15
Маленькая птичка сдержала слово и поговорила с Ефимцевой.
Оказывается, в детском доме б ы л инструмент! Синтезатор, подаренный когда-то неким благотворителем, который Надежда Степановна, не найдя ему лучшего применения и боясь, что «цветы жизни» мигом изувечат технику, засунула далеко в шкаф. Синтезатор был, правда, короткий, дешёвый, всего на пять октав, а уж о качестве электронного звука и говорить не приходилось. Но пять звучащих октав лучше, чем немая бумага.
Мне разрешили заниматься в… «Индии». В изоляторе. Другого помещения всё равно не было, и я согласилась с радостью. Директор самолично отводила меня в изолятор, сама устанавливала технику, включала её в розетку и, чтобы меня никто не беспокоил, запирала за мной дверь, а через полтора часа выпускала меня. (Полтора часа – мало, но ведь и бумажная клавиатура у меня оставалась.) В её суровом взгляде, плотно сомкнутых неулыбчивых губах я читала тайное сочувствие себе. Видела она, наверное, психотерапию для меня в этой музыке? Да так и было. Без музыки пятнадцатилетняя девушка, потерявшая любимого, может в детском доме сойти с ума.
Елена Андреевна тоже согласилась работать со мной, причём совершенно б*******о. В кабинете музыки, каждую пятницу, после шестого урока, в единственный день, когда и у неё, и у меня одновременно заканчивались занятия. Помимо работы на инструменте она преподавала мне сольфеджио, то есть основы музыкальной теории. Из-за этой учёбы я неизбежно опаздывала к обеду. О, я была готова жертвовать этим несчастным обедом, с удовольствием! Директор, однако, узнала о моём «пятничном посте», и по её суровому распоряжению мне стали выдавать двойную порцию к ужину. Повара, отрывая эту порцию «от сердца», точнее, от своего ненасытного кармана, сквозь зубы отпускали в мой адрес много нелестных комментариев, но ослушаться директора не смели.
Я поставила руку, овладевала нюансами выразительности, понемногу осваивала сложное искусство беглого чтения с листа. Молодая наставница держала себя со мной как заправский педагог: уверенно, деловито, требовательно. Это удивляло и восхищало меня. Откуда в ней, такой маленькой, бралась только эта цепкость, эти настойчивые, энергичные возгласы вроде «Легато, ле – га – то! Ещё плавней, ещё мягче! Педаль где? Замедляя, за – мед – ля – я, ritartando! Почему левая такая вялая?! Замёрзла она у тебя, что ли?!»? Да и вообще я восхищалась ей. Не ей самой! Ей как эльфом, существом другого мира, в руках которого – ключи от этого хрустального царства.
Я разбирала однажды прелюдию из «Хорошо темперированного клавира», невероятно заковыристую. Разбирала, делая ошибку за ошибкой, а обычных возгласов моей учительницы вроде «Держать темп! Рука!» – этих возгласов не следовало. Я оглянулась, наконец. Педагог сидела на своём стуле, сложив руки, не сводя с меня особого, умилённого взгляда.
– Что такое, Елена Андреевна?
– Смотрю на тебя, Лиза… Какая ты чистенькая, ясная, как ты от усердия язычок высовываешь и прикусываешь его зубами. Господи, что ты за счастливый ребёнок!
– Счастливый? – опешила я.
– Счастливый! – повторила она убеждённо. – У тебя всё впереди, милая! Всё впереди: большая жизнь, молодость, красота, да ты и сейчас красавица, и ещё похорошеешь. Мужское внимание, восхищение, любовь, материнство. У тебя пока не было большого горя в жизни, тебя не предавали близкие люди, тебя не бросал любимый человек…
– Это точно, не бросал, – отозвалась я глухо. – Его убили.
– Как?! – потерялась она. – Ты сочиняешь, наверное…
Я ответила ей долгим, пристальным, укоряющим взглядом.
– Что… – дрогнула она. – Правда?
Мы помолчали.
– Ты… не хочешь рассказать, Лиза? – спросила она тихо, опуская глаза.
– Я могу рассказать, всё, – подтвердила я так же негромко. – С тем условием, чтобы вы мне верили. Да и мне зачем? Спросите директора. Кого угодно из нашего класса спросите. А если считаете меня сказочницей, сказки я рассказывать не буду.
– Я тебе верю! Пожалуйста…
Я начала рассказывать. Педагог закрыла глаза, как делают многие музыканты, слушая, и только временами открывала их. Порою какие-то слабые звуки вырывались из её горла. Я дошла до того, что было в пустом гимнастическом зале.
– Как!.. – вырвалось у моей наставницы.
– Что такое, Елена Андреевна?
– Нет-нет, ничего. Прости. Значит, ты женщина…
– Да, – улыбнулась я. – Наверное, как все девушки моего возраста в интернате. Почему это вас удивляет?
– Я ещё нет. Лиза… Можно спросить тебя? – Она покраснела. – Это… очень больно? Если хочешь, не отвечай, – немедленно прибавила она.
– Я… вдова, Елена Андреевна, – ответила я, помолчав. – Больно, вы спрашиваете? Разве это боль? Это скорее счастье. Я счастливый ребёнок, правда. Вот узнать о том, что его больше нет – это больно. Слушайте дальше.
И, уставившись на педали фортепьяно, не смягчая, не забывая подробностей, не проронив ни слезинки, бесстрастным голосом я досказала свою историю до конца.
– ...Вот так вышло, что на мне теперь – как это называется?
– Табу, – шепнула она.
– Да, табу. Смешное слово. И, если забыть горе, это всё-таки счастливая судьба, рядом с другими. Меня не били, я не пошла по кругу, не была с нелюбимым. – Я подняла взгляд на неё. – Господи! – вырвалось у меня. – Елена Андреевна! Ну можно ли так близко к сердцу! Ведь почти год прошёл! Возьмите платок, пожалуйста…
– У меня есть свой… – всхлипнула она.
Прозвенел звонок с урока. Мы вышли к коридор, она заперла кабинет, обернулась по сторонам – и привлекла меня к себе. Плечи её подрагивали.
– Ну, что вы? – шепнула я ей. – Вы взрослая, умная, хорошая. И ни в чём вы не виноваты. Откуда вам было знать! Бегите, Елена Андреевна: вы на автобус опоздаете, а следующий через полчаса…
39Здание Внешторгбанка действительно находилось в паре сотен метров от Дома Змея. Я положила перед операционисткой чек.– Скажите, пожалуйста, эта бумага – настоящая?Девушка со строгой причёской изучала чек очень долго, что-то искала в компьютерной базе.– Да, – ответила она, наконец. – Желаете получить деньги?– Спасибо, не сейчас. А какая сумма?– Здесь же написано!Я прочитала. Сумма равнялась стоимости дорогого автомобиля.– Благодарю вас…Я вышла на улицу – ветер всколыхнул мои волосы. Я разорвала чек на мелкие кусочки и пустила их по ветру.40Зовут меня Лиза и фамилия моя Лисицына. Не я выбирала свои имя и фамилию. Случайны ли имена? Лиса – не название рода, не одно определение характера, не тотем: больше. Профессия? Зов? Служение ли? Судьба.Лиса умна, красива,
38Собрав последние силы, как в полусне я вышла из Дома Змея – и только на улице открыла письмо. На секунду мне показалось, что я держу в руках чистый лист бумаги. И не показалось, а поклясться готова я, что так оно и было! Миг – и на этом листе проступили буквы.Уважаемая Елизавета Юрьевна!Особая сила Вашей преданной любви к Артуру поставила Вас перед выбором. Перед Вами прямо сейчас открываются два пути.Если Вы решите следовать первому, примите, пожалуйста, в качестве скромного вознаграждения за помощь нашему братству чек, который я прикладываю к этому письму и который отнюдь не выражает всю меру нашей благодарности. Получить деньги по этому чеку Вы можете в любом российском отделении Внешторгбанка. Ближайшее – в пяти минутах пешего пути отсюда.Кстати, мы уходили так поспешно, что Артур забыл Вам вернуть пять тысяч рублей. Это от него. Вам они окажутся явно н
37Дверь раскрылась снова, снова вошёл Нагарджуна.– Не подумайте, что я подслушивал, но мне показалось, что вы уже решили.– Вам и подслушивать не нужно, если вы мысли на расстоянии читаете, – проговорила я со смешанным чувством горечи и восхищения. – Кстати, как вы в вагоне оказались? Материализовались в тамбуре?Наг рассмеялся.– Вот ещё! Слишком хлопотно каждый раз материализовываться. Сел на ближайшей станции.– А на станцию как попали?– Приехал на лошади, и даже не спрашивайте, откуда. – Он чуть нахмурился, давая понять, что время беззаботной беседы кончилось. –Думаю, что мы с Артуром не можем задерживаться. Сегодня вечером мы летим в Пекин, из Пекина – в Катманду или Тхимпху, как получится, а оттуда будем добираться до нашего главного центра своими средствами.– Да, – согласилась я с печалью. – А я своими средствами буду возвраща
36Целую минуту никто из нас двоих не мог произнести ни слова.– Что же, – начала я прохладно, горько. – Я за вас рада, ваше высочество. Вы победили. Вы, в итоге, оказались кандидатом в боги, а я – недалёкой бабой-мещанкой.– Не надо так говорить, – очень тихо отозвался он. – Скажите лучше, чего вы хотите?– Я?Снова меня как обдало варом.– Артур, милый, – прошептала я. – Очень я не хочу, чтобы ты уходил. А чтобы остался только из-за меня, не хочу ещё больше.– Почему?– Как почему, дурачок ты этакий? Не каждому предлагают стать бессмертным.– Нет. Почему не хотите, чтобы я уходил? Скажите, и я останусь.Я встала и подошла к окну. Слова сами поднялись из моей глубины – и что я тогда сказала, я, видит Бог, только тогда, только тогда сама для себя и поняла.– Как же ты ничего не видишь? У
35Змей сел рядом со мной на деревянной скамье.– Выслушайте меня, Елизавета Юрьевна, и не удивляйтесь, что я знаю Ваше отчество.Я принадлежу к древнему, многотысячелетнему братству нагов, что в переводе с санскрита означает именно «змея». У нас на Востоке образ змеи не связан с дурными значениями.Говорят, что сам Благословенный Победитель Мары, Учитель богов и людей, Будда открыл столь великие истины, что передать их сразу людям Он не нашёл возможным. Эти истины Он возвестил нам, нагам, и уже мы после научили людей. Чему-то научили, а иное и сокрыли до времени. Главная задача нашего братства – сохранение мудрости в мире. Иногда, правда, нечасто, мы также вмешиваемся в ход мировой истории, подталкивая к совершению великие события, вдохновляя гениев искусства к созданию шедевров, важных для всего человечества, а также наставляя и умудряя людей особо праведной жизни, вне зависимости
34Юноша сидел на стуле, положив руки на колени, и, что меня поразило, тяжело дышал.– Что такое, хороший мой?(«Не стоило бы мне его называть ласковыми словами, в связи с новыми открытиями», – тут же подумала я, но не имела никаких сил удержаться!)– Змея, – прошептал Артур одними губами.– Где змея?!Я в ужасе оглядела комнату. Нет, ничего.– Где змея?!– Не знаю. Где-то совсем близко. Я чувствую.Что-то столь застывшее и восторженное было в его глазах, что я перепугалась до смерти и, как утопающий хватается за соломинку, набрала телефон нашего нового покровителя.– Что такое, Лиза? – заговорил тот первым, приветливо.– Мне кажется, Артуру совсем плохо! Вы в клинике?– Да.– Пожалуйста, спуститесь поскорее!– Уже иду.Мужчина без лишних слов положил трубку. Я запоздало сообра