Часть 2 - Глава 24

24

В конце января мы с Вадимом гуляли по городу. Я остановилась напротив витрины с манекенами.

– Нравится? – спросил Вадим, улыбаясь. – Хотите шубу?

– Шубу? – поразилась я. – Нет, не хочу! Что: стыдно ходить со мной рядом?

– Первый раз вижу женщину, которая не хочет шубу… А шапку хотите? Меховую?

– Меховую шапку? – со сомнением повторила я.

– Ну да. Лисью, например…

Я повернулась к нему, не сразу осознав. А потом вознегодовала, конечно, в шутку, но вполне искренне:

– Лисью?! Ах, ты, бандит! Я тебе сейчас покажу лисью шапку!

Я отскочила на несколько шагов и запустила в него снежком. Он ответил тем же. Я подбежала и попыталась повалить его в снег, подставив подножку. Но здоровый тридцатилетний мужик – это вам не старшеклассник! Вадим увернулся, сам же поймал меня, сжав мои запястья.

– А ну, пусти, убийца животных!

Он приблизил меня к себе.

– А и точно, лиса, – прогудел он, ухмыляясь. – Как я раньше не вкурил? Мелкая, зубастая, глазёнки блестят. Пушистая…

Я ахнула. Сами собой мои глаза наполнились слезами.

Как это у него выговорилось? Кто ему эти слова сказал? Да никто, просто бывают случайности. Случайно скрипач берёт ноту, одну из тысячи возможных, и стеклянный стакан рассыпается.

– Пусти, пусти, – повторила я шёпотом. Он тут же выпустил меня. Я не могла справиться с рыданиями. – Тима! Тима, Тимочка! Всё, всё, я сейчас успокоюсь… Господи! 

Целую минуту я не могла успокоиться. Наконец, промакнула глаза платком, быстро шепнула:

– Пойдём, уже люди смотрят.

Некоторое время мы шли молча.

– Ты его до сих пор не забыла? – глухо спросил Вадим.

– Не забыла? – удивилась я. – Конечно, не забыла… Я вообще не понимаю, как можно забыть.

– А сколько лет прошло?

Всё тот же глухой голос.

– Восемь с половиной… Я тебе больше скажу. Если бы он сейчас стал передо мной – этого не будет, но если бы, – если бы стал и спросил: ты моя? Он наверняка изменился за эти восемь лет – узнала бы я его? Но я ответила бы: твоя, Тимочка. Как ты мог сомневаться? Я умею быть верной, Вадим!

Вадим промолчал. Я подняла на него глаза.

– Зачем вы мне это говорите? – спросил он холодно.

– Почему «вы»? – оробела я: мы ведь только что перешли на «ты».

– Так…

Мы вернулись домой молча.

– Чёрт побери, Вадим, надо объясниться! – воскликнула я в лифте. Он кивнул.

Мы, не сговариваясь, прошли на кухню.

– Глупо, глупо ревновать к мёртвым, Вадим! – приступила я первая к объяснению. – Глупо и нехорошо! Я это уже говорила… Они далеко, они ничего не требуют от нас, они в нашу жизнь никогда не вмешаются! Единственное, что мы можем для них сделать – это помнить. Забыть – это неблагодарность. Нельзя быть неблагодарной!

Снова мы замолчали. Вадим выдохнул, наконец, попытался состроить кисленькую улыбку.

– Сам понимаю, что глупо, не дурак. Это не ревность. Просто стало на секунду завидно. У меня… Лиза, у меня так много было баб! – неожиданно крикнул он в голос. – И хоть бы одна сука помнила после, хотя бы месяц!! Меня так никто не любил…

– Правда, много? – спросила я, чувствуя на языке горький вкус этого вопроса. – Ну, вы мужчина видный. А вы не рассказывали…

Он усмехнулся.

– Ревновать к мёртвым глупо, значит, а ухаживать за девушкой и говорить ей о бывших – не глупо?

– Да, – согласилась я.  – Но глупость лучше лжи, это точно. И мы, кажется, прошли пору ухаживаний. Как-то всё стремительно стало, после этой дурацкой шапки. Будто к границе подступили. Наверное, и был у вас такой план…

– План? – испугался он. – Какой ещё план?

– План поселить меня рядом, чтобы всё ускорить, чтобы всё развивалось предельно быстро. Не волнуйтесь! Я о том же самом думала… Вы теперь, кажется, не можете ко мне относиться спокойно. – Я криво улыбнулась. – После шапки…

– Да когда мог!! – вдруг зарычал Вадим дико, страшно, сжимая кулаки. – Когда мог!!

– Ну, значит, раньше у вас лучше получалось сдерживаться… И я теперь не могу. После… – я проглотила солёный ком в горле. – Да. Нам нужно решать. Вы мне тоже нравитесь, Вадим! И что там «нравитесь»? Нравитесь – слово дамочки с толстым кошельком. Это шуба может нравиться. Или шапка. Только не лисья! Я, как вы схватили меня за руки и сказали  т о, поверила на секунду…

– Только на секунду? – хмуро поинтересовался он.

– Точнее, в ту секунду. Вы его очень напомнили…

– Ясно. А я подумал – хотите знать что? Я подумал: если меня когда-нибудь так же будут любить, если хоть вполовину так, то за это руку отдать не жалко.

– Я умею любить, Вадим. Но я хочу доверять. Я умею быть верной, но хочу взамен того же, полностью. Вы понимаете, что я слишком гордая, чтобы мириться с тем, что я не одна? Я не стану вам закатывать сцен, я просто уйду тогда. Я рядом с вами живу месяц, а так вас ещё и не поняла. Скрытный вы. Внешне такой простой, душа нараспашку, но я ведь не дурочка.

– Да, я уж понял…

– Кто мне поручится, что я могу вам доверять?

– Чего вы хотите? Клясться мне, что ли?

– Не знаю… Нет, я клятвам не очень верю.

– То, что мне жизни за вас не жалко? – спросил он резко. – Это вас убедит?

– Наверное…

Вадим пружинисто прошёл к окну и раскрыл его. Морозный воздух, снег ворвался в кухню.

– Что вы делаете?! – закричала я не своим голосом. Седьмой ведь этаж!

– Не мешайте! – он сел на подоконник с ногами, спиной к стене. Жутко было глядеть на это. – Вот. Пожалуйста. Я могу сойти или сюда, или туда.

– С ума вы сошли?! Да вы… Знаете, что, Вадим Евгеньевич? Это шантаж! Зачем так со мной?

– С чего вы взяли, что шантаж?! Решайте, что хотите! Убили ведь вы одного, и ещё убьёте, вам несложно…

– Не смейте о них!

– Нет, смею! – крикнул он гневно. – Имею право! Я сам близок! Пять сантиметров – и я в их компании! Это не шантаж. Это моя жизнь, мой выбор. Никто вас не обвинит, не очкуйте! Хотите – дайте сюда бумагу, накалякаю, что, мол, никого не винить. И вы меня не имеете права винить! Ваш поп тоже сам выбирал! Его ведь вы не вините!

– Неужели я вам настолько важна? – выдавила я из себя, ёжась от озноба. – Самоубийство – грех, Вадим…

– Я не поп, а здоровый мужик. Кстати, о попах. Ваш священник, что, не знал, что самоубийство – грех?

– Да неужели вы думаете, что это было самоубийство?! – вскричала я с болью. Вадим пожал плечами.

– Без понятия… Для меня пойти в монастырь – это почти как самоубийство. Там хуже, чем в тюрьме – в курсе вы? Счастливый человек пойдёт по своей воле в тюрьму? Я про него  о д н у  штуку знаю. Скажи вы ему, что любите его, прямым текстом, он не ушёл бы, точно говорю вам. От таких, как вы, не уходят…

Бог мой, как он снова, второй раз за вечер, нащупал самую больную точку?

Размышляя позже, я пришла к тому, что Вадим был неправ. Я вспоминала слова отца Кассиана про Авраамову жертву, которой он принять не желает. Зная редкое благородство его, не могла я думать, что он откажется от своих слов! Вспоминала я и своё последнее предложение ему, на крыльце его дома, и его второй отказ, и широкое благословение крестным знамением. Нет, Вадим ошибся. Не вините меня! Хорошо осмыслять такие вещи в тепле, имея большой досуг, а не в кухне, где мороз сжимает тебя всю, где близкий тебе человек каждую секунду может выпасть из окна, где всё кричит тебе: давай, мерзавка, давай, убила одного – убей и другого, не стесняйся!

– Поклянитесь, что вы это сделаете, – попросила я.

– Клянусь, – немедленно ответил он. – Хотите проверить, не вру ли? Проверяйте.

– Нет, не буду… Вы сильный, Вадим, теперь вижу. Беда, что я не знаю до сих пор: вы сильный и плохой или сильный и хороший? Я не могу проверять. Но, Боже мой, скажите мне сами, пусть это глупо так спрашивать, скажите, Вадим: вы хороший? Вы любите меня по-настоящему? По-человечески? По-звериному мне мало! Вы это не для того делаете, чтобы меня заполучить, как одну из своих «баб»? Скажите! – взмолилась я. – Бог вас накажет, если вы меня обманете!

– Что сказать?

– Вы хороший?

– Да. Я хороший, Лиза.

– Спускайся сюда, хватит, – попросила я, садясь на стул.  – Твоя… Окно закрой! Холодно…

Вадим взял меня на руки и отнёс в свою спальню.

Я проснулась рано и, увидев его ещё спящего, рассмеялась.

– М? – проворчал он спросонья. – Что такое?

– Ах ты, жук! Всё ведь рассчитал! Теперь сможешь мне не платить.

Вадим сел на постели, хлопая глазами.

– Почему не платить? Ты что, не будешь теперь заниматься хозяйством? В связи с новыми обстоятельствами?

– Глупый! Конечно, буду.

– Тогда почему?

– Женам не платят потому что… Я хочу, чтобы мы поженились. Я не умею по-другому. Что ты молчишь?  – испугалась я. – Я ведь не принуждаю тебя.

– Но по-другому ты не останешься?

– Зачем? Нет, конечно.

Он расхохотался.

– Ладно, я тоже за. Всё! Охомутали мужика!