Ищу актрису

— Где Лола? — рявкнул режиссёр так, что я едва не пролила кофе ему на рубашку. — Где эта… эта…

Вся съёмочная группа с интересом ожидала, какой эпитет подберёт Илья, а сидящая на стуле Кира тихонько засмеялась.

— Одна нужна мне в следующей сцене. — Мужчина взмахнул рукой и, снова чуть не задев чашку, что я ему подавала, сказал: — Найди её. И приведи сюда. — Я открыла рот, чтобы возразить, но он тут же добавил: — Если потребуется, притащи за волосы. Стоп камера. Перерыв десять минут! — скомандовал он громко, и парочка, ритмично двигавшаяся на кровати размера XXXL, разъединилась.

Лица, ещё минуту назад полные страсти, стали равнодушно-отрешёнными. Девушка потянулась, нисколько не стесняясь собственной наготы, и взяла у гримёрши сигарету. Тонкая струйка дыма потянулась к потолку.

Мужчина остался лежать, его член был всё ещё напряжён. Ден мог держать эрекцию долго, за что был почитаем нашими режиссёрами, как бы смешно это ни звучало.

— Ты ещё здесь?! — повысил голос Илья, и я всё-таки пролила кофе, правда, не на рубашку, а на пол. — Бегом!

Кира встала с раскладного стула и, покачивая бёдрами, подошла к студийной кровати. Надо полагать, намечалась групповая сцена, в которой не хватало только Лолы. Три длинноногие красотки и мускулистый Ден имеющий их во все…. Много куда, в общем.

Самое время позавидовать. Хотя бы длине ног и идеальной груди. А может, и месту на этой кровати.

Я поставила чашку на тележку, вытерла руки полотенцем и быстро пошла к выходу из павильона, рассеяно кивая обнажённым и одетым людям. Это в первый месяц работы на студии я краснела, бледнела и не знала, куда деть глаза. Заикалась, глядя на мужскую плоть, чем изрядно веселила того же Дена, и старалась не рассматривать соски девушек. Знала ведь, куда устраивалась на работу и всё же… всё же…

Помню, как обрадовалась мама, когда я сообщила, что получила место на киностудии. Ещё бы, можно сказать, работа по специальности. Год назад я закончила актёрский факультет высшей школы сценического мастерства. Закончить закончила, и одновременно с этим поняла, что никто не торопится предлагать главные роли вчерашней студентке. Но всё ещё надеялась, устроилась в лучший театр города, правда в качестве помощника декоратора, но лиха беда начало. Думала, зацеплюсь, получу шанс, сыграю первую роль. И что удивительно, сыграла. Сказала: «кушать подано» в новой постановке, а режиссёр даже не запомнил моего… Нет, не имени, бог с ним с именем. Он даже не запомнил моего лица.

Я поднялась на второй этаж, где располагались личные гримёрные и комнаты отдыха актёров. Наша прима занимала самую просторную, с балконом и гардеробной. Взялась за ручку, минуту помедлила, вспоминая вчерашние события — вчерашнюю ссору, если быть честной, — а потом решительно постучала. Пусть ругается, пусть плюётся ядом сколько хочет, только пусть  притащит свою голую задницу на съёмочную площадку.

Ожидала ругани, но вот чего не ожидала, так это тишины. Постояв ещё минуту, я постучала второй раз. И снова в ответ ни звука. Как-то это не похоже на нашу звезду. Я дёрнула за ручку, и дверь тут же открылась. Чёрт, совсем как во второсортном триллере. Осторожно заглянув в гримёрку, я протянула руку и щёлкнула выключателем. Желтоватый свет залил комнату, осветил большое, в полный рост, зеркало, коснулся алых лепестков роз, что стояли в вазе. Значит, после того, как Лола вчера швырнула в меня букетом, она всё-таки пожалела цветы и поставила их в воду.

Я прошла в комнату, разглядывая беспорядок — небрежно брошенный на спинку стула халат, открытую дверцу гардеробной, почти пустой, кстати. Наряды нашим актрисам не особо нужны. На столе стоял забытый кофе, я дотронулась до кружки. Холодная. Кофе, наверняка, вчерашний. Стояла ли эта кружка накануне, когда Лола кричала на меня? Не помню.

Пожав плечами, я выключила свет и закрыла дверь. Похоже, прима сегодня решила пропустить съёмку. Попадёт ей от Аллы, когда объявится.

Я снова оказалась на лестнице, по которой бегала туда-сюда раз двадцать на дню. То за водой, то за полотенцами, за забытыми туфлями и бюстгальтерами из страусиных перьев.

Я — это отнюдь не метр восемьдесят. Я не красотка, сошедшая со страниц глянцевого журнала для мужчин. Я — это метр с кепкой, непослушные рыжеватые волосы, что так и норовят упасть на глаза. Я — это щедрая россыпь веснушек, серые глаза и карандаш за ухом. Я — это тележка с напитками и влажными салфетками. Я третья помощница первого заместителя режиссёра. Если коротко, девушка на побегушках.

— Тая, слышала? — поднимавшаяся мне навстречу Мира на миг задержалась, едва не пританцовывая на ступеньках от нетерпения. — Студию «ЭроДрим» выкупил медиаконцерн «World Today». Что теперь с нами будет? Всё начальство на ушах.

Она в восхищении взмахнула руками и, едва не перепрыгивая через две ступеньки, поспешила дальше на третий этаж. Там располагались офисы руководства, звукозаписывающая студия, демонстрационный кинозал и продюсерский центр.

Я ничего не ответила, да и новость не показалось мне особо волнительной. Вряд ли руководству концерна приспичит уволить третью девушку на побегушках. Да и вторую тоже, так что зря Мира волнуется. Мы не того размера фигуры.

Когда, я вернулась в съёмочный павильон, режиссёра на месте не оказалось.

— Вызвали наверх, — пояснил Ден, всё ещё валяющийся на кровати. Эрекции, слава богу, уже не было, зато было обёрнутое вокруг бёдер полотенце и бутерброд в руке.

— Ну и где наша звезда? — спросила Кира. Шёлковый халатик разъехался на груди девушки, демонстрируя всем полупрозрачное чёрное бельё.

— Не знаю, — ответила я, возвращаясь к тележке. — Она мне не докладывает.

— Что ты ей вчера наговорила? — спросила Олика, гася очередную сигарету в пепельнице.

— Наговорила — это мягко сказано. — Кира шевельнула плечами, и полы халата разошлись в стороны. Правда, вряд ли актриса это заметила. — Вся студия слышала, как Лолка верещала.

— Таисия! — раздался крик, и я, вздохнув, повернулась к вернувшемуся в павильон Илье. — Тебя ждёт Алла. А вы чего встали? Кира, почему до сих пор в халате? Где свет? Ден, скидывай эту тряпку.

— Но Лола же… — начала Олика.

— Сегодня снимаем без неё, — отрезал режиссёр. — Живее-живее, не любовники, а сонные мухи.

Ден доел бутерброд и, шевельнув бёдрами, скинул полотенце. Чресла под ярким светом софитов снова стали набухать. Актёр проследил за моим взглядом и игриво подмигнул. Я очень постаралась не покраснеть. Полгода прошло, а смущение нет-нет, да возвращалась.

Кабинет Аллы находился на третьем этаже и занимал чуть меньше ста квадратных метров. Попадая туда, я всегда испытывала неловкость. И дело было не в светлых кожаных диванах и не в экране на стене, где всегда крутилась одна из наших лент. Не в панорамном окне, не в столе из красного дерева и даже не в хозяйке этой обители — высокой статной женщине, носившей обтягивающие деловые костюмы и собирающей волосы в тугой пучок. Дело было в фотографиях, занимающих всю западную стену. Яркие, глянцевые, большие. С них зазывно улыбалась Алла лет на двадцать моложе и без каких-либо костюмов. Наша продюсер сама когда-то была примой студии «ЭроДрим», а когда годы взяли своё, у неё хватило ума не цепляться за уходящую славу, а написать сценарий и вложить в первый фильм все свои сбережения. Через полгода она отбила свои деньги и вернула впятеро больше. Хозяйка кабинета не стеснялась своего прошлого, она выставляла его напоказ.

— Алла Сергеевна. — Я нерешительно топталась на пороге.

Женщина подняла голову от блокнота, в котором торопливо что-то писала, и проговорила:

— Проходи, Тая.

Поговаривали, что она знала имена всех сотрудников, вплоть до уборщиц и парнишки, что стрижёт газон перед административным зданием.

Я остановилась напротив стола, чувствуя себя студенткой в кабинете ректора.

— Что у вас с Лолой вчера произошло? — спросила женщина, снова склоняясь к блокноту. Я невольно посмотрела на фотографию, на которой Алла сидела верхом на стуле.

Что у нас произошло? Да, ничего. Вряд ли наша прима вообще замечала меня раньше, хотя я не раз прибиралась в её гримёрке, оформляла пропуск для машины, заказывала обеды, не только ей, но и другим. А вчера на студию для Лолы прислали букет. Я несла его и вдыхала насыщенный аромат цветов, стараясь подавить, невесть откуда взявшуюся зависть. Мне никогда не дарили таких букетов. Это и была моя ошибка. Зайдя в гримёрную, я не успела убрать с лица выражение мечтательной зависти. А Лола вдруг именно сегодня решила меня заметить.

— Губу закатай, пигалица. — Она посмотрела на меня с превосходством богини, узревшей простого смертного. — Не завидуй.

И мне бы промолчать, но… Я училась актёрскому мастерству, закончила ВУЗ с отличием, и всё это для того, чтобы быть на побегушках у женщины, раздвигавшей ноги перед камерой?

— Чему? — неожиданно даже для себя спросила я, и положила букет на край туалетного столика. — Тому, что в тебя пихают члены все кому не лень? Ты для них не актриса, а сточная канава, куда они спускают…

И вот тут злосчастный букет полетел мне в голову. Она ругалась, кричала, что меня уволят ещё до обеда. Но я уже выскочила в коридор, захлопнула дверь, вполголоса пожелав Лоле провалиться в преисподнюю вместе с её длинными ногами и силиконовыми сиськами.

Я ругала себя за несдержанность и ждала расчётного листка. Мира смотрела с жалостью, но через час прима появилась на съёмочной площадке как ни в чём не бывало. День пошёл своим чередом.

А сегодня Лола взяла и не приехала на студию.

Я поняла, что всё ещё молчу, а Алла, перестав писать, пристально смотрит на меня своими голубыми глазами, за прошедшие годы не утратившими ни пронзительности, ни красоты. Женщина вздохнула и постучала ручкой по столу.

— Сегодня Илья обойдётся без неё, но завтра Лола должна быть в студии. — Она протянула мне листок, на котором чётким уверенным почерком был написан адрес. — Съезди к ней прямо сейчас и извинись.

— Давайте, я лучше позвоню?

— Думаешь, не догадались? Её аппарат выключен. Так что, хочешь, не хочешь, а придётся ехать. Ты ведь понимаешь, почему я посылаю тебя, а не еду сама?

— Чтобы она вытерла об меня ноги и с чувством выполненного долга вернулась в студию?

— Именно, — согласилась продюсер. — Если поеду я, то придётся сказать Лоле, что ты уволена. И пусть твою работу может делать любая, найти толкового помощника не так просто. Ты умная девочка, ты нравишься Илье, знаешь, что такое съёмки, знаешь, когда нужно молчать, а когда говорить. — Я отвела взгляд. — Ну, за исключением вчерашнего инцидента. Я совсем не горю желанием тебя увольнять. Но если вопрос встанет: ты или она… — Алла Сергеевна многозначительно замолчала, но продолжения мне и не требовалось.

— Но она…

— Не надо мне рассказывать, что там «она». В ссоре всегда участвуют двое. Съезди, извинись. Это не так трудно, как кажется. — Продюсер улыбнулась. — Скажи, что мы её очень ждём. Я пла́чу, а Илья рвёт волосы.

— Алла Сергеевна, он лысый, — вспомнила я режиссёра.

— Неважно, просто верни её, поняла? Или ты готова её заменить? — Продюсер критически оглядела меня с головы до ног, от кончика растрёпанного хвоста до мысков ботинок. — До примы тебе пока далеко, но если покрасить волосы, сделать вакуумный массаж губ, нормальную грудь, то вполне впишешься в групповые сцены.

Должно быть, что-то отразилось на моём лице, потому что Алла Сергеевна не выдержала и рассмеялась:

— Иди уже, актриса. У парней на тебя не встанет.

— У них встаёт на всё, — непонятно почему обиделась я. — Даже на фикус в пластиковом горшке.

— Конечно, — улыбнулась продюсер, — они же профессионалы. — Она откинулась на кресле. — Ты должно быть уже слышала, что у нас новое начальство. Контрольный пакет акций сменил владельца, и скоро прибудет генеральный директор. Ходят упорные слухи, что он предпочитает блондинок.

— Это аргумент.

— Не язви, тебе не идёт. — Она нахмурилась и, став серьёзной, попросила: — Верни Лолу.

— Верну, — опрометчиво пообещала я.

Лолка жила в одном из кажущихся одинаковыми спальных районов, которыми не по дням, а по часам обрастал город. Хотя её дом претендовал на оригинальность. Всего лишь двухэтажный, он по форме напоминал букву «П», повёрнутую ножками к небольшому скверу, а фасадом к довольно оживлённому проспекту. Внутренний двор и опоясывающая каждый этаж терраса придавали дому сходство со средней руки мотелем, где лестница размещалась не внутри, а снаружи дома, соединяя между собой опоясывающую каждый этаж террасу. Каждая квартира имела отдельный выход на эту самую террасу.

Я сверилась с адресом на листке и стала подниматься по загудевшим под ногами металлическим ступеням на второй этаж, представляя, как наша прима бегает по этой лестнице вверх-вниз на своих каблучищах.

Чёрт, что я ей скажу? «Завязывай дуться и бегом на студию ноги раздвигать?» Тогда мне в голову полетит что-то потяжелее роз. Или может сразу падать ниц? От такой перспективы у меня свело все зубы разом.

И чего я привязалась к Лоле? Если человек хочет сниматься в порно, пусть снимается, пусть получает цветы, деньги, славу.

Я вспомнила о своих мытарствах в поисках работы. После того театра было кафе и униформа официантки. Денег это особых не принесло, зато играть приходилось намного больше. А вы попробуйте изобразить радость, когда за пять минут до закрытия в зал вваливается компания подвыпивших мажоров. Уверяю, к вечеру лицо сведёт. После кафе я оказалась в супермаркете, потом в отделе товаров для животных. Работа была несложной, но вот финансы пели романсы.

Когда у тебя на руках неработающая по состоянию здоровья мать и дом, содержание которого обходится в кругленькую сумму, к деньгам начинаешь относиться с трепетом. Именно так я и докатилась до киностудии «ЭроДрим». Можно долго и нудно рассуждать о нравственном аспекте их продукции, но одного у них не отнять, платили там щедро. Видимо добавляли за моральное разложение и расшатанную психику. Взять хотя бы Лолу — плюнула на съёмку, наверняка валяется в кровати и ест вредный для кожи шоколад.

Я остановилась напротив двери с цифрой «двадцать один», в последний раз сверилась с бумагой и надавила кнопку звонка.

«Динг-донг» — раздалось за дверью.

Значит, падаю ниц, пусть смеётся, главное состроить подходящую случаю гримасу. Смесь сожаления и страха. Лоле должно понравиться. Актриса я или не актриса?

Я надавила на кнопку снова. Мелодичный звук повторился. Постояв перед дверью без всякого толку ещё минуту, я нахмурилась и отступила от входа. Мой вариант сценария не предусматривал того, что нашей примы не окажется дома. Ей полагалось лежать в ванной и лелеять обиду.

Но окна справа от двери оставались тёмными. А может, Лола стоит по ту сторону и, хихикая, притворяется, что никого нет дома? Что ж, если так, пусть хорошенько рассмотрит мою унылую физиономию. Можно даже прислониться к стеклу и попробовать что-то рассмотреть. Я приблизилась к окну, но услышала торопливые шаги и, отпрянув, оглянулась. На террасе по-прежнему никого не было. Ни одна дверь на втором этаже не открылась. Квартира Лолы была последней с этой стороны, дальше терраса плавно закруглялась, скрываясь за углом здания. Где-то там, в сквере, шевелил кронами деревьев ветер. Я сделала несколько шагов и оказалась с торца здания. Здесь точно так же двери чередовались с окнами, с веранды вниз вела точно такая же лестница, по которой я поднялась. По ней сейчас спускался мужчина. Я разглядела только затылок и спортивный пиджак. Он миновал последний пролёт, торопливо подошёл к чёрному «Мерседесу» и сел за руль.

Я пожала плечами и вернулась к двери под номером 21. Заурчал двигатель, заставив меня едва заметно вздрогнуть. Я даже немного разозлилась на себя  — шарахаюсь от каждого шороха. Окружающая тишина отчего-то заставляла нервничать, а ещё хриплые крики ворон в сквере... Идеальные декорации для съёмок фильма ужасов. Я снова нажала на кнопку звонка, хотя бы для того, чтобы мелодичный звук вернул меня в реальность. На этот раз никакой вины на лице. И если бы Лола открыла… Думаю, я бы на самом деле оттащила её в павильон за волосы. И меня бы уволили.

Я увидела, как чёрный автомобиль обогнул дом и влился в хаотичный поток уличного движения. Мужчина точно был в машине один, стёкла не тонированные, и я хорошо разглядела его коротко стриженый затылок. Если только Лола не лежала на заднем сиденье. Или в багажнике. В пластиковом пакете…

Чёрт, мне не в актрисы надо было идти, а в сценаристы. Дался мне этот мужчина и его машина. Он вышел точно не из двадцать первой квартиры, так чего я психую?

Всё, хватит. На прощанье я со злостью пнула дверь и стала спускаться по лестнице. Если Лолка хочет прятаться, пусть прячется. Хочет гулять, пусть гуляет. Я девочка на побегушках, а не нянька.

Домой я добралась через час. Подбросив ключи на ладони и поймав их, отперла верхний замок. Мама опять забыла запереть нижний. Ругаться не имело смысла, она лишь клятвенно пообещает исправиться. В тысячный раз. И в тысячный раз забудет.

— Мам, я дома, — крикнула я, заходя в прихожую.

В отличие от Лолы, я жила не в квартире, а в доме, доставшемся нам с мамой от деда. Белый кирпич, коричневая черепица, перекрытия из натурального дерева, три просторные спальни, летний сад, библиотека и кухня. Иногда мелькала мысль, что продав этого монстра и перебравшись в уютную квартиру в центре города, мы с мамой смогли бы, наконец, позволить себе отдых, а ей лечение. Или вложить деньги и получать процент, а может…

Я покачала головой. Мама и слышать об этом не хотела.

«Только через мой труп, — отвечала она, стоило только завести разговор о продаже, и со слезами добавляла: — Потерпи, недолго уже осталось».

Я обнимала её и забывала о меркантильных планах на неопределённый срок. Правда, они возвращались. Зимой чаще, чем летом, когда приходили счета за отопление. По крайней мере, работа в «ЭроДрим» давала мне возможность оплачивать их, не залезая в долги. Да и мама гордилась тем, что дочь работает на киностудии, уверяя, что скоро меня заметят и обязательно дадут главную роль.

Похоже, предсказания сбылись. Жаль, что я никогда не рассказывала ей, что наша киностудия снимает только порно.

— На кухне, — крикнула она в ответ. Хлопнула дверь холодильника, и я замерла на месте.

Тот мужчина в доме Лолы, что спускался по лестнице… Откуда он вышел? Откуда, если я слышала его шаги, но не слышала, как хлопнула входная дверь? Почему-то я сразу представила, как он стоял за углом и смотрел на меня, безуспешно нажимавшую на кнопку звонка. Завкафедрой по сценическому мастерству всегда говорил, что у меня слишком живое воображение. Причём слово «живое» он произносил так, будто хотел сказать «больное».