Милдрет не хотела признаваться в этом даже себе, но когда замок Лиддел был взят, она надеялась, что её господин будет восхищён.
Пробраться через подземный ход было не так уж трудно, основные сложности начались внутри, где нужно было послать людей к сигнальной башне и к воротам одновременно, и обеспечить им возможность пройти, минуя патрули. Это оказалось довольно сложно, учитывая, что замок находился на военном положении, а патрули были усилены и ходили гораздо чаще, чем в мирное время, однако, в конце концов, Милдрет удалось правильно рассчитать момент, и дело было сделано — войско Вьепонов ворвалось во двор замка. Во двор твердыни Армстронгов, которые для Милдрет были одновременно сородичами и воплощением её собственной неприкаянной судьбы, одной из причин того, что Элиотам она стала не нужна.
И всё же она чувствовала себя предательницей.
Одно дело служить Грегори лично. Грегори был вне войны, мира и племенных распрей. Грегори был… Грегори. И при звуке его имени хотелось улыбаться.
Но Милдрет никогда не думала всерьёз, что станет служить дому Вьепон. Все обещания Грегори и его дяди до сих пор казались эфемерными — и только теперь обрели плоть.
Милдрет наблюдала со своего места в тени шатра, как Грегори одного за другим посвящает в рыцари вчерашних крестьян. Он, не скупясь, раздавал награды из трофеев, захваченных в замке, и одного только дать им не мог — земли.
Затем он долго разбирал карты и писал письма — собственной рукой, чего не делал почти никогда.
Милдрет начинала чувствовать себя лишней здесь.
Наконец она кашлянула, решившись обратить на себя внимание.
— Вам принести ужин? — сухо спросила она.
Грегори вскинулся и поднял глаза от бумаг, будто бы только сейчас увидев её. Секунду смотрел в глаза Милдрет, не узнавая, а потом резко поднялся из-за стола и в два шага оказался рядом.
Что произошло потом — Милдрет до конца не поняла, потому что когда руки Грегори окружили её с двух сторон — ноги подкосились, а когда губы Грегори впились в её губы — жадно, будто силясь поглотить целиком — жар наполнил живот, и она поняла, что тонет в диком пламени, исходящем от тела Грегори и обволакивающем её со всех сторон. Не было сил даже на то, чтобы ответить, обнять в ответ. Она просто таяла, становясь бессильной в этих руках.
Грегори целовал её долго, не так, как в прошлый раз. Исследовал каждый уголок рта, водил кончиком языка по острому краешку зубов и снова втягивал в себя нижнюю губу. Прикусывал, будто силясь пустить кровь и испить её до дна, а Милдрет всё не могла шевельнуться, только слабо прогибалась навстречу в ответ.
Наконец Грегори отстранился и, тяжело дыша, посмотрел на неё.
— Когда мы вернёмся в Бро, дядя устроит пир в честь моей победы — и в честь моего вступления в пору зрелости. Но сегодня мне исполняется восемнадцать, и сегодня только наш день. Прикажи принести вина, Милдрет. Прикажи зарезать овцу. И пусть никто не беспокоит нас. Сегодня мы будем только вдвоём.
Милдрет судорожно кивнула, но не шевельнулась, всё ещё чувствуя, как Грегори обтекает её со всех сторон. Внизу живота пульсировало такое желание, какого она не испытывала ещё никогда.
— Я допишу письма, — закончил Грегори чуть охрипшим голосом, — и буду ждать. Иди.
Грегори было страшно. Не от победы и не от того, что ждало его в замке — он не боялся ни смерти, ни плена, ни дяди и его интриг.
Ему было страшно при мысли о том, что произойдёт через несколько минут, когда он коснётся Милдрет. Он просто не мог представить, как это должно произойти.
Столько раз он дотрагивался до Милдрет, видел её без одежды — но всё это было не то. Он хотел, чтобы Милдрет стала полностью его. Но Милдрет была пленницей, не имевшей статуса в его землях. И хотя самому ему было всё равно — это ломало всё. Он не мог позволить себе взять её, ничего не обещая дать взамен. А обещать ей брака он не мог.
Несмотря на это Грегори не переставал мечтать о том, что однажды между ними произойдёт. Он давно решил для себя, что, первой, с кем он проведёт ночь, станет Милдрет. Но Грегори сам ещё до конца не понимал, что за «ночь» он собирается провести, и что должен делать наедине с Милдрет под пологом темноты.
Та вернулась, как и было приказано, с бочонком вина и, поставив его на землю, шмыгнула за полог — чтобы тут же на пару с другим слугой внести внутрь ещё и вертел с бараном. Так много не требовалось на двоих, да и Грегори не хотел есть. Отпустив слугу, он разлил по дорожным чаркам вино и протянул один кубок Милдрет. Та приняла напиток и, благодарно кивнув, прикрыла на секунду глаза, полные нездорового блеска. Милдрет знала, — понял Грегори. Милдрет как всегда всё о нём знала.
Грегори разозлился было на собственную нерешительность, но сделать ничего не успел, потому что Милдрет спросила:
— Я справилась?
Грегори судорожно кивнул.
— Ты принесла мне победу, — произнёс он и понял, что голос всё ещё хрипит. — Ты самое дорогое, что у меня есть, Милдрет.
Милдрет вскинулась и доверчиво, даже как-то с надеждой, посмотрела на него. Будто спрашивал: «Правда?»
Грегори не ответил ничего. Он залпом осушил свою чарку и, отставив её на стол, схватил Милдрет за плечи — та едва успела убрать в сторону собственную чашу с вином.
На секунду Грегори впился жёстким поцелуем в её губы — но уже в следующее мгновение спустился ниже, изучая ртом едва приоткрытые в вороте туники ключицы.
— Милдрет… — выдохнул он и принялся искать кончики ремня, поддерживавшего тунику девушки на животе.
Милдрет судорожно шарила по его спине, но, заметив, что руки Грегори не справляются, принялась помогать, и, наконец, они вместе избавились от пояса, а затем стянули через голову и саму тунику, и рубаху, оказавшуюся под ней. Милдрет растерянно замерла, не зная, что делать теперь, но Грегори тут же поймал её руки и уложил себе на живот, приказывая раздеть и его. Тело Милдрет — обнажённое, хрупкое, натянутое как струна — было перед ним, и Грегори больше не мог терпеть. Он принялся покрывать поцелуями острые плечи и оторвался лишь на миг — когда Милдрет стягивала одежду с него самого, а едва та оказалась на земле, резко прижался к девушке, необычайно остро ощутив жар тела, которое давно уже казалось ему родным, но до сих пор оставалось далёким и неприступным.
Какое-то время они стояли так. Милдрет тоже принялась целовать его плечи. Руки обоих скользили по обнажённым телам, но больше они не делали ничего, лишь плотно вжимались друг в друга бёдрами. Каждый силился ощутить тело другого каждой клеточкой своего.
Грегори опомнился первым. Он поймал в ладони ягодицы Милдрет, ещё обтянутые тонким льном, и крепко сжал. Милдрет выгнулась, подаваясь навстречу, и громко застонала. Чуть отстранившись, Грегори перехватил её безумный, затуманенный желанием взгляд.
— Хочешь меня? — спросил он, склонившись к самому уху Милдрет. Та прогнулась ещё сильнее и коротко выдохнула:
— Да…
Грегори стянул с неё остатки одежды и, толкнув на шкуры, стал медленно раздеваться сам. Он любовался гибким телом, распростёртым перед ним, но и силился отсрочить самый последний момент. Сердце билось как бешеное. Вот она, Милдрет, была перед ним. Полностью открыта. Оставался последний шаг — но что дальше делать, Грегори не знал.
Наконец покончив с одеждой, он опустился на колени перед Милдрет и развёл её ноги в стороны. Сердце едва не выпрыгнуло из груди, и Грегори замер, разглядывая доверчиво раскрывшееся ему тело. Всё это было неправильно — Грегори чувствовал, что не может взять Милдрет так же легко, как сделал бы это с дочкой мельника или кем-то ещё.
Он склонился над Милдрет и принялся целовать её грудь. Грегори ловил губами розовые соски один за другим, от чего Милдрет стонала и прогибалась под ним. Она билась в руках Грегори взбесившейся птицей, силилась притянуть того ближе к себе, но, кажется, тоже ничего не понимала.
Наконец Милдрет просто поймала плоть Грегори в ладонь, и теперь уже тот прогнулся, обнаружив, что эта рука на самом чувствительном месте сводит его с ума, даря ощущения, которые он никогда не смог бы доставить себе сам.
Милдрет стремительно задвигала ладонью, и Грегори, взяв с неё пример, тоже проник пальцами ей между ног и стал двигаться в такт.
Животы были тесно прижаты друг к другу, едва оставляя несколько дюймов для движений, но никто не замечал неудобства.
Грегори прекратил целовать Милдрет и теперь просто смотрел ей в глаза, краем взгляда замечая, как та судорожно облизывает губы и кусает их.
— Грегори… — шептала она.
Этот шёпот заставил Грегори излиться первым. Он последний раз толкнулся Милдрет в кулак и, на секунду прикрыв глаза, в изнеможении впился поцелуем в искусанные губы. Он сам задвигался быстрее, почти инстинктивно помогая себе бёдрами, продолжая толкаться в ногу Милдрет обмякшей плотью, пока та не выгнулась в последний раз и не затихла расслабленно, прикрыв глаза.
Руки её теперь крепко сжимались на спине Грегори, будто Милдрет боялась, что тот захочет уйти, но ничто на свете не заставило бы в эти минуты Грегори отстраниться хотя бы на дюйм.
Оба ощущали, как мучительно мало получили только что. Грегори хотел ворваться в Милдрет, проникнуть в самую глубь. Но оба понимали, что позволить себе больше им нельзя, и сейчас даже от этого немногого им было нестерпимо хорошо.
По приезде в замок их в самом деле ожидал пир.
Генрих был мрачен как туча — Милдрет, не отходившая от Грегори ни на шаг, наблюдала это, стоя у юноши за плечом. Каждую секунду она была готова к тому, что Грегори стиснет её руку так же, как это было, когда к нему подошли кузены перед турниром, но Грегори оставался спокоен и был даже, кажется, немного зол.
— Приветствую, наместник, — едва ли не с порога бросил он.
Гости, уже сидевшие за столом, замолкли, и все до одного посмотрели на него.
Сэр Генрих стиснул руку, лежащую на столе, в кулак.
— Приветствую, сэр Грегори, — холодно произнёс он.
Грегори, направившийся в зал, едва миновал ворота замка, не снимая плаща и не отстёгивая меча, теперь прошёл в центр залы и остановился, глядя на него сверху вниз. Три десятка вновь посвящённых рыцарей толпились за его спиной.
— Ты, видимо, уже начал праздновать мой триумф?
— Само собой, — Генрих немного расслабился и обвёл залу рукой, — мы ждали тебя.
Грегори проследил взглядом за его пальцами. Взгляд его поочерёдно падал на лица сидевших за верхним столом — Тизон по правую руку, по левую Ласе. Дальше те, на чью помощь он рассчитывал до сих пор — Седерик и капеллан.
Грегори скрипнул зубами, но и не подумал свернуть.
— Твой лорд прибыл, как видишь. Хотел отдохнуть с дороги, но башня, где ты держишь меня уже три года, показалась мне маловата.
Начавшая было оттаивать толпа снова замерла, все до одного переводили взгляды с наместника на самоназванного лорда и обратно.
Генрих откинулся в кресле, но фигура его оставалась напряжённой. Свёл густые брови к переносице и медленно произнёс:
— Обдумал ли ты моё предложение, прежде чем так со мной говорить?
— Обдумал, — ровно произнёс Грегори.
— И каков твой ответ? Ты не можешь стать лордом, пока не вступишь в брак, — Генрих снова обвёл рукой зал, — это признают все.
Грегори прищурился. Такого поворота он не ожидал, но не собирался показывать, как тот ошарашил его.
— Я завтра же прикажу разослать гонцов и привезти портреты, — сказал он.
— Зачем ехать далеко? У нас был уговор. Мы обсуждали Ласе.
Грегори кинул быстрый взгляд на кузину, бледную как мел. Ей явно было неуютно от того, что разговор, в котором она выступала товаром, шёл при всех, и оказывалось, что она не такой уж желанный товар.
Грегори вовсе не стремился её оскорблять и потому решил сбавить тон:
— Я рассмотрю и этот вариант, — сказал он наконец, — когда займу свой трон.
— Ты займёшь место в темнице! — Генрих резко нагнулся над столом и стукнул по нему кулаком.
Грегори поднял брови.
— Ты уверен, что сказал то, что хотел сказать? — Грегори подал знак рыцарям, стоявшим за его спиной, и те сомкнули ряды стеной.
Генрих неподвижным взглядом смотрел на Грегори. В голове у наместника крутились расчеты — количество людей в зале, и то, сколько из них выступит на его стороне.
— Я прикажу приготовить тебе новые покои, — тихо сказал он, — а помнишь ли ты другой наш уговор?
В глазах Грегори отразилось недоумение, и Генрих снова откинулся назад, чувствуя, что возвращает себе контроль.
— Твой слуга, — пояснил он, — ты помнишь, на каких условиях я отдал его тебе?
— Он не слуга, — тихо сказал Грегори. В голосе его клокотала злость, но он звучал куда менее уверенно, чем до сих пор. Грегори помнил уговор. — Он свободный оруженосец. Он не подчиняется ни мне, ни…
— Он, возможно, не подчиняется тебе, — перебил его Генрих, и в голосе его звучала насмешка, — но он, как и прежде, подчиняется мне.
Милдрет, всё ещё стоявшая у Грегори за спиной, побледнела. Взгляд её упал на пол, где когда-то она стояла на коленях перед толпой.
Рука Грегори скользнула за спину и крепко сжала её ладонь, но Милдрет не нашла в себе силы стиснуть её в ответ.
— Пир в твою честь! — провозгласил Генрих. — Освободить для сэра Грегори рыцарскую башню — он достоин её больше, чем так и не сумевший одолеть наших врагов сэр Тизон!
На последнем слове Тизон, до сих пор смотревший в одну точку, вздрогнул и перевёл взгляд, полный недоумения, с наместника на юного лорда. Грегори даже не взглянул на него. Всё, что интересовало его в тот момент — это холодная и неподвижная кисть Милдрет, которую он сжимал в руке.
— А ты, — Генрих ткнул пальцем в шотландку и замолк, дожидаясь, пока та посмотрит на него. — С этого момента и всю ночь до утра — служишь мне.
Милдрет сглотнула и посмотрела на Грегори, пытаясь отыскать на его лице хотя бы тень поддержки— но тот стоял холодный и неподвижный. Глаза юноши смотрели прямо перед собой.—Это правда? —спросила Милдрет шёпотом. В голосе её была боль, но даже теперь Грегори не повернул головы.—Делай всё, что он говорит.Милдрет медленно повернулась к Генриху лицом. На губах наместника играла улыбка. Он разжал наконец кулаки и теперь, подняв в воздух одну руку, щёлкнул пальцами.—Вина мне. Кубок пуст.Милдрет на негнущихся ногах двинулась вперёд и, обойдя стол, остановилась у Генриха за спиной. Руки двигались сами собой— она наливала вино, накладывала еду— но не чувствовала ничего.Генрих тем временем приказал поставить ещё один стул по левую руку от себя, и Грегори занял появившееся место, как и на прошлом пиру— посередине между Генрихом и Ласе.На девушк
Когда Грегори проснулся, рука его инстинктивно зашарила по кровати, и он тут же распахнул глаза, поняв, что Милдрет рядом нет.События прошлой ночи нахлынули потоком образов— один отвратительнее другого. Он закрыл лицо руками и застонал. Где теперь Милдрет? Не сбежала ли она после всего? Грегори ожидал худшего.—У вас болит голова?Грегори вздрогнул и сел на кровати. Милдрет стояла около стола, оказавшегося на месте их обычного сундука. Стояла, впрочем, она тоже не там где всегда— у окна, а в уголке у очага. Сама комната была больше той, к которой он привык, раза в два, и старой мебели ощутимо не хватало, чтобы сделать её уютной.Всё это Грегори отметил мельком, прежде чем вскочить и броситься к Милдрет, которая едва не выронила котелок, когда Грегори схватил её за плечи и прижал к стене. Котелок она всё же успела опустить на стол, но глубоко на дне её серых глаз замер страх.Этот страх болезненным уколом отозвал
Наутро Грегори решил, что дожидаться помощи от Доба не будет.Несколько минут он разглядывал лицо Милдрет, в нарушение всех правил проспавшей завтрак, потом легко поцеловал её в висок и, спрыгнув на пол, забарабанил по двери.Когда сонный рыцарь отпер замок с другой стороны, Грегори, не тратя времени на приветствия, приказал:—Принести кровать, которую я привёз из Шотландии. Мой письменный стол. Кресло. И, пожалуй, коллекцию шотландских книг.—Сейчас? —поинтересовался рыцарь, бросив быстрый взгляд за окно, где едва поднялось над горизонтом восходящее солнце.—Не вижу, по каким причинам я должен ждать ещё, вам следовало бы сделать это без напоминаний неделю назад.Скрипнув зубами, рыцарь принялся выполнять приказ, а Грегори вернулся в кровать и, забравшись одной рукой под одеяло, пощекотал Милдрет гладкий живот. Та задёргалась, пытаясь прикрыться локтями, но в итоге лишь оказалась целиком у Грег
Сонная Ласе появилась в зале, когда все уже стояли на своих местах. Грегори, державшему её за руку, на секунду показалось, что она вовсе не понимает, что здесь происходит.Эта мысль мелькнула и исчезла, сменившись злостью— на Генриха, который стал олицетворением тьмы, скопившейся по углам. На Милдрет, которая молча и безропотно подчинялась этой тьме, будто видела себя мученицей, из тех, что изображали на витражах. На себя самого, за то, что ничего не мог сделать, ни одно из данных слов не мог сдержать. И на Ласе— просто потому что она была здесь, заспанная и рассеянная, держала свою руку в его руке, когда он хотел касаться только одной девушки на земле.—Этот брак не принесёт вам счастья, сестра,— шепнул он, когда Ласе подошла вплотную— так близко, чтобы услышать его.Ласе с удивлением воззрилась на кузена.—Я думала, вы передумали,— сказала она так же шёпотом.&mda
—Проси меня! —приказал Грегори и обвёл головкой члена розовый припухший вход.—Обойдёшься! —Милдрет изогнулась, пытаясь без помощи связанных рук насадиться на раскалённый, обжигающий член. Нутро горело и требовало быть заполненным, но поддаваться она не собиралась.Зима уже приближалась к середине, и морозы стояли такие, что с трудом спасал едва тлеющий очаг. Окно пришлось завесить гобеленом, чтобы хоть как-то преградить доступ холодного воздуха внутрь слишком большой комнаты, а само помещение разгородить такими же гобеленами на несколько частей— чтобы не давать ветру гулять насквозь.Выходить не хотелось никому— ни Милдрет, которой по уши хватало ежедневных прогулок за водой и едой, ни даже Грегори, который теперь имел возможность свободно передвигаться внутри замка, но пользоваться ею не спешил.Встретиться с союзниками он не мог всё равно, потому что не сомневался в том, что помимо
Шурша юбками, Ласе бежала от рыцарской башни к донжону. Щёки её пылали, и она с трудом могла разглядеть контуры зданий в темноте.Ласе почти не сомневалась, что о её позоре давно уже знают все. Все кухарки перешёптывались о том, что Грегори больше нужен его хорошенький оруженосец, приходивший каждое утро за едой для него, чем невеста, самая знатная леди в замке— леди Ласе.Ласе оступилась, задела носком туфельки корень дерева, проросшего сквозь брусчатку двора, и, взвыв от боли, пнула его ещё раз.—Будь ты проклят, Грегори! Будь проклят ты, твой слуга и весь этот замок, ставший прибежищем вашего порока! Как же я ненавижу тебя!Ласе замолкла и приникла к стволу дерева спиной. Закрыла глаза, невольно погружаясь в события десятилетней давности, когда они с Грегори ещё были почти что друзьями— насколько девочка может дружить с хулиганистым пацаном.У Ласе было трое кузенов, но к двоим она была абсолютно равнодушна вс
Милдрет уехала следующим вечером— как и приказал Грегори.Грегори смотрел ей вслед, пока силуэт посланницы не растаял в ночной темноте, а затем сел за стол и принялся писать ответное письмо. Он просил прощения за то, что не предупредил заранее, и извещал о том, что намеревается посетить свою наречённую на следующий вечер.Письмо было передано через охрану, потому что Грегори не опасался, что его могут прочитать. Напротив, он хотел, чтобы сэр Генрих узнал об этом визите.Следующим вечером Грегори расчесал волосы— что оказалось весьма неудобно делать в отсутствие Милдрет— достал из сундука праздничную тунику и, подвязав ее поясом, который потребовал у сэра Генриха перед турниром, вышел во двор.Охрана не протестовала против его прогулок уже давно. Не вызвало его появление во дворе удивления и у слуг— по крайней мере, вслух никто ничего не сказал.Ласе уже несколько месяцев как не ночевала вместе со всем
Через несколько дней после этого неудачного свидания Ласе попробовала навестить Грегори в его башне, но стражники не пустили её— Грегори всё ещё был зол от того, что обнаружил на себе «неведомый запах».Больше она не пыталась тревожить своего наречённого, и только через некоторое время удивила Милдрет, остановив её, когда та несла с кухни еду.—Передай господину,— сказала Лассе негромко,— я сделала, как он хотел. И ответ «да».Милдрет вгляделась в её осунувшееся, исхудавшее лицо и решила не подливать масла в огонь. Кивнула и направилась в башню.Ласе в самом деле чувствовала себя плохо. Никогда будущее не страшило её так, как теперь.Ещё недавно она была дочерью лорда замка Бро, а теперь превратилась в отвергнутую— уже не невесту, ещё не жену.Мысль о том, чтобы предать Грегори и рассказать о его заговоре— а в том, что это был заговор, Ласе не сом