Опасные удовольствия

Серебристые жалюзи не впускали в комнату ночь. Кабинет, расположенный на девятом этаже высотного здания, был освещен мягким светом тяжелой люстры, и пронзительно-янтарные зайчики ныряли с потолка в хрустальные рюмки с коньяком, заставляя жидкость сиять и переливаться.

Коллекционный коньяк из запасов Вячеслава Матвеевича Куницына, президента компании «Ойл-экспорт интернешнл», оставался нетронутым. Роман Шухов, васнецовский богатырь с могучими плечами и окладистой каштановой бородой, сидел в невероятно напряженной и неудобной позе на самом краешке кресла и не сводил глаз с босса.

Вячеслав Матвеевич отодвинул рукой несколько планок жалюзи и посмотрел в окно. Ночной город плескался внизу разноцветными брызгами: пульсировали росчерки малиново-красных неоновых трубок, мелькали золотистые автомобильные огни.

- Не могу поверить, - сказал президент, - Глеб не способен на предательство.

Роман сокрушенно вздохнул, излучая потоки молчаливой скорби. Факты оставались фактами. Глеб Николаевич предал своего лучшего друга.

Вячеслав Матвеевич вернулся к столу и снова взялся за пачку злополучных факсов - длинные, усеянные микроскопическими цифрами рулоны бумаги, присылаемые из Германии, отражали движение денег по зарубежным счетам компании «Ойл-экспорт интернешнл». Безналичные доллары и марки, собственность президента Куницына, омывали банковские артерии полноводной рекой, но один маленький, тонкий, но стабильный ручеек уходил куда-то в сторону. Как только что доказал своему шефу Роман Шухов - в сторону не менее богатых и плодородных зарубежных владений Глеба Николаевича Батурского, близкого друга Вячеслава Матвеевича.

Молодой, кареглазый и краснощекий Роман шевельнулся в кресле, бросил вожделенный взгляд на коньяк, который он сейчас с удовольствием бы выпил, и удрученно покачал головой:

- Не мне судить, но, очевидно, игра по-крупному не предусматривает таких понятий, как «дружба» и «честность», Вячеслав Матвеевич. Я заподозрил неладное еще два месяца назад и, поверьте, даже боялся намекнуть вам об этом. Мысль, что ваш лучший друг и партнер нечистоплотен в делах, казалась мне кощунственной и нелепой. Я стал присматриваться и анализировать, результат меня ошарашил - вот так тихо и незаметно в крошечную, но очень остроумно устроенную щелочку из компании утекло около двух миллионов.

Вячеслав Матвеевич вздохнул. Ему легче было навсегда проститься с двумя миллионами долларов, чем с другом Батурским.

- Да, Роман, ты проделал каторжную работу, но знаешь... Я уверен, это немцы! Их жадность беспредельна. Или просто ошибка банковского компьютера. У тебя новый одеколон? Недурно.

- У вас исключительное обоняние, Вячеслав Матвеевич. Я всегда удивля...

- Но я уверен, это происки немцев, Рома, поверь мне!

Роман скептически усмехнулся. Упертый старикан! Крут, умен, решителен в делах, в океане бизнеса резвится как игривый дельфин, конструирует эйфелевы башни замысловатых сделок, в отношениях с партнерами - железобетон, замешанный на звериной интуиции и сократовском уме. И откуда ни возьмись - непонятная Роману сентиментальность! Ведь видно по глазам - знал об утечке информации и денег, знал, но не хотел себе в этом признаться. Цепляется за любимого Глеба, не желает верить в его виновность. Поник, осунулся, даже побледнел, едва взял в руки бумажную простыню, где скрупулезный и въедливый помощник ярко-розовым маркером отметил загадочные суммы, планомерно уплывающие со счетов «Ойл-экспорт интернешнл».

- Значит так, Роман. Завтра же ты летишь в Нюрн­берг. Сними копии с этих факсов, прижми немцев к стенке. Во всем разберись.

- Хорошо, Вячеслав Матвеевич. - Роман выбрался из своего кресла, замешкался. - Я допью коньяк? Исключительный букет, Вячеслав Матвеевич.

- Между прочим, подарок Глеба, - горько заметил Куницын. - Принес мне эту бутылку два года назад, мы с ним отмечали...

Президент компании не договорил, перевел взгляд с сочувствующего Романа куда-то ввысь и погрузился в размышления.

В дверях Шухов оглянулся. Серые глаза Вячеслава Матвеевича потемнели, шеф сейчас иллюстрировал собой прогноз погоды «грозовая облачность». Если и жи­ли в сердце президента ненужные сегодня рыцар­ские сентиментальность и благородство, то он готов был в любой момент вытравить их. Роман поежился и на до­лю секунды ощутил жалость к Глебу Батурскому.

***

Безоблачное сентябрьское небо было ярко-синим, солнце просвечивало сквозь золотые ветви деревьев и ощутимо припекало.

На одной из московских улиц, жестоко наехав на Правила дорожного движения толстыми рифлеными ко­лесами, стояли на тротуаре два автомобиля - ягодно-красный элегантный «мерседес»-кабриолет и открытый джип.

Два молодых человека, Иннокентий Ригилев и Егор Стручков, обласканные судьбой детишки богатых родителей, вяло реагировали на протесты прохожих и живо обсуждали интересный вопрос.

- Право, Егорка, будет забавно. Приходи. Двадцать лет, значительная дата, юбилей.

- Девицы будут, конечно? - брезгливо поморщился Егор. Женский пол его раздражал: красивый и обеспеченный Стручков постоянно становился предметом домогательств алчных девиц.

- Вообще-то я планирую мальчишник, но девочки тоже будут привлечены - в качестве десерта. Не волнуйся, никто к тебе приставать не будет. К сожалению, бассейн с подогревом еще не достроен, я хотел организовать шоу «Стриптиз на воде». А так придется ограничиться ипподромными скачками.

- Девятого октября?

- Да. Через две недели. Подъезжай к восьми вечера. Кстати, Стручок, я ставлю сто баксиков, что твоя краснобокая лоханка не сможет обогнать моего резвого бычка на спринтерской дистанции. Давай попробуем, отсюда вон до того перекрестка.

- Свихнулся? Мы же убьемся, Кеша.

- Фортуна и женщины любят смелых, Стручок, заводи!

Через минуту «бычок» Иннокентия злобно огрызнулся и скрипнул шинами, стартовав на второй передаче. Джип несся по узкой улице, преследуемый красным «мерседесом». Кеша подпрыгивал на сиденье и хохотал во все горло, азартно вцепившись в руль.

Старушка, опрометчиво ступившая на проезжую часть, превращённую в гоночную трассу, едва не пала жертвой соревнования. От ужаса она выронила из рук хозяйственную сумку, любовно реставрированную не менее пятисот раз, и вмиг ее авоська отлетела в сторону, плюхнулась на землю с асфальтово-стеклянным стуком и растеклась густой белоснежной сметаной.

- Елы-палы, - крепко выругался мужчина, свидетель происшествия, - что, бабуля, поела сметанки? А шаг вперед, и тебя бы по асфальту размазали, а не сумку.

- Какие гады, - сокрушенно заметила женщина в джинсах и футболке, поднимая растерзанную авоську. - Думают, им все позволено! Бабушка, наверное, на эту сметану полмесяца деньги копила!

Небольшая толпа едва сдерживала соболезнующие слезы. Несчастная старушка молча рассматривала сумку.

- О, снова едут! - возмутилась толпа. - Не наездились!

Тихо урча, задним ходом возвращался «мерседес». Из него выскочил побелевший Егор Стручков. Негодующая публика расступилась.

- Простите, ради Бога! - взмолился он, оглядывая бабулю и с облегчением понимая, что пострадали только сметана и миллион-другой нервных клеток. - Я ком­пенсирую вам. Вот, возьмите! - Егор протянул пожилой женщине сто тысяч.

Старушка заторможено опустила руку в авоську, вытащила крупный осколок банки, весь молочно-белый, и пистолет с накрученным глушителем, тоже измазанный сметаной. Народ окаменел в неясном предчувствии.

Двумя меткими глухими выстрелами бабуля хладно­кровно проделала дырки в правых колесах «мерседеса». Автомобиль тут же осел на один бок. Толпа незаметно растворилась в пространстве. Егор отступал, не сводя испуганных глаз с пистолета и зажав в моментально вспотевшем кулаке влажную купюру.

Бабушка-снайпер молча спрятала оружие и неторопливо скрылась в арке между домов.