Подмена-2. Оригинал

    Закатное государство. Мой новый старый мир, мой новый забытый дом.    Станет ли он местом, в котором однажды я обрету счастье? Или обернется вечной темницей без стен, золотой клеткой? Такой роскошной, такой чарующе прекрасной, такой крепкой, такой неизбежной.    Что делать мне – его пленнице, его недобровольной гостье?    Учиться жить в суровой и загадочной реальности? Пытаться найти друзей или хотя бы сочувствующих? Постараться понять жестокую красоту этого странного места? Разглядеть в глазах вселяющего ужас в окружающих Зверя надежду и… любовь?

Прежде чем подняться, я ощупала себя во всех местах, где мое тело было порвано и изломано. Ничего. Ни боли, ни шрамов. Все же это по-прежнему шокировало и приводило в ступор. Прикрыв глаза, вспомнила, как необыкновенно гармонично и уютно ощущалось исцеляющее воздействие зверя. Совсем не как ожог и насилие, исходившие от Грегордиана. Зверь отдавал тепло, объемное, дарящее чувство защищенности присутствие, освобождающее от беспредельного одиночества. С ним даже сам факт невозможности избегнуть хоть как-то пребывания здесь становился менее безысходным. С ним мне было легче. Во всех возможных смыслах.    У меня никогда не было домашних животных, и я их не хотела. Я не смотрела передачи про живую природу, разве что попадала на них случайно. Не ходила в зоопарки и цирк. В общем, животные были для меня реально существующими соседями по планете, но из тех, с кем практически не пересекаешься и понятия не имеешь о том, чем и как они живут. То есть ты знаешь, что они дышат, х

Сказать, что в первый момент я была в шоке – это ничего не сказать. Как только зверь Грегордиана исчез, унося с собой и всю мощную ауру, присущую обеим ипостасям в целом, мои ноги затряслись, как мягкое желе, и я просто осела на пол. В голове зазвенело, язык прилип и онемел, а горло пересохло так, что стало больно. Даже не знаю, с чем сравнить те ощущения. Как будто была в вакууме и легкие отчаянно силились заполучить воздух, а потом вдруг резко и сразу прямиком в них подали чистый кислород, расширяя их на грани разрыва.    – Боже-боже-боже, – пыталась бормотать я, но выходил невнятный сип.    Но, едва чуть попустило, вернулась способность соображать, причем здраво, и лучше бы она этого не делала. Потому что мне бы очень хотелось сказать, что я испытываю облегчение от того, с какой легкостью избежала преследования Грегордианом. Но это было бы враньем. Разочарования было ровно столько же, сколько и облегчения. И лгать себе в том,

Проклятая улыбка! Эдна же ею в одно мгновение заживо его вскрыла, без малейших усилий добравшись до веревок из чистого железа, плотно опутавших и держащих в целости его душу, и небрежным легким движением будто срезала множество из них. И от этого в его груди моментально стало тесно и больно, как когда-то давно, а ведь он запретил себе даже помнить о том моменте жизни, когда проявил себя как уязвимый, доверчивый слабак. Только полный идиот желал бы повторения столь унизительного опыта, а он, слава Богине, не такой! И все же в ту секунду, глядя на Эдну, деспот не мог думать ни о чем, кроме как продлить, сохранить, повторить это мягкое восхитительное сияние ее свободной, расслабленной улыбки. Словно вся ее кожа стала излучать теплый, ласкающий его жестко стянутое нутро свет, чьи микроскопические лучистые, золотистые капли задрожали на кончике каждой ее ресницы, на любом мельчайшем волоске на ее коже, срываясь и заполняя воздух между ними, врываясь в его

Захлопнув ногой дверь, Грегордиан прямиком направился в свою черную купальню. Поставив все еще всхлипывающую и вздрагивающую меня на пол у стены с «живым» душем, он быстро и аккуратно разорвал мое платье от ворота до подола и такими же выверенными движениями разделался с рукавами. Очевидно, чтобы не тянуть через изрезанные кисти. Отбросив превратившееся в кусок тряпки платье в сторону, он не менее бесцеремонно и деловито уничтожил и белье. Потом быстро, но несуетливо разделся сам. Лицо его при этом было абсолютно непроницаемо. Обхватил меня рукой пониже талии так, что его здоровенная ладонь накрыла мою задницу, и, приподняв на бедре, как иногда делают при переноске детей, он перешел со мной в чашу под душем. Едва полившаяся вода добралась до моих рук, я заскулила от резкой щиплющей боли. Сам же деспот дискомфорт от попадания воды на раны выдал только одним резким глубоким вдохом. Мы просто стояли под потоком, позволяя ему смывать всю кровь