Перу, январь, 1799 год
Де Конн остановился в доме шамана. Он стоял на том же месте, на котором пять недель назад лежал мальчик в тот момент, когда Сергей Подольский ворвался в молебную и насильно вынес ребенка из дома.
– Кем был твой гость? – спросил он шамана.
– Моряк, офицер, – шаман уселся на лавку у стены и уныло воззрился на алтарь. – С ним был мичман по имени Каморкин. Он был у меня ранее, и я принял его друга по доверию. Помнишь, мой демон сновидений Таликоан явился к тебе, когда ты был в Европе, и попросил навестить старуху в Петербурге – ту, что дом заложила?
– Помню, – кивнул маркиз, – я воспользовался своим демоном Абдшу, чтобы явиться к ней… Ох, и напугал же я ее!
– То была жена Каморкина. Сергей этот просил о своем отце, и я отправился в поиск.
– Что произошло?
– Таликоан перенес моего медиума в место, где жил отец Сергея, и мальчик увидел двух человек со шпагами… Они убили старика.
– Отца твоего гостя?
– Да, но ты же знаешь, видения медиума происходят в будущем. Значит, убийство еще не произошло. Я надеюсь предотвратить трагедию.
Маркиз покачал головой:
– Духи судьбы не столь милостивы. События произойдут достаточно далеко отсюда, да еще и неизвестно где… Они не оставили нам времени на предотвращение преступления. Оно произойдет, хочешь ты этого или нет! Лучше расскажи, что было дальше?
– Ничего не понимая в ритуале, гость ворвался сюда, в молебную…
– Он прервал церемонию в момент видения?
– Да, но хуже всего, что он решил увезти медиума. Я послал за ним демона Кунтур. Он убил Сергея.
– Ты правильно сделал, Старик, – маркиз фыркнул. – Зачем же ты позвал меня?
– Из-за всей этой суматохи Таликоан попал в ловушку, и я должен вернуть его! Мой медиум был в глубоком сне, когда гость вырвал его из-под моей защиты. Ради мальчика я позволил ему делать все, что тот хотел, лишь бы тот не проснулся.
– Но его связь с демоном все равно прервалась?
– Да. Таликоан оставил его по дороге… Я все же надеялся, что он сможет вернуться. Но когда мои люди привезли ребенка сюда, тот уже ничего не помнил…
– Он слишком молод для столь непосильной задачи!
Шаман согласно кивнул и печально опустил голову. Маркиз глянул на его лицо, помолчал, вздохнул.
– Я займусь твоим демоном, – сказал он после недолгих раздумий. – В Лиме не так уж много матросов с иностранных судов с фамилией Подольский. Я узнаю, откуда он и где живет его отец… Может, найду его живым…
Шаман благодарно склонил голову.
– Теперь о главном, – сказал он. – Таликоан может натворить бед, если окажется во власти непосвященного.
– Его кто-то может «подобрать», – заключил маркиз.
Вместо ответа шаман улыбнулся. Когда он улыбался, по его лицу разбегались глубокие морщины, точно трещины на разбитом стекле, выдавая истинный возраст старика. Де Конн продолжал:
– Сейчас Таликоан находится во временной ловушке между настоящим и будущим. Он не может сойти с места, но тем беспокоит всех, кто через это место проходит или живет на нем. Когда предвиденное убийство произойдет, демон освободится…
– Если ты его упустишь, знай, он может воссоединиться с человеком, имеющим способности к видениям, скорее всего, после своей короткой смерти.
– Чтобы «подхватить» Таликоана, новый медиум должен пережить смерть, затмение разума и вновь воскреснуть?
– Да, Путник. И последнее, из-за этой трагедии я должен уйти в горы. Надолго. Прошу тебя, возьми моих людей. Они немолоды, но преданы посвященным. Двое из них, Кабеза и Барыга, будут тебе телохранителями…
– Я возьму их, кто бы они ни были, – де Конн участливо положил руку на плечо шамана, – тебе не надо меня уговаривать, Старик.
Алена с трудом, словно погруженная под воду, открыла глаза. Соленой тряпки во рту уже не было, но лицо пылало и болело. Тусклый свет от пеньковых свечей освещал низкий потемневший от времени деревянный свод. Изба? Осмотрелась. Она лежала на узком топчане. На стенах висели веревки, плети и нелепая картина с нагими, похожими на куски сырого мяса девками. Сон ли это? Она попыталась встать, но поняла, что была привязана за руки и ноги к краям топчана. Еще пара напрасных усилий освободиться… – Эй, кто-нибудь! За дверью послышались торопливые шаги. Ключ повернулся, дверь распахнулась. Возникшая в темной комнате фигура, слегка сутулая и до боли знакомая, присела на край кровати. Светлые кудрявые волосы, серые холодные глаза. – Вы?!! – Я, бесценная моя! – лицо племянника Камышихи Михаила Николаевича Савина растянулось в желчной улыбке. – Что вы здесь делаете? Почему я здесь? – О, милая графиня, то, что я здесь делаю, называется завершением сде
На ужине в большой зеркальной трапезной дворца стол занимали тридцать шесть человек. Приглашены были родственники княгини Камышевой во главе с самой светлейшей, врач Тильков и друзья Алены во главе с молодой хозяйкой. Возвратившийся Бакхманн поразил гостей прекрасным знанием придворного этикета – абсолютным молчанием. Камышиха, сидя напротив Алены, тараторила без умолку. Лицо светлейшей ясно выражало желание обратить внимание девушки на то, что она должна веселиться. Но графиня всеми мыслями погрузилась в густой белужий суп, уже остывший и превратившийся в рыбный пудинг. Она чувствовала на себе взгляд де Конна. Его мысли явно были заняты ею. Темные глаза маркиза изучали бледное лицо графини уже более десяти минут. Чувствовал этот взгляд и Яков Оркхеим. Он сидел рядом с де Конном и не мог остановить чувства отвращения к потиравшему подбородок хозяину дворца. Все остальное проходило, как обычно: слушали трескотню Камышихи, умеренно ели, почти не пили. – Дамы и господа, – након
Воскресным вечером в изоляторе врача было тихо. Участники храма Оркуса после тихой беседы с бурмистром покинули территорию имения, сердечно уверив того, что никогда не переступят порог Дома. Сверх того, они единодушно приняли предложение де Конна о ежегодном пожертвовании двадцати тысяч рублей серебром в счет оплаты долговременного обучения представителей бедных дворянских семей. В приемной доктора остались лишь двое воспитанников, Осип Старцев и Алекс Викель. Обледеневших и перепуганных молодых людей нашли в часовне кладбища. При них оказались несколько черепов и лопата с ломом. Барчуков собирались отправить в город для разбирательств, из-за чего они сидели на лавочке со своими пожитками, словно на похоронах – молча и печально. Де Конн вышел в сени, увлекая за собой проспавшегося следователя. – Что с ними будет? – спросил маркиз. Брехтов поморщился, разглаживая ладонью помятое лицо. – В лучшем случае отправят по домам, но на приличную карьеру
Следующим утром за Брехтовым заехала двуколка, чтобы отвезти его на завтрак к бурмистру. Стол маркиза был обилен, а запах прекрасного кофе приятно пробуждал. – Как сообщил мне господин Ласкин, – с ходу начал доклад следователь, – Тавельн покинул гостиницу в шесть вечера на следующий день после того, как отошел от летаргического сна, – в воскресенье шестого октября. Вернулся вчера рано утром, помылся, побрился, оделся, как обычно на прием к графине Алене, и ушел. С графиней я побеседовал сегодня после заутрени, и она сказала, что секретаря не видела. Что скажете? – Не поздновато ли он покинул гостиницу в первый раз? – Поздно, и даже очень, – кивнул Брехтов. – Значит, он намеревался остановиться на ночь неподалеку, скажем, в трактире. – Под сосенкой, – следователь усмехнулся на удивление собеседника. – Это ближайший трактир к землям князя. – Я вижу, вы знакомы с прилегающими окрестностями. – Пришлось останавливаться пару раз. Это
Ночью после печальных размышлений маркиз прошел в свою спальню. Там в одном из светильников был встроен механизм, сконструированный еще при строительстве дворца. Он открывал тайную дверь, через которую можно незаметно удалиться в нижние покои, а оттуда, через тайные ходы, – в парк. Но его путь лежал еще дальше. Архитектор сего сооружения сделал несколько соединений между старыми и новыми туннелями. Особое ответвление в ходах вело в камеры, которые, по задумке князя, должны были стать катакомбами по примеру парижских. В одном из помещений даже выращивались шампиньоны. Князь не желал предоставлять пиршеству червей свое тело, а посему для грядущего погребения в одной из тайных камер был приготовлен каменный мешок. На площадке, которую уже занимал саркофаг князя Камышева, возвышался алтарь. Сам алтарный камень, вернее валун, испещренный множеством знаков, был воздвигнут на этом месте тысячелетия назад древними язычниками. Его после устройства тайных камер опустили вниз, дабы языческое к
К десяти вечера будуар графини осветился присутствием сиятельного гостя. Достаточно было вдохнуть терпко-сладкий аромат, испускаемый его вечерней одеждой, чтобы понять, с какой именно целью маркиз пришел к даме. – Как ваши ножки? – спросил он, едва за ним закрылась дверь. Алена сидела на софе, опустив ноги в лоханку с водой. По указу де Конна врач приготовил ванну из глины, вернее из грязи, от одного вида которой на графиню нападала икота. Маркиз был спокоен, не мельтешил, подобно слуге, не улыбался – как всякий, кто желал стать ей другом, не потирал руки – как те, кто от нее что-то хотел. Он просто стоял над ней и молча ждал ответа. Стало неловко. – Не знаю, – Алена пожала плечами. – Но сижу уже минут десять, как вы и велели… Де Конн встал на колени перед лоханкой, поставил рядом сосуд с приготовленной им мазью, выудил из воды правую ступню девушки. Приподнял, осмотрел. – Да, пяточка потрескалась. Нельзя так кожу запускать… Ал