Игрушка из грязных трущоб

Опустив голову в пол, сжавшись в ничтожный комок, я слышала, как его, начищенные до кристального блеска ботинки, ступили на дорогой мраморный пол и, отцокивая мелодию власти, направились в мою сторону. Но перед тем, как мужчина встал с дивана, я услышала звонкий шлепок, после которого нечто тяжелое, звякнув цепями, с грохотом опрокинулось на пол. И тогда я поняла, что Дамир всё-таки ударил темнокожего раба, у которого на спине, помимо пояса из ржавых цепей, имелись многочисленные шрамы, порезы и ожоги.В этот миг задорная музыка стихла. Смолки и хнычущие рабыни, забившись под столом, наигранно плясавшие минутой ранее. Звук шаркающих шагов раздался в полушаге от меня. Я, не дышала, не моргала, не двигалась. Лишь нервно пыталась проглотить в пересохшем горле застрявший ком страха, что мешал мне дышать, и мысленно приготовилась к самому худшему.— Посмотри на меня, — холодный, словно северно-ледовитый океан голос, могучим цунами обрушился на моё тело, заставля

Всё, о чём я сейчас мечтала — хорошенько прополоскать саднящий рот и вдоволь проплакаться. Через пять секунд после ухода главного, в комнату вошёл тот самый лекарь Завир в сопровождении вооружённого головореза.— Идём, милочка. Хозяин велел тобой заняться.Сначала я подумала, что меня пустят кругу, развлекая остальных нелюдей, охранников, например, но старик, ухватив меня за локоть, быстро потащил меня прочь из покоев Главного.Мы спустились на нулевой этаж особняка. Подвальное помещение, в отличие от хором Барона, оказалось весьма убогим, достаточно тёмным и довольно прохладным. По пути нам встречались какие-то люди в одинаковых одеждах, которые суетливо бегали по коридору, выполняя разного рода работу.Две немолодые женщины в простых серых платьях приняли меня из рук Завира и втолкнули в небольшую комнату, окутанную белым туманом, в которой пахло пряными травами. Под пристальным вниманием охранника, они грубо запихнули меня в чан с водой, чт

На улице практически стемнело, но я всё ещё успевала до закрытия хлебной лавки. Мягкая, слегка шершавая купюра в пятьдесят баксов приятно шелестела в моих руках, когда я с жадностью сжимала её в дырявом кармане своей поношенной толстовки. Для нашей семьи, эта сумма расценивалась как целое состояние, на которое можно было месяц жить без особых забот. Признаюсь, банкноту такого масштаба я держала в своих руках впервые в жизни, отчего приятная нега растекалась по всему телу, а желудок радостно сжимался, предвкушая в скором времени полакомиться тёплой выпечкой.Последний раз я ела три дня назад. Моим ужином были объедки, найденные в мусорном баке, вблизи одной из забегаловок трущоб. Практически целый, но покрытый плесенью сэндвич… За право обладать которым я едва не подралась с бродячим псом, заработав несколько приличных укусов в области запястья. А пёс, в свою очередь, заработал несколько сильных ударов металлической крышкой мусорника по голове, после чего, трусливо подж

Не прошло и минуты, а его член снова превратился в мрамор. Когда пылающий жаром кол упёрся в мои ягодицы — я невольно застонала, вцепившись руками в белоснежные простыни кровати, а бандит, хохотнув, схватил меня за бёдра и резко поставил на карачки, коленом надавив на плотно сжатые ноги.— Вот так… И не вздумай шевелиться! — Дамир грозно прорычал мне в спину, потираясь и толкаясь ещё не вставленным членом в узенькую дырочку женского тела через тонкую материю пеньюара.Тигры снова встрепенулись и, грозно зарычав, заёрзали на диване. Они явно нервничали. Но я — больше.— Пожалуйста... Можно вас попросить? — я впервые произнесла больше двух слов, обращаясь к бандиту.Его голос наполнился холодом, а член — ещё более настойчивей прижался к чувствительным складкам промежности:— Каждый раз, когда смеешь о чем-то попросить, называй меня Хозяин. На первый раз прощаю. Не буду наказывать. Запомни, ты &md

Его лицо — его карма… Так я поняла.На самом деле — это ужасно. Судьба Дамира ужасна. Я ни в коем случае не испытываю никакой симпатии к мужчине, за исключением красоты его тела, но мне действительно жаль, что его родная мать настолько жестоко поступила с собственным сыном. Даже мои родители, были более лояльны. Хотя, живя с ними, я многого натерпелась. Начиная с унижений, заканчивая побоями. Пьяные или обколотые, они возвращались вечером с «работы» и срывали всю свою злость на единственном чаде. Таким образом, я являлась для родителей чем-то вроде куклы для битья. Поэтому во время издевательств Дамира не испытывала той максимальной боли, которую должна была испытать. Но во мне, по отношению к людям, не было ни капли ненависти. Напротив, я хотела изменить этот жестокий мир к лучшему. Став, например, учителем или медсестрой.Кажется, я сошла с ума… Раз меня посетила жалость по отношению к собственному палачу. Вообще-то, мне вдруг не