком большую скорость, — ответил Отес. — Не успеешь.

— А если сбить? — предложила Гэли.

— Не попадешь, — рассмеялся парень. — Диаметр заряда мал, скорость, опять же… Это как пытаться сбить воробья.

— У отца на охоте неплохо получается, — фыркнула подруга.

— Попробуй как-нибудь, потом расскажешь, — парень поставил том на полку и стал подниматься по ступенькам, внимательно рассматривая книги.

— В воздухе всегда есть влага, а если стянуть ее? — предложила Гэли.

— Можно, — кивнула я. — Только заряд все равно активируется, и сухая краска, соединившись с водой, окатит тебя грязью.

Поставив справочник на место, я задрала голову к бесконечным рядам томов. Свет из прямоугольного окна падал на потертые переплеты. Лампы с огнем, надежно запертым в магических плафонах, светили колышущимся светом. Где-то внизу послышалась ругань старика Марселона — кто-то снова попытался вытащить за стены фолиант не по уму или не по году обучения.

— Может, ну его, — предложила подруга, поднимаясь на две ступени вверх. — Победитель будет только один.

— Как-то грустно ты это сказала, словно остальных на заднем дворе закопают! — Я пошла за ней.

— У нас сегодня еще две лекции, задание магистра Ансельма, если не сделаем, плакала наша завтрашняя поездка в город. Иви, — она сложила ладони, — до праздника Зимнего танца еще уйма времени.

Я вздохнула.

— Ну, что на тебя нашло? — Подруга всплеснула руками. — Это Льеж! Лучшие лавки, портные, артефакты, в конце концов!

— Скажи еще, по отцу соскучилась.

— И скажу, — она сделала пируэт на узкой ступеньке и едва не свалилась вниз.

Сопротивлялась я скорее для виду. Отказываться от прогулки по самому большому торговому городу Аэры очень не хотелось. Несколько часов назад к вящему восторгу большей части учеников Академикум завис над Льежем.

Город на Зимнем море, в это время года до самого горизонта заросшем льдом. Средоточие водных, сухопутных и воздушных путей. Два железнодорожных вокзала, воздушная гавань и морской порт, лавки, мастерские, лаборатории, студии, склады, которые давно разрослись в целый район, не очень приятный и не очень безопасный.

Все торговые гильдии имели представительства в Льеже, даже советник князя избрал его своей резиденцией. Я уже бывала там пару раз. Первый несколько лет назад, когда меня представляли свету. Второй позднее, когда матушка заказывала нам наряды для визита в столицу.

Гэли, как дочь купца первой гильдии, знала Льеж вдоль и поперек. И ей не терпелось устроить экскурсию по модным лавкам.

— Как думаешь, почему магистры привели остров сюда? — спросила я, доставая книгу о мифах еще единой Эры и тут же возвращая на место.

— Милка, ну, наша домоправительница, писала, что эпидемия ветреной коросты пошла на убыль. Честно говоря, она написала, что больные излечились, а новых случаев не зафиксировано, но, думаю, преувеличивает.

— И в чем здесь интерес магистров? Я бы поняла, если бы мор начался, а не закончился, — посмотрела на осевшую на пальцах пыль — старые сказания не пользовались популярностью.

Короста гуляла по Аэре с начала времен, лекарство от нее придумали еще до образования Разлома. Семена лысого дерева настаивать два к одному на живой воде и жабьем камне. Загвоздка в том, что корявое и неказистое растение давно исчезло из Верхнего мира. Говорили, оно еще изредка встречалось на Проклятых островах, но мало кто отваживался проверить это лично. А еще говорили, что фунт-другой редких семечек надежно припрятан в подвалах Магиуса, как и множество иных сокровищ и разных «несуществующих» вещей.

Зараза изредка заглядывала то в один город, то в другой, задерживалась в деревнях и селах, потому что единственным средством против коросты оставались магические амулеты. Но они не излечивали, лишь предотвращали заражение тех, кто был достаточно богат, чтобы оплатить работу колдунов. Самое время поблагодарить Дев, что маги не болеют, по крайней мере, обычными болезнями.

— А еще старшая дочь советника Эстока собирается замуж. По этому случаю в Льеже дают большой бал, — насмешливо сказала Гэли. — Как тебе такая причина?

— Весомо. Сестра Алисии?

— Да. Но, учитывая вчерашнее происшествие, Алисия может пропустить событие года.

— Повезло, — протянула я.

— Слушай, а если сгустить? — торопливо зашептал грубый голос.

— Что сгустить? — также «тихо» ответил Оли.

— Краску. Сжать компоненты, убрать воздушные пустоты?

— И получить вместо краски камнем по носу? — насмешливо спросила Гэли. Я перегнулась через перила — ярусом ниже стояли Вьер и Оли, друзья или враги. По-моему, они еще не определились.

— Говорите громче, — потребовала подруга.

— Ага, — Вьер фыркнул. — Идите лучше на мужланов полюбуйтесь, они как раз рубашки сняли, чтобы дубинами махать, а сложные задачи оставьте настоящим магам.

— Это ты что ли настоящий? — хмыкнула подруга.

— Откуда знаешь, что сняли? — спросила я.

— Астер, если свалишься, — назидательно проговорил сверху Отес, — снова схлопочешь неуд по безопасности. Мало тебе спаленной лаборатории?

— Если свалюсь, неуд меня будет волновать меньше всего, — пробормотала я, выпрямляясь.

— Хватит уже эту лабораторию поминать, — рявкнула Гэли, подобрала юбки, поднялась на три ступени вверх и замерла напротив окна. Щеки слегка покраснели. Неужели и вправду рубахи сняли?

Восточные окна пятой библиотечной башни всегда пользовались популярностью у девушек. Особенно у первокурсниц. Отсюда открывался великолепный вид на тренировочную площадку и полосу препятствий Ордена. Здесь Магиус вплотную подступал к факультету рыцарей, и когда молодых воинов гоняли по окопам, они нередко скидывали верхнюю одежду. Причем и в холод, и в жару, видимо, не хотели пачкать, а может, еще по какой причине, заставляющей парней артистично махать мечами и чутко прислушиваться к охам и ахам благодарных зрительниц.

Тонкие стекла библиотечных окон чуть отсвечивали зеленым, придавая миру нереальный болотный оттенок, так не вязавшийся с романтическим настроем девушек.

Я вспомнила Криса с Этьеном, вспомнила, как оружие высекало искры, как капала на белый снег кровь, а сосредоточенные лица бойцов кривились от ярости… Представила и попыталась мысленно перенести этот бой под окна библиотеки. Не получилось. Не вязалась та злость с удалыми взмахами шестов и играми мускулами.

Лестница загудела от торопливых шагов, я снова перегнулась через перила и встретилась взглядом с поднимающимся Мэрдоком.

— Знаете, что снадобий сегодня не будет? — проговорил самый привлекательный парень курса.

Я быстро выпрямилась, опасаясь, что если увижу его улыбку, так и буду стоять и пялиться, не в силах вымолвить ни слова. Так было в самый первый день в Магиусе, что дало Дженнет повод для шуток — иногда она не в меру наблюдательна.

Мэрдок… Русые волосы, голубые глаза, уверенный взгляд, улыбка превосходства, широкие плечи, высокий, хотя не такой высокий, как барон Оуэн. Девы, с каких это пор, я сравниваю мага с рыцарем? Не знаю и не хочу знать. Сокурсник был красив и в большинстве случаев равнодушен к окружающим, он в равной степени не обращал внимания ни на робкие девичьи улыбки, ни на злые усмешки парней.

Граф Мэрдок Ирс Хоторн происходил из некогда знатного, но сейчас, увы, обедневшего столичного рода. Полагаю, это злило Дженнет сильнее всего, потому что из-за более низкого положения парень не мог претендовать на руку дочери герцога. Вернее, она не могла претендовать на его сильные руки и все остальное — в комплекте. Такой мезальянс не одобрил бы ни ее отец, ни князь, хотя правитель, бывало, и не такие шутки выкидывал. Неженатый князь, надо сказать…

— Почему? — спросила Гэли, отворачиваясь от окна. На ее щеках все еще играл румянец.

— Мне не доложили, мисс Миэр, — он посмотрела на подругу.

Я встала рядом с ней и выглянула в окно. Пятерка рыцарей передвигалась по полосе препятствий, ныряя под веревками и уклоняясь от ударов подвешенных бревен, один лихо перемахнул через высокую стенку и скрылся из виду. Трое уже сняли рубашки, четвертый тыкал мечом в деревянного болвана, тот остался равнодушным. Глядя на них, я впервые думала не о рельефе мышц, а о том, как им должно быть холодно. И была уверена в одном: Криса среди них нет. Только непонятно — огорчало меня это или радовало.

— Чем заменили? — деловито поинтересовался сверху Отес.

— Фехтованием.

— Неет, — простонала подруга. — Девы!

Я схватилась за правую руку, которая все еще ныла после упражнений с метателем. Фехтование — не самый любимый предмет.

— Не понимаю, зачем нам это, — пробормотал Оли. — Я владею шпагой, пусть вон девчонок учат. И Отеса, — не удержался от колкости сокурсник.

— Выскажи претензии милорду Виттерну. Уверен, он с удовольствием выслушает, — ответил Мэрдок и поднялся на ступень выше.

— Точно, — хохотнул Вьер. — А потом еще раз выслушает, и еще. Пока уши не отвалятся.

— Милорда Йена Виттерна срочно вызвали на совет магистров, — спокойно сказал Отес. — Сам видел.

— Значит, нам заменили не только предмет, но и преподавателя? — спросила Гэли, не сводя взгляда с поднявшегося еще на одну ступень Мэрдока. Парень задумчиво касался тех же книг, что еще недавно смотрели мы.

Раздался отрывистый и какой-то натужный бой часов. Далекий, но вполне различимый. Помню, как в первый раз услышала перезвон, мелодичный, высокий, как стояла, задрав голову, и смотрела на большой круглый белый циферблат, на кованые стрелки, двигающиеся со скрежетом, и не представляла, что в ближайшие годы этот звук будет отмерять часы моей жизни. Первая башня была самой высокой их всех, она почти подпирала небо. Выше нее только острый шпиль Отречения жриц.

— Демоны разлома, — буркнул Вьер и вернул книгу на место. Они с Оли стали быстро спускаться вниз, лестница загудела. Отес, наоборот, побежал вверх, решил вернуться по воздушному переходу и спуститься через третью башню.

Поравнявшийся с окном Мэрдок вдруг спросил:

— Как думаешь, если заменить ограждающее заряд стекло на металл, краска останется внутри? — Он поднял бровь. — Энергия полета погасится…

— Нет, — ответила вместо меня Гэли. — Металл — коэффициент изменяемости три, а у стекла — единица. Преобразование тугого металла займет в три раза больше времени. — Она повернулась ко мне и позвала. — Идем, Иви, неизвестно, кто и сколько нас сегодня заставит махать шпагами.

И я пошла, спиной чувствуя все такой же равнодушный и неподвижный взгляд графа Хоторна. Ему не понравился ответ мисс Миэр, как он называл подругу. Не понравился, потому что был правильным. Все в нашем мире имело коэффициент изменяемости. Степень послушания веществ колебалась от единицы до пятерки. Самые легкие — стекло, бумага, ткани — сами готовы были изменяться. Самые тяжелые — металлы и сплавы, с этими приходилось попотеть. К компонентам с нулевой степенью относили живые организмы, кости, мышцы, ткани... Запретные изменения.