30
До западной окраины города (станция «Истра») мы добрались на метро, причём, по просьбе Саши, ехали в разных поездах, с отрывом в десять минут. Камеры слежения бодрствуют всегда, не стоит давать лишних шансов возможным охотникам. Правда, турникет прошли вместе, приобнявшись (я жестоко смутился).
— Как ты проходишь турникет без меня? — поинтересовался я. Девушка улыбнулась.
— Обычно я прошу какого-нибудь паренька заплатить за меня, обещая ему скорые радости.
— А потом?
— Ухожу.
— А если он не отпускает и настаивает на скорых радостях? Показываешь ему нож?
— Совсем не обязательно — серьёзно ответила Александра. — Можно просто ударить ребром ладони у основания шеи.
Как ни была она серьёзна, я расхохотался, услышав этот рецепт, да и она не удержалась от смеха.
За квартал перед границей города Саша остановилась, попросила меня вытянуть вперёд правую руку и защёлкнула на моём запястье тяжёлый, будто свинцовый браслет.
— Ты стал невидим для аппаратуры слежения, — пояснила она. — Ты временно у м е р, Нестор. Живым к нам входить нельзя.
Я пробурчал что-то неопределённое.
Ещё несколько сотен шагов — и мы оказались перед невысокой изгородью с четырьмя рядами проводом между столбами.
— Стой! — остановила меня девушка. — Они под напряжением.
— Зачем? — поразился я.
— Говорят, чтобы не пускать в город диких зверей. А ты сам как думаешь, зачем?
Пройдя метров триста вдоль изгороди, мы пробрались под ней по глубокой канаве, скрытой кустарником (или это был искусственный ров?).
Саша сняла сандалии и пошла босиком.
— Я тоже должен так сделать? — спросил я. Она невозмутимо пожала плечами.
— Как знаешь. А вообще не советую: придётся потом надевать ботинки на грязные ноги, да и с непривычки сложно.
За городом она как-то отошла, посветлела, размягчилась: её движения стали свободней, легче, на лице появилась улыбка.
Мы прошли пару километров слегка заболоченным лугом и вошли в лес. Сердце моё учащённо забилось: до того я не был в лесу ни разу в жизни.
— Дыши, дыши, — негромко проговорила Саша. — Где ты в городе найдёшь такое чудо, бедный мой, несчастный парёнек! Прости: тебе, наверное, неприятно, что я тебя называю пареньком?
Я, копируя её, пожал плечами.
— Как знаешь. А вообще не советую: придётся каждый раз извиняться, да и с непривычки сложно.
Девушка фыркнула коротким смешком.
Дорога постепенно пошла в гору — и мы упёрлись в стену из густого кустарника.
— Уже, — тихо сказала Саша. — Это — внешнее ограждение. Сразу за ним — ров, но сверху он прикрыт и присыпан землёй, ты его не увидишь, пока в него не провалишься. Иди за мной, осторожно.
Аккуратно она повела меня вдоль стены из колючего кустарника. Справа встала такая же, проход оказался узким.
В одном месте Саша остановилась и указала мне на белый камешек на дороге. Через семьдесят сантиметров лежал ещё один, и отмечали они, оказывается, волчью яму.
— Шагай смелей, не бойся! — подбодрила она меня.
Ещё одна волчья яма, которую нужно было перешагнуть — и мы упёрлись в огромную мёртвую ель.
— А дальше как? — пробормотал я. Саша, наклонившись, ухватилась за «сучок» у самой земли и подняла вверх створку откидной двери, сработанную так искусно, что сложно было её обнаружить.
Мы прошли через широкое и высокое дупло, перепрыгнули через замаскированный «ров» девяностосантиметровой ширины (по правде говоря, прыгал я, а Саша просто перешагнула) — и вот стояли в холмистой роще, берёзовой. Впрочем, заметил я среди деревьев и пару ёлочек, и, к своему удивлению, яблоню.
— Крипту сложно обнаружить с воздуха, — пояснила моя провожатая. — Деревья. Летом листва, а зимой снег на ветвях. Даже если приглядываться, увидишь только эти холмики… Южный, северный и западный — бывшие армейские доты. Долговременные огневые точки. Когда основатель Крипты открыл это место, они были ещё в сносном состоянии. В северном доте теперь живёт Михаил Петрович, в южном — Иван. А в центре когда-то был выкопан блиндаж, но брёвна за полтора века, конечно, сгнили, мы его восстанавливали… И неплохо, как видишь, восстановили! Или ты не видишь? Ещё лучше! Зверям сюда не пробраться. А ведь их стало теперь больше: люди уезжают в города, деревень почти не осталось, агропредприятиям при «интенсивном» способе хозяйствования не нужно так много земли, вот леса и разрастаются… И человеку — тоже не пройти, если он не знает, как идти. Бывает, правда, что приходят любопытные ротозеи, тычутся во внешнюю ограду… На деревьях Дед Михей развесил специальные свистульки, когда дует ветер — они завывают волком. Кстати, настоящие волки здесь тоже водятся, но из наших только Анетта их боится. Я своими глазами как-то видела, как наш наставник, присев на корточки, о чём-то «беседовал» с волком, который от него был в трёх метрах. Если нет волков, мы и сами подвоем, и тогда любители природы бегут со всех ног. За всё время был единственный случай, когда один тип, видимо, биолог, как-то сумел перешагнуть через волчьи ямы (он щупал перед собой почву палкой), пролез через дупло и вышел в Крипту. Случилось это ночью. Мы посвистели — «по-нашему» он не откликнулся, тогда и поняли, что чужак. Повыли — нет, не испугали! Бродил здесь, чесал затылок… Тогда Дед Михей взлохматил бородёнку, засунул в неё пару шишек, помазал лицо сажей, надел свою овчину мехом наружу — да и вылез из-под земли. И сказал биологу: я, мол, леший, здешних краёв хозяин, так что дуй ты, господин учёный, отсюда подобру-поздорову, пока твои кишки на ветках не висят…
Я невольно улыбнулся.
В десятке метров от нас заливисто просвистела какая-то птица.
— Это… соловей? — беспомощно спросил я. Вместо ответа Саша сложила губы и тоже свистнула, но иначе, однообразно, протяжно.
— Соловей, соловей, — пробормотала она, пряча улыбку. — Соловей Михаил Петрович… Пойдём, не копошись! — Сделав пару десятков шагов, она неожиданным движением подняла и отбросила в сторону целый куст, который, оказывается, не рос из земли, а просто лежал на ней. За кустом открылись деревянные ступени, спускающиеся в землянку. — Прошу вас, господин учитель! — произнесла девушка насмешливо, но с неожиданной теплотой в голосе.
84Вечером того дня, когда наш самолёт вылетел из Новосибирска, до города долетели первые ракеты с ядерным боезарядом. В семидневной войне Российская империя перестала существовать. Воистину, мы сами находились на волосок от гибели.В монастыре Ват Суан Мок Сергей Теофилович быстро сошёлся с настоятелем и через месяц был командирован в маленькую удалённую обитель Ват Путта Бен для её обустройства. Перед уходом он отдал нам на хранение несколько образов, ранее бывших на иконостасе Крипты.Михаил Петрович, отличный художник, написал и новые.* * *…Завершая свою историю, я пытаюсь отодвинуть её от себя и взглянуть на неё издали, беспристрастными глазами. Моё изложение восьми дней из жизни Свободного Союза — ни самое полное, ни, конечно, самое лучшее. Я, простой инструктор истории, не был вхож в элиту антихристианского общества, ни разу не посетил Христианию, и, вероятно, глазами генерала Liberatio Mundi или высокопоставленн
83Потянулись тоскливые дни. Михей потребовал принести нам Свод законов Российской империи (дали без возражений) и однажды, листая, воскликнул:— Эврика! «Духовные лица, произведённые в сан согласно традициям своей религии, за исключением “свободного католичества”, не могут быть задерживаемы без предъявления обвинения»!— Сергей Теофилович! — тут же оживился я. — Неужели вы не можете произвести нас… в дьяконов, скажем?Наставник развёл руками, грустно улыбаясь.— Я не архиепископ…— А в… буддийских монахов?— И это не могу. На церемонии должны присутствовать, как минимум, четыре полных монаха, не считая знатока Учения, который её проводит.— А в буддийских послушников?— Два монаха должны быть свидетелями…— А в кого-нибудь ещё ниже рангом? — не отставал я.Сергей Теофилович за
82В это сложно поверить, но до восточной границы Свободного Союза мы добрались почти без приключений. Впрочем, у Империи Хама были тогда другие заботы. Международная обстановка накалялась, и голоса в пользу войны раздавались всё громче.Мы перешли границу Российской империи пешком, ночью. Почти сразу же мы были арестованы пограничниками и отправлены в одно из отделений полиции Екатеринбурга.Не предъявляя нам обвинения, офицеры контрразведки Российской империи специальным автомобилем «этапировали» нас в Новосибирск, где нам отвели чуть более просторную камеру.Начались допросы.Следователь Татищев (в чине штабс-капитана) был вежлив, осторожен, мягок. Нам не угрожали, не кричали на нас, даже и речи не шло об избиениях или пытках. Более того, нам (неслыханная вольность для арестованных) вернули наши личные вещи, предварительно осмотрев их. (Впрочем, у Михея отобрали кривой нож, и он долго сокрушался по этому поводу.) Относи
81Мы ехали днём и ночью, останавливаясь только для того, чтобы забежать в придорожное кафе или магазин (каждый раз уходили только двое, двое оставались в фургоне). За рулём попеременно сидели то Михей, то Михаил Петрович. Ему на руку укрепили «браслет» пастора, а я, скрывая отвращение, должен был, на случай проверок со стороны дорожной полиции, залезть в платье «сестры Справедливости». (Михаилу Петровичу предлагать этот опыт никто из нас даже не решился, и то: засунуть телёнка в женский чулок было бы проще.) Меньше всего хотелось этого маскарада — с другой стороны, любой маскарад помогает забыться…О Саше мы не говорили.Спали тоже попеременно, и однажды ночью я проснулся на узкой трясущейся лавке фургона оттого, что понял: по моим щекам непрерывно бегут слёзы. Кажется, я даже застонал, как ни пытался удержать этот стон, как ни сжимал губы.Сергей Теофилович, в темноте еле различимый (свет в салоне мы не
80Сигналами и сочным русским трёхэтажным матом «святой сестры» фургон прокладывал себе дорогу через толпу.Я оглянулся назад. В салоне были только Михаил Петрович и Сергей Теофилович.— Где Иван? — спросил я, едва мы выехали на свободную улицу.— Мне почём знать, — огрызнулся Дед Михей. — Нянька я ему, што ль? Улетела птица в неведомы края.— Подумай, Михей Павлович: ведь ему невыносимо осознавать свою невольную вину перед Аней и быть с нами рядом, — тихо произнёс наставник за моей спиной. — Он прочитал её письмо. Может быть, он ушёл навстречу подвигу. Или падению... Но будем верить в лучшее.— А… Нэри?— И она ушла, — вздохнул Сергей Теофилович. — И про неё, Нестор, тоже не знаем, куда. Как, собственно, не знаем, откуда она явилась. Она оставила послание, которое мы вскроем перед границей Российской империи.— Сергей
79Литургия продолжилась. Десяток человек после этого, не вынесшие мерзости и адского ужаса зрелища, встали со своих мест и вышли через обычный вход. Я был среди них. Служба безопасности не пыталась нас задерживать, агенты оцепенели, жадно раскрыв глаза происходящему. Да, такое нечасто увидишь!Подкашивающимися ногами я добрёл до проезжей части — и вздрогнул, когда прямо над моим ухом прозвучал острый сигнал клаксона.Не может быть! Чёрный фургон похоронного бюро «Последний путь», наш старый знакомец! Дед Михей, в трещащем по швам платье «суки Господней», из которого нелепо торчали его волосатые руки, высунулся из окошка.— Сигай в кабину, живо! — завопил он. — Поехали!