Часть 3 - Глава 1

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. МАЛЕНЬКИЙ ПРИНЦ

1

Удивительно, но в тот же день, когда я проснулась с Вадимом в одной постели, мне позвонила Фейга Вольфовна Кралле! Каждый год я не забывала поздравлять её с праздниками и Днём рождения, у неё был номер моего телефона.

Фейга Вольфовна уезжала в Израиль, навсегда. Дочь её давно хлопотала об этом, теперь она, наконец, решилась. Я сдержанно поздравила своего педагога.

– Ай, девочка, ты глупа! – темпераментно воскликнула Кралле. – Я тебе звоню не затем, чтобы слушать твои поздравления! Ты будешь работать за меня или нет?

– Работать за вас? – поразилась я.

– За деньги! Не думай о старой еврейке хуже, чем она есть! Я тебе предлагаю моё место.

– А меня возьмут? – засомневалась я. – Я только институт закончила… И я не выдающийся пианист…

– Девочка, умоляю тебя! Я тоже не Артур Рубинштейн! Ты хочешь или нет?

– Я хочу, Фейга Вольфовна, очень хочу!

Вечером я сообщила Вадиму, что собираюсь пойти работать в Первую музыкальную школу. Вадим откинулся на стуле, сделал «П-фф!».

– А смысл? – спросил он. – Мы, что, обнищаем без этих копеек?

– Вадим, миленький, мне нужна работа!

– Для чего?

– Чтобы не чувствовать себя мещанкой, которая сидит у мужа на шее! Девочкой, которая кутается в шубы и ходит по магазинам!

– Два дня назад ты не чувствовала себя мещанкой.

– Два дня назад у меня была работа.

Он прищурился.

– Только это? Или ты себе готовишь – как её – почву для отступления? Укрепляешь тылы?

Я прикусила губу.

– Честно отвечать тебе?

– Нет, соврать надо! – возмутился он.

– Тогда да.

– И как это понимать? –  спросил он сухо, почти гневно.

– Вадим, хороший мой, я просто не хочу обманывать тебя! Можно строить самые прекрасные планы, но иногда эти планы рассыпаются просто потому, что люди оказываются друг другу противны! Я ни от чего не отказываюсь, но нам нужно подождать месяц…

– Ещё месяц?!

– Не ещё, а новый месяц! Если ты забыл: прошлый месяц мы спали по разным комнатам. Через месяц ты меня можешь возненавидеть – не боишься этого?

– Какой бред, Лизка!

– И слава Богу, если бред! И слава Богу, миленький! Не ругай меня, пожалуйста! Выйти замуж – это не стакан воды выпить. Это на всю жизнь…

Он покачал головой.

– Ты из меня вьёшь верёвки, мадам. Я-то вчера думал, дело уже замётано. Смотри, не перемудри…

– Так ты не против, если я буду работать в музыкальной школе?

Вадим пожал плечами.

– С чего это против? Кто же, кроме тебя, промоет мозги пацанятам на тему Чайкофьева? Ты упрямая, себе дороже спорить…

– Ой, миленький! Дай тебя расцелую…

Мой новый директор, как и директор Лучинской школы, носила имя Светлана, только отчество у неё было другое – Константиновна. Женщина лет сорока, миловидная, спокойная, очень приятная. Светлана Константиновна с первого взгляда производила впечатление руководителя, который понимает чужие слабости, легко извиняет их, не усложняет жизни сотрудникам и сам отнюдь не является фанатиком своей работы, но при этом зорко примечает бесхозяйственность во вверенном ему доме и крепко держит в своих руках вожжи управленца. (Вадим, между прочим, совсем не казался таким, мне и вообще сложно было представить, какой он со своими подчинёнными.)

Я получала 0,5 ставки, так как нагрузку Фейги Вольфовны по теоретическим предметам успели отдать другому педагогу. Всего восемь астрономических часов в неделю (занятия по специальности в Первой школе традиционно длятся 60 минут). Сказка, а не работа!

– У вас будут четыре ученика: два мальчика и две девочки. Саша Беловзоров, Валя Снежко, Аня Цивилёва, Артур Болеславич. Девочкам по тринадцать лет, Саше четырнадцать, Артуру пятнадцать. Саша – это трудяга, очень амбициозный паренёк. Он у нас уже участвовал в конкурсах, в одном занял четвёртое место, замечательный результат, но страшно огорчился, что не призовое. Его нужно нагружать побольше, он этому только рад. Мальчик сделает, наверное, музыкальную карьеру. Валя – просто хорошая девочка, звёзд с неба не хватает. Обычно старательная, но иногда ленится. Ей нужно ставить чёткие рамки и не требовать от неё невозможного. С Аней будьте осторожнее. Она неуравновешенная, у неё бывают нервные срывы, прямо на уроке заливается слезами в три ручья, как царевна несмеяна, хоть кол ей на голове теши. В смысле инструмента ничего выдающегося. С ней ласково и мягко, но с лёгким нажимом. Да, так…

– А Артур?

Директор пожала плечами.

– Артур? Я даже не знаю, что вам сказать. Ничего откровенно плохого не вспомню. А хорошего – м-м-м… Артур учится очень неровно. Иногда блеск, а иногда пустое место. Хотя способности у него есть, это очевидно. А вот амбиций никаких! Ноль амбиций! Для музыканта это плохо. От одного конкурса отказался, точнее, не то чтобы отказался, но проявил такой же интерес, какой у меня к, э-э-э… вьетнамской народной живописи. У вас, Елизавета Юрьевна, есть интерес ко вьетнамской народной живописи? Вот и у меня нет. Я не стала принуждать: глупо. Кстати! Специальность он стабильно прогуливает, кажется, по средам, а на уроки музыкальной литературы, сольфеджио и хора вообще не ходит…

– Как это? – удивилась я.

– А так вот! Полгода назад явился его отец, очень такой представительный господин, галстук ценой в моё платье, и сообщил, что его сын будет посещать только занятия по специальности.

– Ага, значит, сынок богатых родителей, – пробормотала я.

– Да, – согласилась директор. – Отсюда, видимо, и такое отношение… Правда, отец оказал нам спонсорскую помощь. Можете осуждать меня, Елизавета Юрьевна, но я приняла. Считаю, что с дурной овцы хоть шерсти клок. Всё равно ребёнок не станет музыкантом. А мог бы…

– Какое же вы ему дадите свидетельство?

– Такое и дадим: поставим прочерки напротив большинства предметов. Знаете, я думаю, что педагоги только рады! Я вам рассказывала, какую штуку он со мной отмочил? Фейга Вольфовна болела, я заменяла её на сольфеджио. Ну и вот, по её просьбе дала задание седьмому классу: написать фугу. Маленькую, тактов на двадцать! Фейга Вольфовна любит сложности, вы ведь знаете. Сами, наверное, писали в своё время.

– Писала. Троечку получила…

– А он «неуд». Сдал какую-то огромную и совершенно безобразную, дикую фугу, я ничего в ней не могла понять. Одни диссонансы, какофония, а не музыка… Своей рукой «два» поставила.

– А в чём же штука, Светлана Константиновна?

– А в том, что через неделю выходит она с больничного. Показываю: полюбуйтесь, мол, какой ваш любимец опус накалякал! А она смеётся. Это, говорит, не мой любимец. Это Бетховен, «Большая фуга» из Тринадцатого струнного квартета…

Я не выдержала – тоже рассмеялась.

– Вам смешно – а меня он кем выставил? Невежественной идиоткой. Поздний Бетховен – это, кстати, очень на любителя... Фейгу Вольфовну тоже однажды вывел из себя, а уж она человек крепкой закалки. Явилась ко мне вся в чувствах, сообщила, что отказывается от ученика. На следующий день, правда, сказала, что погорячилась и не откажется… Не боитесь, Елизавета Юрьевна?

– Не боюсь! –  весело ответила я. – Давайте мне сюда вашего богатенького Буратино! Я ему устрою рабоче-крестьянское воспитание!

– Только вы уж, пожалуйста, не выбрасывайте его сразу из окошка.

– Да что вы, Светлана Константиновна! – улыбнулась я. – Я вообще люблю детей!

(«Слышала бы она мой разговор с одиннадцатиклассниками! – пришло мне на ум. – Как это я тогда выразилась? Дыхало захлопни и канай отседова. Души не чаю в детках, это правда».)