ЭПИЛОГ 1
1995 год
Михаил Басмачёв
– Привет, кроха, – взяв на руки дочь, впервые свободно вдохнул. Не так, как обычно, кусками хватая жизнь, а полной грудью. Там же, в груди, что-то больно трепыхнулось и заныло. Странное ощущение. Дикое и непривычное. И в глазах щиплет…
Он не ощущал этого, когда родился сын. Ну, да, был рад. Очень. Даже счастлив. Но чтобы вот так… Чтобы до слёз… Нет. С появлением на свет дочери внутри что-то перевернулось. Как будто только сейчас начал чувствовать вкус жизни. Настоящей ж
ЭПИЛОГ 2Иван БероевОна сидела у окна и даже не повернулась, когда он вошёл. Дверь с хлопком закрылась, а Иван присел на её скрипучую койку. Огляделся вокруг, сердце сжалось от жуткой тоски. Знал ли он когда-то, как закончится его любовь? В тошнотворно белых стенах, выбеленных известняком.– Здравствуй, Марина.Её плечи чуть вздрогнули, напряглись. Стиснула пальцами край подоконника и тихо выдохнула. Каждый раз так. Боится, дрожит, но радуется его приходу, как полоумная.
ЭПИЛОГ 3Катя– Смотри, папа приехал!– уж не знаю, кто больше радовался приходу Миши, я или дочь.Когда он возвращался домой, бежала встречать его с нашей крошкой на руках, а Басмачёв смеялся и обещал отправить меня в ясли. Улыбка исчезла, когда из машины вылез малыш. Он забежал за спину отца и робко выглянул из своего временного укрытия.– Илюшка… Смотри, Машка, братик твой приехал.Илья подрос. Теперь он был не таким
Лихие 90-е… Одна из самых страшных эпох, потери которой сравнимы с потерями во время гражданской войны.Чеченский конфликт, криминальные разборки, проституция и стаи озлобленных малолеток-беспризорников.Но даже в то страшное время было место для любви. Крышесносной и сумасшедшей, больной и болезненной. Любви нищей бродяжки к криминальному авторитету, для которого такие, как она – пыль.Знакомьтесь! Екатерина Семечкина, она же Катька-проныра – девочка с улицы, оборванка, воришка. Эта сложная, временами жёсткая история о ней, маленькой беспризорнице, полюбившей бандита.
ГЛАВА 21992 годКто-то похлопал меня по щекам и я начала выныривать из тёмного провала.– Эй ты! А ну на меня смотри!Нет, не надо. Не хочу туда! Не хочу снова боль чувствовать! Дайте мне ещё чуть-чуть насладиться этой невесомостью, где не холодно, не голодно, где тихо и спокойно.Но кому-то срочно потребовалось привести меня в чувство и я искренне надеялась, что очнусь и увижу маму. Свою любимую мамочку, что оставила меня на произвол судьбы
1992 годВ голове вертелась лишь одна мысль – конец. Если меня здесь застукают, придётся очень несладко. Хотя, чего уж там… Пиздец будет. Этот браток мне голову снимет, а потом скажет, что я такая и пришла.Отдышалась за пару секунд и, присев, спряталась за какой-то бочкой. Только бы не вошли сюда, только бы…И конечно же, по закону подлости дверь скрипнула и послышались чьи-то тяжёлые шаги. Ну вот. Вот и капут. Судя по тяжести шагов, пришла не продавщица. Уж из её рук я бы как-нибудь да выскользнула, а вот кого покрепче мне не оттолкнуть и не напугать.И что самое хреновое, этот самый «покрепче» двиг
1992 годВ голове вертелась лишь одна мысль – конец. Если меня здесь застукают, придётся очень несладко. Хотя, чего уж там… Пиздец будет. Этот браток мне голову снимет, а потом скажет, что я такая и пришла.Отдышалась за пару секунд и, присев, спряталась за какой-то бочкой. Только бы не вошли сюда, только бы…И конечно же, по закону подлости дверь скрипнула и послышались чьи-то тяжёлые шаги. Ну вот. Вот и капут. Судя по тяжести шагов, пришла не продавщица. Уж из её рук я бы как-нибудь да выскользнула, а вот кого покрепче мне не оттолкнуть и не напугать.И что самое хреновое, этот самый «покрепче» двиг
ГЛАВА 51992 годЗа огромным столом, что, к слову, ломился от разнообразной жратвы, сидело десятка два братков и все не последней «масти». Ну, по крайней мере, я так подумала по их одежде и выражению наглых рож, которые перекосило явно из-за моего появления. Конечно, куда мне до элиты этой. Уж их дети точно не слоняются по грязным улицам в поиске чего-нибудь пожрать. Да и они не знают, как оно, докуривать бычок, найденный у мусорки, да в протухших помоях копаться.– Пойдём,– Басмач, как будто не замечая моего замешательства и недовольства своих друзей, потащил меня к столу.
1992 годОтрывать мою дурью башку он не стал, но кошелёк забрал. Забрал и выкинул меня, как мусор, бросив прямо на промерзшую землю.– Снять бы с тебя эти шмотки, да отправить с голой жопой!– зарычал напоследок и сел в машину, сильно хлопнув дверью.Тачка дернулась с места, пролетела мимо меня, развернулась и в считанные секунды скрылась из виду. Я встала и, опустив голову, поплелась дальше, к огонькам. Правда, уже без былого энтузиазма. Ни еды теперь, ни денег.А ещё было стыдно. Басмач хоть и мудак, но отнёсся ко мне по-