СЕМНАДЦАТАЯ ГЛАВА. СВЕКРОВЬ и ПОДГОТОВКА К ВЕНЧАНИЮ

Искупавшись с помощью служанки, спустилась в столовую с аппетитом голодного волка, мечтая скорее позавтракать. Бабушка и две ее компаньонки уже были внизу. Осмотрев меня, графиня улыбнулась и сказала:

 — Ты меня вчера чрезвычайно перепугала!

 Набрав на тарелку бекона и сыра на целый отряд кавалерии, я уселась рядом с бабушкой, "воюющей" с крошечной тарелочкой овсяной каши.

 — Представляю, — виновато улыбнулась я, намереваясь не эстетично откусить большой кусок сандвича. Бабушка, взглянув на размеры моего завтрака, вежливо отвела глаза.

 — Я уже жалею, что позволила графу подтвердить помолвку... — Вздохнула она, отложив на блюдце тоненькую серебряную ложку с изящной гравировкой на конце.

Миссис Мери Торп оглохшая компаньонка, вернувшаяся вчера из театра быстрее нас, быстро налила ей в чашку горячего кофе. Бабушка кивнула ей, благодаря за заботу и, приподняв чашку с блюдцем, принялась элегантно пить маленькими глоточками.

Миссис Топ налила кофе и мне. Я только кивнула с полным ртом.

Прожевав, наконец-то, ответила:

 — Бабушка, ну что ты?! Граф вчера доказал, что мы с тобой были абсолютно правы, согласившись на этот брак...

 — Бесспорно, он ведь бывший солдат. Но я мечтала, что ты останешься со мной как можно дольше... — Она вытерла предательски намокшие глаза и тихо прибавила. — Прости мой эгоизм, столь низко думать только о себе...

 — Ну, что ты... Я тоже хочу, чтобы ты жила со мной... после свадьбы мы что-нибудь придумаем!

 Мысль о том, что получив раритет, навсегда ее покину, "пробила" меня насквозь, вызвав реальную боль, как от раны. Я отставила свой завтрак. Литературное выражение "кусок в горло не лез" — приняло буквальное значение и мгновенно обросло плотью...

Кое-как глотнув кофе и извинившись, я вышла из-за стола, и направилась к себе...

 Крест будет здесь уже через пять месяцев. Я вернусь на станцию. И все...

 Я села перед камином в своей комнате, подтянула к себе припасенное блюдце с конфетами и принялась за малоизвестное сочинение 1797 года о египетских обелисках археолога Георга ЦОЕГА (1755 —1809).

Пробираясь сквозь "джунгли" из оборотов научного языка того времени, я полностью погрузилась в изучение Египта глазами очевидца, с его описаниями потрясающими воображение.

Мне хотелось прочесть как можно больше книг этой эпохи о Египте. Следующая книга Томаса Юнга, которую я себе наметила прочесть, лежала на небольшом столике с Ямайки. Это творение древнего столяра было явно из разряда "от дедов внукам", наследство от основателя рода Джерома Торнхилла, как и марлот Августы Торнхилл, его жены — распашное от шеи платье, не имевшее талии. Бабушка, решив поднять мое настроение, как-то мне показала его, вынув из сундука, завернутое в тонкую бумагу для сохранности.

 Напольные часы рядом с древним столиком пробили одиннадцать.

 Нарушая все правила поведения в мою комнату, даже не постучав, влетела запыхавшаяся Бетти, у которой от быстрого бега по лестнице с плеч слетели бретели белого фартука с широкими крылышками.

 — Мисс, Джил! Там письмо вашей бабушке от графа! Она вас ждет внизу в библиотеке...

 Тут же отложив конфеты и книгу на маленький столик, я стремительно спустилась вслед за Бетти, торопливо перешагивая через две ступени. Мне было страшно, вдруг граф вызвал кузена на дуэль? Хотя в письме он такое не напишет... да и в беседе не упомянет, порядки XIX века не позволят. Для леди — дуэлей не существует!

 Когда я спустилась к бабушке в библиотеку, то прямо на входе в нее Рольф церемонно вручил мне голубой конверт. Оказывается, письмо получила не только бабушка.

 Я не стала мучить ближних ожиданием и, шагнув в уютное помещение с книгами, мгновенно распаковала послание жениха.

 В нем Артур извинялся, что не может лично осведомиться о моем состоянии, так как занят получением спец лицензии на брак и подготовкой к свадьбе, но к пяти часам вечера к нам пожалует его матушка, чтобы условиться обо всем и познакомиться с будущей невесткой.

Он так же просил прощение за нарушение этикета по поводу моего представления его родным, но в сложившейся ситуации после выходки Гаррета в театре время не ждет, так как Лондон гудит как растревоженный улей. Все остальное сообщит его матушка во время сегодняшнего визита.

 И все. Примерно такое же письмо получила и бабушка.

 — Джил, не расстраивайся, мужчины всегда немногословны... — Она сразу уловила причину моей печали.

Оторвавшись от письма, я мягко посмотрела на бабушку, а может ей сказать о своих страхах?

 — Понимаешь... Я опасаюсь, что граф вызовет кузена на дуэль... В письме он ведь не признается о подобном намерении... — опустив глаза на бумагу, уже тише продолжила, — но все же я полагала по настроению письма хоть на каплю уразуметь его намерения.

 Найдя глазами узкий диван темно-бордового цвета, я устало направилась к нему. Бабушка наоборот встала из-за стола, за которым она ежедневно занималась деловой перепиской и вела многочисленные хозяйственные книги, предоставляемые управляющими ее имений на проверку.

 Она подошла ко мне и бесшумно присела рядом. Немного помолчав, бабушка пояснила:

 — Милая, не переживай. Лорд Инсбрук никогда не вызовет своего брата... — тут в дверях вновь появилась Летти с кофе, аромат которого соблазнительно расплылся по библиотеке. Бабушка вежливо попросила служанку поставить поднос на кофейный столик, стоявший напротив дивана.

 Я вся в нетерпении ждала прерванных объяснений, раздраженно поглядывая на чашечки с дымящимся напитком. Видя мое волнение, бабушка жестом отпустила Летти и протянула мне хрупкую емкость с ароматным кофеем. "Кофей — как интересно его здесь называют", — подумала я, с благодарностью принимая чашку.

Бабушка начала неспешно говорить.

 — Да... Его кузен — единственный сын тети, родной сестры вдовствующей графини Инсбрук.

 — Он так любит свою тетю? — с сомнением спросила я, хотя мне после ее объяснений стало легче, — или так любит кузена?!

 Впрочем, в его любви к кузену я лично крайне сомневаюсь. Если бы Гаррет попал в его разгневанные руки в тот вечер, о любви бы там речи не шло!

 — Там личная драма... Отец сестер — графини Инсбрук и миссис Дрейк — барон Уайетт, азартный игрок и ветреный мужчина. Он долго обрекал свою семью на положение бедных родственников, живущих на подаяние недовольных родных. Наконец, когда ему уже серьезно грозила долговая тюрьма, он продал свою старшую дочь престарелому изуверу за тридцать тысяч фунтов, — бабушка, осуждая, покачала головой.

 — В те времена это было более чем щедрое предложение. Этого большого состояния с лихвой хватило бы, чтобы прилично выдать замуж шесть невест, — пригубив кофе, она так и замерла, засмотревшись в прошлое...

 Я не смела ее тревожить, терпеливо ожидая дальнейших пояснений. Бабушка, заметив муку на моем лице, спохватившись, продолжила:

 — Таким образом, разорившийся барон Уайетт поправил свои расшатавшиеся дела и даже выдал замуж свою младшую дочь за графа Инсбрука... Обе леди вышли замуж неудачно, в их ситуации это было, как говорят в народе: "шило на мыло". Покойный граф Инсбрук, мот и кутила, быстро спустил за зелеными суконными столами приданое жены и жил от выигрыша к выигрышу.

Пригубив кофе, бабушка продолжила:

 — Престарелый негодяй, мистер Дрейк, третий сын маркиза, получивший в жены молодую девушку... постоянно бил ее, даже когда она ждала его ребенка. А с появлением наследника, как с цепи сорвался... — бабушка, вероятно, колебалась говорить мне ужасные подробности или нет. — В конце концов, он сделал сестру графини калекой, сломав ей тростью ногу и долго не давая срастись... — голос бабушки упал, я же с ужасом представила, "как" он не давал ноге срастись. — Но тогда к счастью вмешалась графиня и мистера Дрейка признали невменяемым.

Бабушка помолчала, вспоминая.

 — Это было сложно — умом Дрейк не ослаб и за такое изуверство не осудишь по закону — это был позор именно для сестры. И у той и другой к тому времени родилось по сыну. В свете даже шутили, что щедрый дед, лорд Уайетт, не обидел ни одного внука, щедро наделив Гаррета страстью к игре, а Артура к распутству.

 Я печально вздохнула и вернула на поднос недопитую чашечку. Наверно, такого повесу как Артур только могила исправит. Потом вспомнила, что он это просто рабочий проект и с облегчением выдохнула. Меня сегодня что-то бросает из крайности в крайность!

Бабушка чинно допила свой кофе и, поставив чашку рядом с моей, позвонила Летти, чтобы та забрала поднос. Закончив с этим, повернулась ко мне и продолжила рассказ:

 — Но это не конец трагедии. Дрейк прожил намного дольше графа Инсбрука и успел досадить, если не отомстить, все членам семьи барона Уайетта. А Гаррету просто не повезло — внешне он вылитый отец.

 Во мне были слишком живы все вчерашние переживания, поэтому дотронувшись пальцами до ободранной кожи на груди, я не удержалась и желчно прокомментировала:

 — И во всем остальным тоже... вылитый отец!

 Бабушка, поглядывая на дверь в ожидании служанки, будто не заметив моей реплики, продолжала:

 — С тех пор матушка Артура, леди Инсбрук, ставшая не по годам серьезной и ответственной, взяла миссис Дрейк под свое крылышко. А на Гаррета, — бабушка на миг замолчала, — она, а затем и Артур, перенесли негативное отношение к его отцу, мистеру Дрейком. Сначала он пытался всем доказать, что он это не отец, но, не добившись понимания, Гаррет стал всевозможными способами поддерживать репутацию негодяя.

 Мне не очень верилось, что Дрейк-младший столь невинный, как думает бабушка. И только я хотела заметить это вслух, пусть бы это и упрямо прозвучало, как бабушка перевела разговор на другое.

 — Джил, до появления важной гостьи у нас пять часов, давай пойдем в музей? Ты хотела посмотреть на то, что они приобрели пару лет назад. Говорят это части легендарных греческих храмов...

 — Несомненно, пойдем! Я думала, что меня ждет сегодня тяжелый день, но ты смогла прервать цепочку неприятностей! — Легко подскочив к бабушке и поцеловав ее в щеку, я понеслась переодеваться. Я знала, что Британский музей в 1816 году закупил на 36 тысяч фунтов редкие детали афинского портика у браконьера от науки. А теперь я увижу его вживую. Вживую!

Позади мягко рассмеялась бабушка...

Трясущимися руками я больше мешала Бетти, помогая надевать на себя корсет и платье. Через полчаса мы были в карете.

 ***

 В пять часов вечера к нам пожаловала леди Инсбрук. Она вежливо кивнула дворецкому Рольфу и, передав ему скромную однотонную накидку из корнуэльской шерсти с мехом, пошла в гостиную.

Высокая, чуть пониже меня ростом, в строгом темно-сиреневом платье графиня мягко поклонилась графине, повернулась ко мне и представилась:

 — Меня зовут леди Изабелла Инсбрук.

Склонив голову, я сделала реверанс, как меня учила бабушка в пух и прах раскритиковавшая мои манеры... Матушка Артура, коротко склонив голову в ответ, продолжила:

 — Мой сын слишком поздно поставил меня в известность по поводу своих планов. Поэтому нам предстоит как можно быстрее подготовить вас к свадьбе.

 — Да, я уже послала за мадам Вернон, — мягко вмешалась бабушка, предлагая гостье сесть. — Думаю, она решит все проблемы с нарядом невесты.

 Сделав знак миссис Линдон и Летти накрывать стол, я присоединилась к дамам.

 Прилежно слушая беседу, с ужасом представляла себе, что меня ждет в эти два дня до свадьбы... и, скрывая любопытство, исподтишка рассматривала будущую родственницу... как и она меня!

 Правда, бабушке и леди Инсбрук придется куда сложнее — огромное празднество будет полностью на них...

 Как бы то ни было, мы встречались сейчас, чтобы поговорить об этом и распределить обязанности. Вся беседа могла послужить образцом безупречной вежливости, но между нами с бабушкой и матерью Артура не было и тени близости. Хотя раньше леди Инсбрук с бабушкой очень дружила, даже пару раз гостила у нее в имении.

По правде говоря, я мало прислушивалась, о чем ведут речь достойные леди, больше всматриваясь в графиню. Мне хотелось понять какая она, хоть бы и совсем поверхностно.

Она же, спрятавшись за этикетом, не внушала ни любви, ни ненависти, но то же самое можно смело утверждать о половине моих светских знакомых в этом веке.

 Тут разговор зашел о храме, где будет проходить венчание. Я выбрала Темпл-Черч — старинную лондонскую церковь, одну из сохранившихся до XIX века в Англии средневековых храмов круглой формы. Сооружена та была в 1185 году, до отпадения католиков от православной Византии. Такая постройка редкость даже для девятнадцатого века...

 Обговорив детали, будущая родственница, чинно попрощавшись, ушла, никак не проявив своего отношения к новому члену ее семьи.

Хорошо, что мое положение позволяло относиться к происходящему как бы со стороны: наблюдая и делая выводы...

 — Неприятно... — медленно протянула бабушка, качая головой. — Но ты не расстраивайся. Она не такая холодная, какой себя пытается показать.

 — Единственное, что я поняла, беседуя с графиней, что она серьезный и обстоятельный человек.

 Бабушка кивнула:

 — Она тебе понравится позже, когда ты узнаешь ее получше...

Теперь кивнула я.

 Весь уютный вечер под аккомпанемент дождя весело бьющего в стекло и потрескивающих дров в камине мы провели вдвоем в библиотеке. Я читала вслух сегодняшнюю газету, а бабушка едко, но метко комментировала прочитанное.