ГЛАВА 22
Очнулась в своей постели. Рядом спал Миша, а я попыталась вспомнить, что вчера произошло и почему у него чуть ниже груди повязка, пропитанная кровью. Поднесла руку к лицу Басмачёва, чтобы понять, дышит хотя бы, или нет, на что он грозно заворчал.
– Спи, давай. Рано ещё.
Выдохнула. Жив.
– Что произошло?
Миша ничего не ответил, а кадры прошедшего «праздника» понемногу возвращались ко мне, принося с собой страх и непони
ГЛАВА 241994 годОбработала его рану ещё раз и сделала перевязку. Всё это время Миша сидел на стуле и смотрел на меня с какой-то странной, кривой ухмылкой. Иногда она исчезала, когда я касалась раны, от боли перекашивалось лицо, но вскоре снова появлялась.– А ты у меня преданная девочка, да?– усадил к себе на колени, а я обняла его за шею, стараясь не касаться раны.– На всё ради меня готова?Как-то не нравится мне этот разговор. Что, снова попытается меня под кого-нибудь подсунуть?
ГЛАВА 281994 год– Ну что?– как будто откуда-то издалека послышался голос Мишки и я вздрогнула. Открыла глаза, увидела его и вдруг тиски, что сердце сдавливали, дышать не позволяли, ослабли.Живой. И я живая… Вроде бы. Лежу на кровати, только не на своей. Кажется, я у Басмачёва дома, в их с Веркой спальне.– Всё нормально, не считая немного пониженного давления,– чей-то чужой голос, не слышала его раньше.
ЭПИЛОГ 11995 годМихаил Басмачёв– Привет, кроха,– взяв на руки дочь, впервые свободно вдохнул. Не так, как обычно, кусками хватая жизнь, а полной грудью. Там же, в груди, что-то больно трепыхнулось и заныло. Странное ощущение. Дикое и непривычное. И в глазах щиплет…Он не ощущал этого, когда родился сын. Ну, да, был рад. Очень. Даже счастлив. Но чтобы вот так… Чтобы до слёз… Нет. С появлением на свет дочери внутри что-то перевернулось. Как будто только сейчас начал чувствовать вкус жизни. Настоящей ж
ЭПИЛОГ 2Иван БероевОна сидела у окна и даже не повернулась, когда он вошёл. Дверь с хлопком закрылась, а Иван присел на её скрипучую койку. Огляделся вокруг, сердце сжалось от жуткой тоски. Знал ли он когда-то, как закончится его любовь? В тошнотворно белых стенах, выбеленных известняком.– Здравствуй, Марина.Её плечи чуть вздрогнули, напряглись. Стиснула пальцами край подоконника и тихо выдохнула. Каждый раз так. Боится, дрожит, но радуется его приходу, как полоумная.
ЭПИЛОГ 3Катя– Смотри, папа приехал!– уж не знаю, кто больше радовался приходу Миши, я или дочь.Когда он возвращался домой, бежала встречать его с нашей крошкой на руках, а Басмачёв смеялся и обещал отправить меня в ясли. Улыбка исчезла, когда из машины вылез малыш. Он забежал за спину отца и робко выглянул из своего временного укрытия.– Илюшка… Смотри, Машка, братик твой приехал.Илья подрос. Теперь он был не таким
Лихие 90-е… Одна из самых страшных эпох, потери которой сравнимы с потерями во время гражданской войны.Чеченский конфликт, криминальные разборки, проституция и стаи озлобленных малолеток-беспризорников.Но даже в то страшное время было место для любви. Крышесносной и сумасшедшей, больной и болезненной. Любви нищей бродяжки к криминальному авторитету, для которого такие, как она – пыль.Знакомьтесь! Екатерина Семечкина, она же Катька-проныра – девочка с улицы, оборванка, воришка. Эта сложная, временами жёсткая история о ней, маленькой беспризорнице, полюбившей бандита.
ГЛАВА 21992 годКто-то похлопал меня по щекам и я начала выныривать из тёмного провала.– Эй ты! А ну на меня смотри!Нет, не надо. Не хочу туда! Не хочу снова боль чувствовать! Дайте мне ещё чуть-чуть насладиться этой невесомостью, где не холодно, не голодно, где тихо и спокойно.Но кому-то срочно потребовалось привести меня в чувство и я искренне надеялась, что очнусь и увижу маму. Свою любимую мамочку, что оставила меня на произвол судьбы
1992 годВ голове вертелась лишь одна мысль – конец. Если меня здесь застукают, придётся очень несладко. Хотя, чего уж там… Пиздец будет. Этот браток мне голову снимет, а потом скажет, что я такая и пришла.Отдышалась за пару секунд и, присев, спряталась за какой-то бочкой. Только бы не вошли сюда, только бы…И конечно же, по закону подлости дверь скрипнула и послышались чьи-то тяжёлые шаги. Ну вот. Вот и капут. Судя по тяжести шагов, пришла не продавщица. Уж из её рук я бы как-нибудь да выскользнула, а вот кого покрепче мне не оттолкнуть и не напугать.И что самое хреновое, этот самый «покрепче» двиг