Часть 2 - Глава 18

18

Нет, я не была суеверна! Просто что-то совершалось вокруг. Я входила в учительскую – и какие-то бойкие, весёлые разговоры смолкали при моём появлении. Коллеги прятали глаза, нехорошо улыбались. Выходила – и спиной чувствовала на себе внимательные, оценивающие взгляды.

В среду я делала покупки в щедринском магазине «Продукты», который все по старинке называли «сельпо».

– Колбаску свежую привезли! – обратила моё внимание тётя Люда, толстая, весёлая продавщица.

– Спасибо, что-то не хочется…

Она хитро прищурилась.

– Хозяин-барин… Дело ясное… П о с т!  – сочно, насмешливо выговорила она. – Кому-то, скажем прямо, и по должности не положено. Да и много чего другого не положено – что ж, и не жить теперь, а, Лизок?

Пост в самом деле шёл: Рождественский. Я не сразу и поняла намёк, и так растерялась, что при расчёте дала десять рублей лишних. Вышла на улицу – и там рассердилась до сжатия кулаков, до желания вернуться и наговорить дерзостей этой толстой нахалке! Не пошла…

В четверг, спустившись после уроков на первый этаж, я издали заприметила у стенда, посвящённого безопасности дорожного движения, кучку бурно веселящихся подростков. Что они там могли увидеть? Я подошла ближе – они бросились врассыпную.

Я подступила к стенду, и в глазах у меня от гнева потемнело.

Некий умелец художественно обработал большое, в ширину альбомного листа изображение дорожного знака «Осторожно, дети» чёрным фломастером. Фигурке слева добавили длинные волосы и подобие десятка фортепьянных клавиш перед ней. У фигурки справа появилась борода, камилавка и крест в левой руке. Для полной ясности рисунок снабдили надписью «Музичка + поп = love forever!!!».

Да уж, «Осторожно, дети»! Невинные цветочки жизни…

Я сорвала со стенда весь плакат.

–  Чем это вам плакат не приглянулся, Елизавета Юрьевна? – зазвучал голос за моей спиной. Я обернулась: Татьяна Ивановна, учительница математики, средних лет, невысокая, собранная, костистая, всегда – с плотно сжатыми губами. Сейчас, кажется, эти губы растягивались в улыбке.

– А вы эту гадость видели, Татьяна Ивановна?

– Видела. Гадость, правда. А новый кто рисовать будет? Дети, между прочим, трудились…

– Я видела, как они потрудились!

– А что, Елизавета Юрьевна? Позвольте вас спросить: совсем безосновательно? На пустом месте? Вы ведь странным поведением отличаетесь у нас…

Я плотно свернула плакат в узкую трубку, сжимая его до побеления костяшек пальцев.

– Знаете, что, Татьяна Ивановна?

– Нет, не знаю. Что я должна знать?

– То, что можно ведь и по голове получить плакатом!

Она отступила на шаг, слегка побледнев.

– Ну, что ещё от вас ждать, развратная истеричка…

Учитель математики развернулась и пошла прочь.

Войдя к себе, я швырнула плакат на стол. Попался бы мне этот художник, знаток английского языка! Выучили, на свою голову… И неужели во всей школе есть ребёнок, который слово “forever” способен написать без ошибки? Телефон зазвучал: звонок с неизвестного номера.

– Да! – крикнула я в трубку.

– Здравствуйте, мадам! Отчего так неприветливо?

– Вадим! Только вас ещё не хватало…

– А что такое? – поразился он. – Чем я заслужил немилость?

– Вы и милости пока не заслужили, а мне сейчас просто плохо, плохо!

– Я могу вам чем-то помочь? – спросил Вадим иным тоном, серьёзно, сочувственно.

– Чем вы мне можете помочь!

– Тем, что приеду к вам и просто посижу рядом, если вам плохо.

– Просто рядом? – недоверчиво переспросила я. – Без пошлых комплиментов и выпрашиваний поцелуев? Мне совсем не до этого, ей-Богу!

– Но и я тоже не свинья, Лиза! – крикнул он в трубку. – Не дурак, чтобы на похоронах плясать! Не умер хоть никто?

– Нет… Приезжайте! – вдруг решилась я и назвала ему свой адрес. Остаться одной и одной счищать с себя эту липкую мерзость, которой меня облепили, казалось ужасным. «Посягательств» на себя я не боялась, так зла была. «Только прикоснись ко мне! – думала я про себя. – Голыми руками тебя задушу!» И задушила бы.

Вадим приехал через час. Действительно, никаких банальных комплиментов, лицо постное, будто и впрямь на похороны явился, я не удержалась от улыбки, увидев его. Мы прошли в комнату.

– И здесь вот вы живёте? Да уж, застрелиться… Ну, рассказывайте!

– Рассказать? – изумилась я.

– Не хотите – не надо. Я не следователь…

– Ладно, держитесь! Сами просили!

И я с места в карьер рассказала ему всё: про отца Кассиана, про наши долгие задушевные разговоры, про то, как заменила Алёшу на клиросе, про нахальную продавщицу, про безобразный рисунок на стенде. Я говорила, а меж тем не сводила с Вадима глаз, будто испытывала его. «Попробуй сейчас приревновать, улыбнуться! – думала я. – Сменю номер телефона, и ни в жизнь тебе больше дверь не открою».

Нет, Вадим не улыбнулся.

– Что? – воскликнула я, закончив. – Что мне теперь делать?

– Найти этих подонков, которые стенд разукрасили, и открутить им бошку, – предложил он спокойно.

– Но всем-то не открутишь голову, Вадим! Что делать, если уже всё село думает невесть что? Ещё и донос накатает на батюшку какая-нибудь гадина!

– Куда донос?

– В епархию!

– В епархию, значит… Что некрещёной-то пели? А как проверить, крещён человек или нет? – спросил он вполне серьёзно. – Что: свидетельства выдают?

– Не знаю… – растерялась я.

– Так вы соврите, если вас спросят. А бумажку, скажите, потеряли.

– Отлично!  – вознегодовала я. – О чём мне ещё прикажете соврать? Как вы не понимаете, Вадим, что нельзя врать о таких вещах!

– Не понимаю, это точно, ни черта в женщинах не понимаю! И в религии не смыслю ни хрена, это всё бабские темы… А вы, Лиза, между прочим, сами… подначили их, – осторожно заметил он. –  Вам теперь нужно бы…

 – Не нужно бы! – вскричала я. – Не нужно бы! Не нужно бы! Не смейте говорить пошлостей, Вадим! Я не перестану общаться с отцом Кассианом только потому, что у кого-то фантазия на мерзости богата!

– Хорошо, – согласился он, поджав губы. – Дело хозяйское… Ну… тогда и живите, как жили! Плюньте на этих пейзанов с высокой колокольни.

– Плюнуть?

– Плюньте.

– А я ведь так и сделаю, – проговорила я. – Что же за жизнь получится, если бояться всяких тёть люд и татьян ивановных?

Мы молча посидели ещё несколько минут. Я встала:

– Спасибо вам, Вадим!

– Приказываете ехать?

– Нет, что вы! Не приказываю…

… «Только предложить вам мне пока больше нечего», – улыбнулся он. – Ну, и на том спасибо…

– Нет, вам спасибо! Выговорилась вам – полегчало. Простите, что так корыстно с моей стороны получилось, но вы сегодня человеку помогли, вам Бог не забудет этого! Вы, Вадим…

– Что?

– Лучше, чем я думала.

– Не зарекайтесь! – прищурился он. – Вы меня ещё не знаете…

– Нет-нет! Уже немножко знаю.

Я вышла проводить его в сени.

– Нет, так жить нельзя, в такой халупе, – проворчал Вадим себе под нос, застёгивая куртку, угрюмо поглядывая на засиженную мухами голую лампочку под потолком. – Что ж, был рад на вас посмотреть, товарищ учитель…

– Постойте!

Я быстро подступила к нему и поцеловала его в щёку.

– Это ничего не значит! – тут же прибавила я.

– Да понял уже, что ничего не значит! – пробасил он. – А приятно…

– До свиданья! – попрощалась я сердечней, чем думала попрощаться.