Виктор отвёз нас домой. Сначала, когда мы с мамой сели на заднее сидение, мы ехали молча. И хоть я была против присутствия ментовской мрази, в данном случае, сделала исключение. Я не разговаривала с ублюдком, даже не смотрела в его сторону, словно он умер, и его вообще больше не существовало в нашем мире. Так я ему и сказала, когда мы вышли из подъезда общежития. На что хмырь, хохотнув, весело мне подмигнул.
Уебок!
Надеюсь, тебя когда-нибудь пристрелят на одном из твоих грёбанных расследований.
Мне так не терпелось плюнуть ему в лоб, рассмеявшись:
«И сколько тебе заплатили? За поимку пятерых преступников, хЕрой? Жирная ты морда!»
Думаю, достаточно заплатили. Раз он, уже спустя неделю после закрытия дела, купил себе машинку подороже, выше классом. И катал теперь свой зад, как истинный, зажравшийся мусор.
Про кретина даже сняли репортаж в новостях, показав кадры с места преступлений и… кадры из зала суда.
Я не смогла
Спустя три дня.Прохладный ветер врывался в приоткрытую форточку, потоком воздуха заставляя старые, прогнившие рамы скрипеть, биться об оконные косяки. Неприятный звук действовал на нервы. Но, кажется, после того, как я потеряла свой единственный смысл жизни, от нервов остался лишь пепел.Теперь я не жила. А просто существовала. Как растение. Которое днями напролёт смотрело в одну точку. Ничего не ела, ни о чем не думала. Быстро превращалась в живую мумию, в бледный, высушенный болью труп.Ту страшную ночь... я помнила обрывками. В спешке, меня доставили в отделение неотложной помощи, при гинекологии.Я помню, как тряслась мать, как хваталась за сердце, глядя на мои окровавленные пижамные штаны, но я ничего не соображала. Провалилась в какую-то невесомость, будто находилась под водой. Голоса врачей звучали утробно, словно эхо, а медперсонал, в панике, суетился.Дураку было бы ясно, что это всё. Конец. Ребёнка не спасти.Сделав
Я не выходила из дома три недели. Лежала и рыдала в подушку. До тех пор, пока не сошла с ума. Давид мерещился мне везде. В моей комнате. Во сне. На улице, во дворе, когда я вечером выглядывала в окно, чтобы подышать свежим воздухом.Я даже слышала рокочущий рев двигателя “Харлея” и, охваченная больной паникой падала с кровати, неслась к окну, с надеждой увидеть чудо… Но чудеса бывают лишь в наивных сказочках. Давид мертв. И я даже не знаю, где находится его могила. А треск мотоцикла, не иначе как, больная парноиа.Иногда я открывала наши фотографии. Пролистывала в телефоне картинки, захлебываясь в слезах. Даже на рабочем столе до сих пор стояло совместное фото. Счастливые… Улыбаемся. Целуем друг друга, как голодные подростки в свой первый раз. Глаза горят от счастья, а от улыбки немеет челюсть. Взгляд ниже — и там, на груди любимого, я вижу татуировку с моим лицом.Пока однажды, я не приняла единственное верное решение — нав
Мы расписались тихо и скромно. В кругу семьи.Волновалась ли я в день нашей свадьбы?Однозначно.Просто потому, что не знала, во что ввязалась.Первое время Александр был со мной нежен и обходителен. Но спустя пару месяцев всё изменилось. Есть ли сердце у стального солдата? Вряд ли.Однако, с ним я чувствовала себя не одинокой. В каком-то бронированном коконе, под защитой. Он был сильным, властным, грозным и, конечно же, требовательным. Но Александр никогда не применял грубую мужскую силу, никогда не оскорблял. Разве что… Во время годовщины гибели его друзей в Ираке. Мужчина превращался в лютого Дьявола. Напивался до потери разума, вместе с товарищами по оружию, в баре, и, забываясь, бил морды шайкам гопников, которые ночью бродили по городу.Под утро муж возвращался домой. Пьяный, в ссадинах, в порванной одежде. И, срывая остатки гнева, брал меня в постели. Жёстко, властно, без капли чувств. Тем самым, снимая стресс.На следую
В кабинете гинеколога назревала настоящая битва. От криков супруга у меня разболелась голова, а на ресницах скопились слезы… Не вымолвив и слова, я просто встала с кресла и выскочила за дверь. Они настолько были поглощены выяснением отношений, что даже и не заметили моего побега.В коридоре было людно. И очень, очень душно. Глядя на трясущиеся руки, я направилась к распахнутому настежь окну, чтобы усмирить асфиксию.Пальцы начали дрожать ровно тогда, когда я переступила порог клиники.Так моё тело реагировало на боль из кошмарного прошлого.Подошла к окну, зажмурилась, ноздрями втянув прохладный, осенний воздух.Захотелось обкуриться в хлам. Выпить. И уснуть.Крепко-крепко. Чтобы больше никогда не проснуться…— Простите, Соня?Распахнула глаза, почувствовав, осторожное прикосновение в области плеча.А когда обернулась, увидела незнакомую седовласую женщину, низенького роста, в белом халате.&md
У меня даже не осталось слёз, чтобы оплакать Карину.Нет больше сил ни на что!Столько всего разом свалилось… Что впору просто взять, уснуть… и больше никогда не проснуться.Ответственность за похороны взяла на себя ее тётка. Тело подруги отвезли в другой город. Как оказалось, на том самом кладбище были похоронены родственники девушки.Боже!Как же так? Почему?За что мне все эти пытки??И где найти силы, чтобы выдержать бесконечную боль?Говорят, время лечит. Но главное, не сдохнуть от этого лечения.Не знаю, как я вообще до сих пор держалась и не бросилась с моста.Безнадёга. Сплошная чёрная полоса.Самые близкие, самые родные… оказались самыми заклятыми предателями.Мама! Как ты могла?? Так подло. Тайком!Это жестоко. Это мерзко!Что душа рвётся в клочья! И болит, болит, болииит!Как будто режут без анестезии, кромсают ржавыми ножницами!В самую спи
С трудом открыла глаза… Жалобно застонала, хватая губами спертый воздух, пахнущий старой древесиной. Что происходит? Где я?Кругом темнота и звенящая в висках тишина.После обморока зрение ещё недостаточно восстановилось. Зато разум начал постепенно возвращаться в строй, а в голове, яркой вспышкой, мелькнули будоражащие до истошного крика картинки, как я выбегаю из подъезда и... животом врезаюсь в чёрный, тонированный внедорожник, из которого вылетают два крупных бугая в кепках, скрывающих лицо, и одним лёгким рывком, отвесив сильную пощечину, заталкивают мое обмякшее тело в салон треклятого автомобиля.Я даже крикнуть не успела. Тем более, что-либо понять.Приложили платок к лицу и всё… такое ощущение, что смерть забрала меня.Однако, я снова дышу. Снова реагирую на звуки, чувствую невыносимую жажду и головную боль. Конечности одеревенели, а тело практически утратило тактильную чувствительность, наполнившись ватой.Спустя мину
[Давид]Блеклые солнечные лучи скользили по грязным ржавым прутьям заколоченного наглухо маленького окошка, которое находилось практически под самым потолком в затхлой, обшарпанной комнатушке, размером три на три метра в которую еле-еле вместилась убогая, покрытая ржавчиной и клопами кровать. Нет, это была не комната… Это, загаженное грязью и вязкой слизью помещение, впору было бы назвать клеткой. А меня… меня зверем.Диким, вышедшим из ума, озлобленным, готовым рвать и разрывать на куски первое встречное на своём пути живое существо!Три с половиной года… Нет! Даже больше!Практически четыре. Четыре года кромешного Ада! На земле. Среди людей.Нет. Не людей. А бездушных мразей!Думаете я это о заключённых?Не совсем.А о надзирателях.Которые каждый день не упускали шанса полюбоваться тем, как я, ничтожный кусок дерьма, мучаюсь. Когда они, впятером! Избивают меня дубинами, глушат в шею
[Давид]Отсидев практически четыре года, я думал, что сгнию тут как крыса, раздавленная в мышеловке. Однако… Кое-что изменилось.Этим утром, надзиратели явились раньше обычного.Я уже не дергался по привычке, услышав лязг двери, как забитая псина, выдрессированная реагировать на щелчок, по методу академика Павлова, демонстрируя реакцию на условный рефлекс, а тупо смирился, с тем, что пидорасы будут лупить меня ногами и тушить свои вонючие бычки о мою спину.Но впервые за четыре года заточения, привычный режим пыток был нарушен.Я весь подобрался, услышав топот тяжёлых сапог, который набатом отдавался в висках, вместе с которым последовал черствый приказ и ленивый пинок в бочину:— На выход, тварь. Радуйся. Ты свободен.Вот падла!В ответ даже не рыпнулся. Застыл, будто мертвый.На меня ваша гниль не действует. Пинками не покорился, словами, тем более.Хотя, признаюсь, в груди что-то ёкну